Глава района Леонид Макронин был человеком ответственным. Практически по всем показателям его район был в числе лучших.
Вначале, когда такая ответственность вдруг стала ежедневной его реальностью, он даже расцвел. Кого-то спорт делает лучше, а Леонида, казалось, ответственная должность сделала более статным, деловым и презентабельным. Он был молод и перспективен.
Район одним из первых получил дотации на, так называемую, программу реновации. Развитие всей необходимой инфраструктуры района и благоустройство территорий. Расселение старого и строительство нового жилья стало головной болью и основным делом Леонида в последние годы.
Колоссальная ответственность гнала и высасывала энергию. Леониду казалось, что он тот самый снежный ком, который несётся с горы, налепляя на себя всё бо́льшую тяжесть, но не имеет возможности остановиться.
Но была цель — разрушить и перестроить, освоить и отчитаться об освоенном.
Он летел так, что не заметил, как ушли родители, как практически выросли дети. На похороны матери он всего лишь заехал-забежал. И полетел опять по более нужным делам. Всё было как-то между делом, между очередными проектами и отчётами.
Потом пошатнулось здоровье — попал в больницу. Сердце зашалило. Но и там, в больнице, он звонил, решал, подписывал бумаги.
Этот забег невозможно было остановить.
Ему казалось, что он совершает великое доброе дело для всех поколений. Он переворачивает горы своей энергией, воздвигает и разрушает целые селения в очень короткие сроки.
Он всегда спешил, не мог опоздать, кого-то не застать, что-то пропустить, чего-то не сделать. Но какие-то сомнения о правильности такой вот его жизни все равно угнетали.
Жена тоже работала в администрации на ответственной должности. Уходила в работу с головой, и часто дома им было уже не до откровенностей. Упасть бы…
И вот в пылу очередной горячки и государственно-важных дел, ему докладывают о том, что в прессе появилась статья. Корреспондент ругает власть за бездушие: в одном из старых домов, предназначенных к сносу, живёт старушка, ветеран войны, которую почему-то не расселили, не предоставили нового жилья. Уже и техника лома съехалась, а там — такой сюрприз. И уезжать ей некуда, и уезжать она не хочет.
Юристы администрации, которые моментально начали разбираться, хватались за голову. Старушка, которая прожила здесь много лет, по сути была бомжом. Там всё сложно, но если упростить схему: эту свою квартирку она давно подарила жене внука, те получили новое жилье по программе переселения, успели развестись, продать и уехать в неведомые страны. И это ещё самый простой расклад, но там ещё масса юридических сложностей, перепродаж и прочего.
В общем, бабушка не имела права на новое жилье, но идти ей было некуда.
А журналисты зорко следили за тем, где, в результате, окажется ветеран войны, благодаря «бездушию властей».
Решение вопроса требовало времени, а сейчас старушку решили перевести во временное жильё. Но она сопротивлялась, понимая, что сейчас является центром внимания, никак не соглашалась на переезд. Такая продвинутая и упрямая старушка.
Глава района, дабы успокоить журналистов и начавшиеся вокруг этой истории пересуды, поехал уговаривать старушку лично.
Старый ветхий дом с деревянными лестничными маршами и коридорной системой, будто в казармах, действительно был в плачевном состоянии. Мрачные темные плесневелые стены удручали.
И Леонид удивился контрасту, который открылся для него в уютной светлой комнатке. Если бы не слегка помятая кровать, и не камеры приглашенных по такому случаю телевизионщиков, эту комнату можно было бы считать музеем.
Старинная мебель, витиеватые ножки стульев, необычайное своей потёртостью кресло, вязаные салфетки и старые призывающие книги.
— Здравствуйте, Таисья Ивановна! Я Леонид Геннадьевич — глава района. Мы готовы вам улучшить условия, чтобы было тепло и уютно, у нас есть маневренный жилой фонд на улице Ермолино. Там центральное отопление, природный газ, домофон, однокомнатная квартира на первом этаже. Это жильё временное, до момента вашего переселения в новое жильё в 2023 году. Давайте съездим его посмотреть?
Леонид произнес заготовленную речь.
Старушка, одетая по такому случаю в лучшую свою кофточку, сидела на стуле и смотрела на него пристально и некоторое время молчала.
— А ты не Галин ли сын будешь? Одно лицо прямо.
— Да маму мою Галина звали. А Вы откуда ее знаете? — Леонид устало сел на стул рядом. Если бы не окружающие его камеры, он, возможно, закруглил бы разговор быстрее. Столько дел сегодня!
— А мы в школе рабочей молодёжи учились вместе. Как она, жива?
Да, мать Леонида действительно училась в этой школе.
— Нет. Уже умерла.
— Давно ли?
Леонид вообще не помнил как давно умерла мать. Отвечать было надо правильно, идёт съёмка. Он подумал, прикинул те дела, которые совпали со смертью матери и, наконец, ответил примерно:
— Три года назад.
— Царствие небесное Гале — маме твоей. А ведь у меня фотографии сохранились её. Мы же подружками были. Только поискать надо. Ты вечером приходи, я отыщу обязательно. Фамилия-то как ей?
— Кузнецова в девичестве.
— Она, значит.
— А что насчёт переселения-то? Жильё поедем смотреть?
— А чего его смотреть-то. Надо — значит надо! Давайте переезжать. Я этим горлопанам не верю, — старушка неопределенно махнула в окно, — А тебе я верю — ты ж сын Галин, не обманешь.
Вопрос был решен. Помощники вздохнули спокойно и уже вовсю начали подготовку к «переносу» старушки во временное жильё. На вечер у Леонида были намечены совещания и очень важная встреча.
Ехать смотреть старые фото он не собирался. Всё шло по намеченному ранее плану.
Но что-то с Леонидом произошло: то ли из далёких глубин памяти детства пришли картины старой комнаты и мешали сосредоточиться, то ли это просто навалилась усталость, но он постоянно отвлекался. Вот уже его окликают на совещании, вот он потерянно ищет и не находит нужные слова для выступления.
В общем, Леонид распустил совещание, забрал ключи у своего водителя и направился к Таисье Ивановне.
Он медленно, как-будто во сне, разглядывая углы, прошел по темному коридору и постучал в дверь.
Она ждала. Комната изменилась. Некоторые вещи уже увезли. На столе большой кучей лежали толстые старые фотоальбомы. Леонид сел и сразу утонул в теплом старом кресле.
— Чайку попьем? — спросила Таисья Ивановна, и Леонид не отказался. Ему казалось, что он вернулся в дом к бабушке, в дом своего детства.
— Ох, не нравишься ты мне, Лёня. Отдыхать тебе надо и на мир хоть чуток оглядываться.
— Некогда оглядываться, дел у меня много, — Леонид глотнул чаю.
— Так ведь не ты делами уже владеешь, а они тобой. Стал рабом дел плотских. Об истинах великих и вечных тебе подумать некогда. Жизнь мимо тебя бежит. Жалко мне тебя! Бедный.
И сказала она это до того от сердца, как-будто и правда давно его жалела.
И вдруг почему-то Леониду тоже стало жалко себя. Он, как маленький мальчик, вдруг захотел свернуться в комок и поплакать. Но не заплакал, а закрыл глаза, и, продолжая слушать философию старушки, утонул в спокойном, каком-то детском, сне. Ему приснилось, что он засыпает в смежной с кухней комнате его детства. А на кухне громыхают кастрюли, а мама, папа и бабуля ведут неспешные беседы. Потом бабушка подходит и нежно гладит его по голове. Так нежно! Так нежно! И такому самоуверенному и расчётливому держащему в железном кулаке весь район Леониду, как котёнку, вдруг захотелось прижаться к этой руке ещё ближе, чтоб уловить это тепло, этот ускользающий миг детства.
В этот момент он проснулся. Таисья Ивановна гладила его по голове.
— Поспал бы ещё, сынок. Али дома волноваться будут?
— Будут. Надо ехать. Давайте фотографии посмотрим.
Таисья Ивановна медленно листала альбом и рассказывала историю своей семьи. С пожелтевших фотографий смотрели незнакомые лица, но Леониду было очень хорошо.
— А вот и мама твоя — Галиночка, — Таисья Ивановна показала на симпатичную улыбающуюся девушку с косой вокруг головы и в шелковом развивающемся платье.
— А это я, — показывала старушка, — Вот тоже Галя, узнаёшь? Это мы на танцы пришли, а там Жора-фотограф.
Это была чужая девушка. Не мать Леонида.
Он было признался, но потом подумал: зачем? Не дай Бог закапризничает Таисья опять с переездом. Поверила же, как сыну Галины. Пусть так и останется с этой мыслью. Вчера он именно так бы и поступил. Но уже сегодня что-то мешало. Нельзя сейчас обманывать и юлить.
— Это не моя мама, Таисья Ивановна. Точно не моя. Другая Галина Кузнецова.
Леонид ждал вопросительный взгляд, но его не последовало.
— Да я знаю. Она вроде и не Кузнецова, фамилию я запамятовала. Вчера ещё поняла, что ошиблась я. А ты честный парень, хороший. Только гони из себя этого дьявола круговращения, береги себя и близких, и добро мимо не проходи, замечай.
Эта встреча изменила Леонида, все пошло в его жизни размеренней. Появилась такая внутренняя уверенность, как-будто вырос стержень внутри. Тот, на котором всё и держится. И призма районных дел проходила через него. За него, за этот стержень, зацепилось и начинающее болеть сердце и как-будто успокоилось.
А Таисья Ивановна поехала к нему на госдачу, а не во временное жильё. И большому человеку нужно, чтоб кто-то вовремя по голове погладил.
Так нужно!
