– Да у той Гальки никогда порядка не было! – кричала соседка Ира вслед соцслужбе, которая пришла проверять, в каких условиях живет Галя – одинокая мама с ребенком. – Да вы без предупреждения придите. Малый голодный по селу жалуется, смотреть больно!
Но ее никто не слышал. Как всегда, отчитались, что «все хорошо», и уехали. А трехлетний Василек уже вечером стоял под магазином, просил, чтобы кто-нибудь ему хлебчика дал.
Галя даже детскую одежду меняла на бyтылкy.
Устали соседи жаловаться. Потому что получалось, что только нервы грызли, а ничего не менялось. Нагуляла Галька Васю, и радовалась, что государство декретно заплатит – будет за что с Петькой «праздновать». Пьянки-гулянки в ее доме не стихали. Если не Петька, то Степка приходил из другого угла села. Если не он – Федька из соседней Антоновки. А то и все вместе. Для них находилось у женщины и сто граммов, и кусок хоть дешевой, но колбаски. А сыну разве что остатки от застолья перепадали. Дошло до того, что Галя вообще перестала готовить.
Хорошо так: вывела ребенка на улицу, а там кто-то малого подкормит. Одежду люди сносили от своих детей, обувь. Все реже соседи стали интересоваться, что там у нее дома делается и как Васильку живется.
А это где-то взялся в селе пес-приблуда. Большой такой, мохнатый. Сначала люди пугались его, потому что выглядел, как теленок. А потом поняли, что собака не агрессивная, а наоборот, очень ласковая. Правда, забрать его так никто и не захотел. Но поставили под магазином миски, и кто шел за продуктами, из дома четырехлапого бродяги то суп, то остатки каши или картошки нос. Назвали его Бимом.
Всегда пес встречал путников, радостно махая хвостом. А ударили морозы – Бим исчез. К вечеру утренний суп в миске превратился в лед, покрылись льдом и куски брошенного хлеба. Не вернулась собака и утром. Продавщица уже у покупателей стала спрашивать, может, кто-то пожалел беднягу и в свой сарай на ночь пустил. Но никто не знал, куда девался пес.
– Может, хозяева за ним вернулись, пожалели беднягу. Или, не дай Бог замерз где-то под забором, – плакала баба Оля.
Она прикипела к Биму всем сердцем. Если бы он не так велик был, обязательно взяла бы приблуду к себе. А так боялась, что не прокормит на свою жалкую пенсию.
Разговоры о псе дошли до церкви. И в воскресенье рано утром перед службой женщины обсуждали только одно – где мог деваться пес. Услышала краем уха их и Ира соседка.
– Так у нашей Гальки он на пороге спит. Уже два дня. И с места не рухнет, я из окна его вижу, – сказала Ира.
– Так он неживой, ой-ой, – всплеснула в ладони тетя Валя.
– Да жив. Он на чем-то там устроился. Может, Галька бросила ему какую-нибудь тряпку…
– А она дома? Что-то не видно на улице ни ее, ни Васи.
– Да нет их. Дыма из трубы два дня не видно, – пожав плечами, отвечала Ирина.
– Так хоть собаку покорми чем-нибудь, замерзнет, – просили люди Галину соседку.
– Да ладно, вечером посмотрю.
***
– Мамочки! Да что же это делается? – Ирина кричала на всю деревню. – Вася, Вася, жив?
А мальчик уже не мог поднять голову, такой был обессиленный и холодный. Если бы не Бим, свернувшийся калачиком вокруг Васи, мальчик давно бы погиб. А так он грелся под собачьей грудью. Благодаря этому и продержался в морозы.
Увидев женщину во дворе, Бим подался и жалобно завизжал. Словно вырывалось из него человеческое «Спасай…» Ирина сразу вызвала медичку. А еще позвонила в полицию:
– Если вы и в этот раз не вмешаетесь, я напишу заявление в генеральную прокуратуру! Галька чуть не погубила ребенка!
Василька в тяжелом состоянии с серьезным переохлаждением забрала скорая. Но малыш с рождения боролся за жизнь – выжил и на этот раз. Через неделю мальчик уже принимал в палате гостей – чуть ли не пол села пришло навестить его.
А мать? Нашли Гальку еще четыре дня спустя в соседнем селе – повеялась к своему любовнику. Что оставила на улице сына, она даже не помнила.
***
Прошли годы.
– Тетя Ир, а можно я вас буду называть мамой? – спросил Василек.
– Я ведь не мама тебе, ты знаешь, – проронив слезу, ответила женщина.
– Да, как вы, меня еще никто в жизни не любил, – серьезно ответил на это Василий. — Так можно? Мамочка…
Ирина крепко обняла ребенка. Потому что давно он ей стал родным. Зря, что официально ему – только опекун.