Однажды из детства

Летом отец с братом построили плот. Они любили мастерить руками. На этом плоту мы с братом рыбачили часто. Я представляла себе, как плыву по большой реке, рассекая волны. Сквозь толщу воды видно дно, камушки, силуэт пугливых рыб, разбегавшихся от нас, как стая воробушек. Порой мне снится, что плыву и как взмываю с плота, и лечу над нашей речкой. Даже во сне дух захватывает.

Речка была на самом деле мелкая. На берегу в густой заросли ивняка прятались от жары деревенские утки. У каждой стаи свой цвет. У наших крылья были окрашены зелёной краской.

В речке водились рыбы: пескари, которые брат любил приготовленные в масле в печи. Линьки с красивым переливающим золотым бочком. Бабушка их готовила с молочно-сливочной подливкой, вкусно, аж слюни текут при одной мысли. Были ещё окуньки, я боялась их ловить, уж больно они колючи.

 

Однажды мне под коленку присосалась большая пиявка, но я не чувствовала ее. Брат увидел. А я ужаснулась, чуть сознание не потеряла от вида грязно-зеленого жирного висячего как сопля. Брат стал отрывать, а никак, сильно схватилась. Еле как отодрал. Щипало. Пришлось залепить листом подорожника. Лучшее средство из детства от любых ран. С тех пор ненавижу их и боюсь.

Была у нас соседка, старше меня на два года, любили с ней на качелях качаться и в куклы играть. Но иногда ей становилось плохо, замирала и перед собой начинала руками махать, словно надоедливых мух разгоняла. А я замирала вместе с ней, но потом очнувшись, бежала за тётей Светой.

Но главным лакомством на улице был кусок хлеба, смоченный водой и посыпанный сахаром. Выбежишь с ним, а дома следы мокрые в сахарнице оставляешь. Вечером от родителей огребаешь. Выйдешь с ним и кричишь «Сорок один — ем один!», а кто-то обязательно раньше тебя попросит«Сорок восемь — половину просим!» Не отдашь, прилетит в ответ «Жадина-говядина». Приходилось всегда делиться «Сорок семь — отдаю всем!»

Часто ходили по грибы с бабой Галей. Я шла за ней, от каждого шороха дёргаясь, и собирала всё подряд, что оставалось после неё. Разноцветных сыроежек, ложных опят, красивых мухоморов, иногда попадались обабки: единственный подберёзовик или старый подосиновик.

А осенью убирали лён на колхозных полях. Каждый нес свою рогатку, вилы для уборки льна. Почему-то, помню шёл дождь, и промокали как куры. Грелись у костра, пили чай из мяты и ели варёные яйца. Пекли втихаря картошку, и делились парёнкой сушёной из репы — «деревенские ириски», слаще конфет. Дети нынче не поймут. Да и кто их ещё готовит?! Русских печей и то не оставляют, газ в дом проводят. А ещё запомнилось, что осенью было сложно пригонять уток с речки. Словно они знали, что пора улетать, но вместо этого шли медленно и лениво, передо мной вразвалочку. А речка темным полотном оставалась сзади.

 

У бабы Гали на стене красный ковёр висел, а на полу вязаные коврики из старой одежды. А на столе разноцветные клубки, запасенные на зиму, из ненужных рубашек деда или платьев её молодости. Теперь это кажется экзотикой, а когда-то перед печкой любила узоры на ковриках разглядывать.

Детство оно такое, разное, в памяти глубоко засевшее. Иногда всплывают картинки из детства и улыбаешься себе…

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.87MB | MySQL:70 | 0,401sec