-Мама, мама, — прибежала к Варваре дочь Дуняшка и затараторила прямо с порога, — к Настасье Устиновой сваты приехали.
— Ну, так что ж, доча, пора ей уже, не весь же век в девках сидеть.
— Так, мам, ей уже двадцать восемь, она старая, а жениху девятнадцать, я его видела, хорошенький такой, кучерявый.
— Где же она старая, посмотри, какая симпатичная она стала, краше многих наших девок, да и не бедная, сама знаешь. Одних только лошадей у неё на пару троек, вон на Масленицу катались, так её лошади самые сытые и красивые, гривы в косы плетёные. Хозяйка она отменная.
— И что с того, она же немногим тебя моложе.
— Значит я старая?
— Нет, ты не старая, я не про то. Просто у тебя и папа есть и мы с Афонькой, Глашкой и Никиткой, а у неё детей нет, и замужем она не была.
— Глупенькая ты, Дуняшка. Возраст тут ничего не значит. Зато парень будет, как у Христа за пазухой жить, она девка добрая. А детки – дело наживное, нарожают ещё.
Присядь — ка, я тебе расскажу одну историю.
Случилось это, когда мне самой, как Никитке нашему, годочков шесть исполнилось. Жила у нас в деревне вдова, Дарья Самохина, интересная женщина, неглупая. Муж помер, кто уж из них виноват не ведаю, а деток так и не нажили, да и поздновато, ей уже почти сорок стало. И был парень, лет двадцати, звали Гришкой, видный такой, многим нравился. А когда у него родители померли, так случилось, что оказались у них немалые долги. Раздал всё после похорон, и остался он гол, как сокол. Родня их в соседней деревне и до сих пор тоже не шибко богато живут. Так вот, он сватался к девчатам, конечно, только кто ж за него дочку отдаст.
Один раз напился, да и поспорил с ребятами, что до конца недели невесту найдёт. Ну и ляпнул на вечёрке:
— Кто, девки, сегодня ко мне ночевать пойдёт, к тому завтра сватов пришлю, — да и свалился пьяный.
А утром проснулся с Дарьей рядышком. Ей, видишь, тоже одной надоело куковать. Хотя она и не надеялась ни на что, думала, пошутил. А он слово своё сдержал, ведь сам всегда говорил, что «слово не воробей, вылетит — не поймаешь», вот и пришёл на другой день к Самохиной свататься.
По началу, хоть и посватался, а морду-то воротил, старше него она на много, а потом ничего, прижился.
Видела бы ты, Дуняшка, как он через год расцвёл. Жена ему всё что он захочет покупала, снаряжала его, гордилась им перед всеми, мол, он самый лучший и красивый. Детей у неё никогда не было, вот и полюбила она его по-матерински почти. А самое интересное, что и он её полюбил. Она так-то баба симпатичная была, а тут и вовсе красавицей стала с Гришкой. Везде, как парень с девкой за ручку ходили, глаз друг от друга оторвать не могли.
Вот только пожили всего года три, да их беда разлучила. Заболела Дарья и скоропостижно умерла, а он один остался – ревел на похоронах громче всех, как зверь раненный, еле от гроба оттащили, никак не хотел он с милой своей расставаться. А после, как с полгода прошло, его родня приставать стала, мол, ты ж молодой, красивый, свободный, теперь вот, и не бедный. Женись, за тебя любую отдадут. Только он сказал, как отрезал, что ему кроме Дарьюшки любимой не нужен никто. У него портрет её маленький был, когда-то давно художник на ярмарке нарисовал, там ей лет двадцать, так он сядет за стол, перед собой поставит этот портрет, и пьёт горькую, а сам слезами заливается, с той картинкой разговаривал, даже спал.
Пытались ему девчата глазки строить, да толку никакого, он их будто и не видел вовсе. В январе, перед Крещеньем, как раз в день, когда они с Дарьей повстречались, зашёл к Гришке друг, что уж ему надо было не знаю, только в хате его не застал, стал искать. Вот и обнаружил висящим под крышей в амбаре. Не смог жить без своей Дашеньки. Портрет её на груди у него нашли, с ним и похоронили.
— Видать, правда, любил её. Можно про то девчонкам расскажу?
— Расскажи, пусть подумают, прежде, чем говорить что-то. Они, наверное, как ты, бегают по деревне, известие разносят.
— Ага. Ну, я тогда побежала?
— Беги, егоза.
Девочка подскочила со скамейки и, забежала в сени, там зачерпнула ковшиком из ведра воды, попила, и со всех ног побежала к подружкам.
А мать её всё сидела у окна, глядя в след дочери, и думала, какая же судьба ждёт её Дуняшку, и как бы хорошо было, если бы миновали её горести и беды.
Лана Лэнц
