Известие о том, что Оля, наша соседка через огород, выходит замуж, вызвало во мне, одиннадцатилетней, непонятное чувство. С одной стороны, я порадовалась за нее. Наденет красивое платье, нарядит свою последнюю девичью куколку (для автомобиля). Больше всего я завидовала фате. Не накидушка с горки подушек (хоть и красивая, зараза), а самая настоящая фата будет у Оли. Вот только жених мне не нравился. Постарше Оли, всегда мрачный и злой какой-то, ожидать от такого можно все, что угодно: и слова бранного, и оплеухи. Так и хотелось голосом Тоси Кислицыной сказать: «А разве такие женихи бывают?».
Оля, после 9 классов нашей школы, закончила курсы в городе и вернулась в колхоз работать. Начальство ее хвалило, телята у нее самые крепкие были. А потом пришла беда — ранней весной грузовичок с ее родителями затянуло в полынью. Возвращались по темноте из райцентра, снегопад был, вот и не углядели беду. Осталась Ольга одна хозяйка, дом большой, еще не старый. Старшие брат с сестрой уже отдельно жили, помогали чем могли.
Вот и выбрала себе жениха, думала, хозяйственный, тяжело одной-то. А то, что такой грозный — привыкнет. Не все же хихикать. Этот-то супостат, Димитрий, тоже Олю не за красоту выбрал. Дом большой, справный, приданого много ей досталось, и в сарае скотина какая есть. А сама Оля, тихая, работящая, кроткая — чем не верная жена.
Димитрий сразу же стал свой характер показывать. С братом своим Оле можно было общаться, он в лесничестве не последний человек, с таким дружить надо. А вот с сестрой, которая не так давно выгнала мужа-алкаша: ни-ни. Привадишь к дому, будет бегать, помощи или денег просить. А мы же не богатеи какие-нибудь.
Зато к мужниной родне только на цыпочках, только на Вы. Как говорится, ноги им мой и воду эту пей.
Прожили так пару лет. С детьми не получалось. Это сейчас всякие ЭКО, а тогда, в середине 90-ых, в нашем колхозе никто про такое и не слыхивал. И количество подвижных сперматозоидов некому было вычислять. В ком проблема — тогда не выясняли, не лечились. Но Димитрий на все село заявил: «Это Ольга порченая. В нашем роду мужики все в силе».
Это Оле еще больше голову склонило. Вот и ходи, а бабы за спиной шепчутся, может и в самом деле такая. И это Оля вытерпела. Тогда же всех девочек так воспитывали: «Без мужика нельзя, держись за него и терпи, а то пропадешь». Вот и смирялась, вдруг, действительно, пропадет.
Случилось в семье еще одно горе. Умерла Олина сестра, та, которая мужа выгнала. За лето ее сгубила страшная болезнь. Осталася сиротой мальчик, тогда лет 6 ему было. Оля к племяннику всегда привязана была, втихаря ему сладости покупала, да и тепло материнское, не пригодившееся еще, жило в ней. Шибко она по сестре горевала, да и мальчишку очень жалко было, отец-то его алкаш, так и сгинул из села. Никто не сомневался в том, что Пашку Оля к себе заберет. Детей-то нет, а тут родная кровь.
Вся улица слышала, как Димитрий орал: «Это кого ты в мой дом пытаешься затащить? Мне чужих не надо. Сама родить не можешь, вот и не суйся. Пусть государство воспитывает или брательник твой забирает, мне нахлебники не нужны».
Пашу, конечно, брат забрал. У них своих уже трое было, время еще тяжелое было, конец 90-ых. Но не побоялись трудностей, даже и в голову не пришло парнишку в детский дом сплавить.
Так они и прожили еще лет 10-12. За это время колхоз развалился, Ольга осталась без работы. Но к тому времени Димитрий развел целое хозяйство: и свиноматок несколько штук, и коровы, чтобы поросяток парным молочком откармливать, и птица всякая. Совсем не осталось поводов у Ольги с участка своего выходить. Весь день с утра до вечера крутилась. Димитрий, ничего не скажешь, хваткий был. Нашел нужных людей: мясо, яйца, молоко — все в кафе да рестораны отправлял, по хорошей цене. Деньги у них водились, баловать себя любил. Работой себя не утруждал, бывшие колхозники за небольшую мзду да пару литров дешевого спирта, все что угодно делали. Вообщем, залоснился Димитрий, барином стал ходить. Дом новый в соседнем селе выстроил, ферму там обустроил. Начал скотину из старой усадьбы отвозить.
А Оля за высоким забором жизни не видела, проглядела она другую. Это только говорится, что женское сердце — вещун. А когда оно работой нагружено, да мыслями печальными — не до распознавания любовниц.
Узнала самой последней, когда муж собрал свои вещички, да в новый дом выехал. «Ухожу я от тебя, хватит. Женюсь на другой, у меня там дите скоро родится. Дом, так и быть, тебе оставляю. А скотину — уж не обессудь. Ты одна, на кружку молока сама себе заработаешь, а у меня каждая копейка на счету теперь — наследника жду». Не зарыдала Ольга, только попросила, чтоб Марту, корову любимую, ей оставил. Оставил.
Только вот следующий месяц каждый день наведывался. То пилу забыл, то стулья решил себе забрать, то еще что-то. А в последний раз Марту забрал, вспомнил, что за свои деньги покупал. Да и ребенок уже родился, молоко-то просто необходимо.
Я как раз к Оле забежала, поболтать. Увидела, как побледнела она. «Дима, деньги-то есть у тебя, и коровы другие есть, зачем тебе Марта, старая она уже, и молока немного от нее».
Ох и заорал он, покраснел, как рак. «Да ведь я покупал, все мое, скажи спасибо, что из дома не вывалил. Хахаля себе нашла? Пусть он тебе корову и покупает».
До вечера сидела Оля в избе, а с сумерками вышла на крыльцо, оглядела пустой двор и расплакалась, так ей себя жалко стало.
С той поры пошло у Димитрия все наперекосяк. Молодая жена к работе не приучена, то свиноматку проглядела — погибла ночью вместе с поросятами, разродиться не смогла. То куриц ладом не закрыла, а их то ли собака, то ли лиса погрызла.
Димитрий стал к бутылке прикладываться, потому как к молодой хозяйке все гости какие-то наезжают: то подружки, то родня дальняя. Всем что-нибудь да надо, кому денег, кому еще чего.
А трезвый муж разве что-то свое отдаст. Вот, пьяненький — да, душа нараспашку.
У Оли жизнь тихонько наладилась, пошла нянечкой в детский сад. Молодые-то девчонки туда не идут работать, зарплата маленькая, а крутиться весь день приходится. А вечером — уборщицей в магазин.
И денежка стала копится, на жизнь-то много не надо. И время на работе хорошо убивается. К сплетням про Димитрия не прислушивалась, все разговоры пресекала с мягкой улыбкой: «Было и не было. Все прошло, другая жизнь, другая семья.»
Так пролетело еще несколько лет. Оля совсем отошла от прежней семейной жизни, время к новому паспорту подошло. От свободы и спокойствия расцвела, похорошела. Вдовцы и холостяки стали к ней присматриваться. Только всем она отказывала, наелась, мол, на всю оставшуюся жизнь.
И вот однажды вечером в дом ворвалась молодуха — новая жена Димитрия. Бросила на пол старую сумку, выкрикнула: «Забирай обратно муженька, к тебе запросился — мочи нет». Засмеялась и выскочила в сени. Пока Оля приходила в себя, машина за оградой взвизгнула тормозами и умчалась.
Ничего не понимая, выскочила на крыльцо. Там, как побитая собака, сидел Димитрий. Не тот прежний, высокий, холеный, с тяжелым взглядом из-под бровей. А сгорбленный, почти старик (хотя всего на 4 года старшее ее, Оли), с мутными слезящимися глазами и дрожащей нижней губой.
Увидел он ее, потянулся, схватил за колени. Отстранилась Оля, заглянула в лицо и ахнула, плачет муженек. Не по себе стало. Подняла за плечи, повела в дом. Усадила за стол, навела чай. У самой руки трясутся, до того непривычно ей мужа таким видеть, да и жалко стало.
Поведал Димитрий ей свою историю, старую, как мир. Заболел он с полгода назад, тяжело. Всю оставшуюся жизнь на таблетках, работник никакой теперь. Вот и полезла из молодухи вся правда наружу: ребятенок оказался нагулянным, соврала она, чтоб его охомутать. Тут и молодой любовничек подкатил, папаша, заселился в дом. А Димитрия в пристрой отправили. Не хозяин он теперь, втихаря, в алкогольном дурмане, подписал какие-то документы. А теперь и вовсе не нужен стал, бояться что помру вот-вот, на похороны не хочется тратиться. «Прости уж ты меня, Оленька, видишь как вышло. Бог наказал, уж не откажись ты от меня».
Глянула Ольга на него и поняла, что нет уже никакой обиды, да и вообще чувств нет никаких. Чужой человек, да и только Только сердце ее не позволило выгнать, отомстить. Так и тянула его несколько лет. По врачам возила, да уколы ставила. Родным он так и не стал.
Схоронила Ольга Димитрия, живет теперь одна. На лето привозят внучат ей. Детей того Пашки, которому не довелось стать ее сыном.
