— Внук! Бестолочь! Иди сюда, попрощаться хочу. Чувствую, приходит мой последний «гейм овер»…
— Дед, ты что собрался-то? Не-е-ет! Дедушка, не покидай нас!
— Не можется мне, внучек. Чую, пришла пора деинсталлироваться.
— Ну дедушка… потерпи ещё чуть-чуть. Чем бы тебя удержать? Ну разве тебе неинтересно, чем эта фигня в стране кончится?
— Фигня давно кончилась, внучек. Пошёл уже серьёзный кирдык. Но я его не увижу…
— Не придумывай, дед! Ты издеваешься? У нас ещё ипотека недоплачена, а ты спрыгнуть решил?
— Ухожу я, внучек, ухожу. Чую – пора…
— Погоди хоронить себя, старый! Скажи, дедуль: ты хотя бы завещание-то составил?
— Составил, внучек. В здравом уме и ясной памяти завещаю: валенки мои отдайте Георгию. Гитару – Нинке, баян — племянникам. А мой QR-код носите все по очереди…

— Дед, не ерунди! Как мы без тебя? Ты же наш оплот, наш фундамент и семейная опора. У тебя пенсия, у тебя зарплата…
— Ха, «оплот»!… А тебе-то кто работать мешает, внучек?
— Мал я ещё, дедушка. Тридцать лет мне всего.
— Поздно, внучек. Чую, пришёл мой час оставить земные скорби. Видимо, бабушка меня к себе зовёт. Снится и зовёт меня, зовёт…
— Вовсе рехнулся, старый? Бабушка-то жива!
— Много ты понимаешь, дурак. Это официальная жива, а у меня этих бабушек было…
— Не помирай, дед. Пожалуйста, живи! Жизнь прекрасна. Тебе вот с Нового года пенсию добавят…
— А я её вижу, с вашей ипотекой?
— Не помирай, дед. Путин сказал, может, ещё по десять тысяч пенсионерам дадут…
— А я и тех десяти тысяч не видел.
— Но ты держись, дедушка. Может, тебе «скорую» вызвать?
— Дождёшься их, они только на сороковой день приезжают.
— А мы скажем, что ты ковидный!
— Тогда на девятый день приедут. Бесполезно это, внучек. Чую, пришла пора оставить этот бренный мир.
— А мы скажем: «Нам только спросить» — и тогда быстро приедут.
— Тихо, внучек. Молчи! Слышишь, кто-то за стенкой скребётся? Не иначе, смерть моя подкрадывается…
— Нет, дедуль, это не смерть. Соседка Настя из магазина пришла… Дед! Ты чего глаза закатываешь? Дед?!
— Да не ори ты, внучек, зараза. Не мешай соседку Настю представлять…
— Короче, дед, давай по существу. Может, я вообще зря тут торчу? Я в завещании у тебя есть?
— Есть, внучек, есть. Как без тебя, без олуха такого?
— Ах ты, дедуля мой любимый, тогда ещё посижу. Может, тебе подушку поправить? Может, тебе книгу почитать?
— Ты бы лучше соседку Настю мне пригласил и оставил нас наедине. Может, в последний раз… Пока бабка на рынок ушла.
— Вовсе от ума отстал. Не пойдёт она к тебе, старый. Настя ко мне-то кое-как ходит.
— Да, не те нынче женщины… Эх, помню я, внучек, вот когда мы брали Кенигсберг…
— Очумел, старый нафталин? Какой на фиг Кенигсберг, ты в сорок девятом году родился!
— Не сбивай с мысли, отрок прыщавый. Так вот, помню брали мы с Васькой… нет, не Кенигсберг, а «Карлсберг» брали. И «Очаково» брали, и «Балтику»… а к ним ещё кальмаров…
— И что?
— И тогда соседка Настя наша была с потрохами, вот что!
— Вовсе заговариваться начал. Дед, хватит сачковать! Не помирай всё-таки, а? Потерпи ещё десяток лет, пока ипотеку не закроем.
— Тяжко мне, внучара мой. Близится мой смертный час..
— Дед, тебе не стыдно? Ты пережил застой, пережил бардак в перестройку. Пережил бардак в девяностые, пережил бардак в двухтысячные… а какого-то похмелья пережить не можешь?
— Остолоп ты, внучек. Похмелье-то лечится, а вот наш бардак – нет. Оттого и хвораю.
— Ладно, дед, хватит ныть. Только время тут с тобой теряю. Ты русским языком скажи: я в завещании есть? Может, я и правда зря с тобой сижу?
— Есть ты, внучек, в завещании, есть. Как не быть.
— Ура, дедуля, любимый мой, хороший мой! Золотой мой и драгоценный!
— …в самой первой строчке ты у меня, внучек…
— Ура! Ура! Ура! Дай тебя расцелую, дедушка!
— …в самой первой строчке так и написано: «внуку моему Родиону – хрен с маслом!»
— Что-о? Вот ты как? Ну и поди к чёрту, дед! Майся тут сам, а меня больше не дёргай.
— А вроде и полегчало мне уже. Дуй, внучек, навстречу бабушке, заговори ей зубы, а я пока к Насте сбегаю. Может, в последний раз?