Однажды мою жизнь пытались ucкaлeчuть. Или это было не однажды? Почему-то запомнился тот случай, хотя их, наверное, было немало. Просто раньше я не придавала этому значения…
В тот осенний день я летела домой, окрыленная своей радостью, я даже немного покружилась в парке среди желтого листопада. Это было так красиво, что какой-то парень, застыв на месте с открытым ртом, вдруг шагнул ко мне и протянул оранжевый кленовый листик. Я засмеялась, показала ему язык и вприпрыжку побежала дальше, мне не терпелось поделиться своей потрясающей новостью с самым дорогим человеком. Прямо с порога я бросилась к маме, обняла ее и, уткнувшись в ее плечо, шепнула:
— У меня будет малыш, представляешь, ты скоро станешь бабушкой…!
Мне так хотелось увидеть в маминых глазах восхищение, я уже приготовилась принять поздравление и не могла дождаться минутки, чтобы сесть с ней рядышком, обсудить мою новость…
Холодные глаза, удивленно приподнятая бровь и недоверчивая усмешка – вот на что натолкнулся мой взгляд. А слова… Я до сих пор помню этот стальной голос, взывающий к благоразумию:
— Тебе еще рано заводить детей, вот закончишь институт, тогда… Да и с мужем твоим о ребенке думать глупо, он сам, как дитя малое!
Мама меня убеждала долго и упорно, находила новые доводы и в конце концов ударила по столу кулаком:
— Я сказала – нет! Завтра же идем к врачу! А если ты не избавишься от него, я отказываюсь вам помогать. Живите сами, но на меня не рассчитывайте. Я все сказала! – громко хлопнула дверь, и я осталась одна.
В первую минуту был страх, он затмил и боль, и обиду. Ведь мы с Митей студенты и прожить на две стипендии немыслимо. Правда, у мужа в деревне есть мать–старушка, но много ли она может дать? Кусок сала? мешок картошки?… Просить о большем у нее мы не могли. У моих же родителей и связи, и деньги, за их счет мы с Митей живем после свадьбы.
Я сидела в кресле, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, и скулила, как побитый щенок. Выхода не было… Но, Боже, как я привязалась к моему нерожденному малышу, как любила его!
— Мамочка, что же ты делаешь со мной… — шептали губы, а рука нежно гладила плоский живот, пытаясь защитить свое дитя.
Снова хлопнула дверь, на пороге стояла мама – совершенно спокойная, словно ничего не произошло.
— Дмитрий знает? – она кивнула на мой живот и ее глаза зло сверкнули: — Хотя, какое это имеет значение… заботиться о ребенке он все равно не сможет. Ребенок! – мама всплеснула руками, села в кресло рядом и протянула мне белый платочек:
— На, утрись! И прекрати истерику. — Через два года родишь себе на здоровье, а еще лучше – через пять. Может, к тому времени твой муженек сможет содержать семью!
От маминого смеха я сжалась в комочек:
— Не называй его так, пожалуйста.
— Ах, простите! Как я должна называть голодранца, у которого за душой ни гроша, а он еще решил искалечить жизнь моей дочери? – мама вскочила и зашагала по комнате. Она махала руками, закатывала глаза и говорила, говорила. О том, что муж мой неудачник и она с самого начала не верила в этот брак. Что я не приспособлена ни к чему, а она, мать, лучше разбирается в жизни и знает, что мне надо для счастья.
Утомившись от долгого монолога, мама подошла ко мне:
— короче, завтра решим проблему, а Дмитрию об этом говорить не обязательно. Поняла?
Мое молчание было расценено, как согласие и мама довольно кивнула:
— Вот и хорошо, вот и умница…
Всю ночь я простояла у окна. На улице шел дождь, и холодные капли барабанили по стеклу. Как же не вовремя уехал Митя навестить свою маму! И теперь никогда не узнает о том, как я мучительно пыталась найти выход, как сжималось мое сердце от безысходности и бессилия. Неужели нашему ребеночку осталось жить несколько часов?
Стало холодно, и я решила прилечь. Мама права – я не приспособлена к жизни, с детства мое будущее было спланировано и расписано за меня: в какой кружок ходить, в какой институт поступать, с кем дружить. Даже платье я не могла выбрать без маминого совета, и моя жизнь была вроде бы, как и не моей. До сих пор не могу понять, как это мама дала согласие на брак с Митей. Разглядела, что он добрый, покладистый и она сможет подмять его также легко, как и меня?
Ничего у нее не вышло, вот и обозлилась. А теперь она посягает на нашего ребенка.
— Митя, что мне делать? – в отчаянии я заметалась по комнате. И вдруг взгляд остановился на чем-то огненном… Кленовый листик! Никогда мой сын не увидит этого, не будет бегать по парку, не сможет собрать охапку рыжих листьев, не услышит, как барабанит дождь…
Решение пришло неожиданно и было оно до смешного простым. Торопливо собирая в сумку вещи, я уже знала, как мне поступить, и никто был не в силах помешать мне.
Никто!
Через час я уже тряслась в пустом вагоне, прижавшись носом к холодному стеклу. Я ехала к мужу и представляла, как войду в старенький деревянный домик и прямо с порога объявлю свою потрясающую новость. Митина мама ахнет и засуетится вокруг, а мой муж подхватит меня на руки и закружит по комнате, нашептывая, как он нас любит — меня и малыша.
На горизонте прямо перед глазами вспыхнула узкая полоска зари. Новый день обещал быть ясным и солнечным. И я уже могла различить крыши деревенских изб, над которыми струились сизые струйки дыма. Сердце мое быстро-быстро забилось в груди, а колеса радостно стучали по рельсам: «Все правильно… все правильно»…
