Тридцать лет назад Вера приехала в Москву из провинциального украинского городка.
– Знаешь, какая я была? До шестнадцати лет играла в куклы. И сейчас их собираю, вон уже какая коллекция.
В школе Вера была белой вороной – с мальчишками не дружила, на дискотеки не ходила, по вечерам шила кукольные наряды. После школы окончила курсы официанток пассажирского флота, переехала в соседнюю Одессу и устроилась на корабль дальнего плавания. Там и встретила свою судьбу, боцмана Сашу.
– Он обо мне заботился, дарил цветы и конфеты, оказывал знаки внимания. В иностранных портах, когда оставалось свободное время, гуляли вместе. Но больше ничего, я ещё не была готова к близким отношениям, – рассказывает мне Вера.
Саша не торопил, знал, что это судьба, а значит, спешить некуда. После первого плавания разъехались по домам: он – в Москву, она – к маме в провинцию. Саша устроил так, чтобы в следующий рейс их отправили вместе. И вдруг за два дня до отхода у него случился приступ аппендицита.
– Операция прошла тяжело, возникли осложнения. А наша команда уходит в рейс. Я всё думала: как он останется один? Кто будет за ним ухаживать? В Москву ехать – далеко и тяжело. И написала записку маме, объяснила, что это мой друг и ему понадобится помощь. С этой запиской Саша после больницы на такси поехал к ней, – вспоминает Вера.
Нина Петровна, завидев у калитки высокого хорошо одетого блондина, растерялась – на их деревенской улочке он выглядел как кинозвезда.
– А хто ты такий е? – спросила она на суржике.
– Я друг вашей дочери Веры, вот записка.
Нина Петровна вытерла руки о передник, развернула послание, читала. Потом подняла на москвича глаза и сказала:
– Раз Вера каже, хай так и будэ. Тильки богатств у нас нияких нема, но чим можем, тим поможем.
И пригласила Сашу в дом. Он шёл аккуратно, рана после операции была ещё свежа, тянула, болела.
В маленьком сельском доме боцман прожил две недели. Он быстро шёл на поправку и старался помогать хозяйке, но та не давала: гнала в вишнёвый сад на кушетку, приносила от соседей книжки, а вечерами, когда на их городок опускалась тьма, они включали во дворе фонарь и чаёвничали.
Саша рассказывал о Москве, а Нина Петровна, которая за всю жизнь ни разу не выезжала за пределы области, слушала.
– Когда мы с Верой поженимся, вы тоже побываете в Москве, я вам всё покажу, – говорил Саша.
– Та ни-и, я непривычная! – отмахивалась тётя Нина. – Не моё это, вы живить, а там як сложится.
Когда Вера вернулась из плавания, они подали заявление в загс. Саша написал своей матери, но от той прилетел короткий ответ: «Не смей! Оставь эту деревенщину там, где ты её пользовал!»
– Перед свадьбой съездим, познакомитесь, и всё наладится, – убеждал он невесту. – Просто мать была не готова к такому повороту. Жить-то мы будем там, надо всё решить миром.
– Почему жить там? – не поняла Вера. – Разве здесь плохо? Работа есть, до Одессы рукой подать. Зачем нам Москва?
– Будут дети, а для них в столице больше перспектив, – настаивал Саша.
– Ехай, доню, – вступила в разговор Нина Петровна. На сердце у неё было неспокойно, но муж с женой как иголка с ниткой, так учили её родители.
Приехали в Москву, пришли к Саше домой. Открыла Вера Сергеевна – будущую свекровь тоже звали Верой. Хозяйка к столу не пригласила, коротко спросила о планах, наказала приготовить что-нибудь и отправилась на работу.
За ужином Вера Сергеевна расспрашивала о родителях Веры, а потом сказала:
– Я всю жизнь проработала инженером, Сашин папа был физиком, у нас много друзей в творческой среде. Мы были уверены, что сын выберет другую судьбу. Ничего личного, но вы разные, со временем, когда интимные дела станут вам неинтересны, разговаривать станет не о чем. Две сломанные жизни. Зачем?
Свадьба всё-таки состоялась на родине Веры. Её мать достала все свои сбережения, заказала большой шатёр, пригласила музыкантов, собрала соседок – жарили, парили, крутили голубцы и пекли традиционные булки-шишки. Их во время праздника вручали гостям, те, в свою очередь, клали в холщовый мешок деньги. Вера Сергеевна не положила ни рубля, не хотела вкладываться в будущее молодожёнов.
После свадьбы переехали в столицу. Денег у молодых не было, а свекровь жила одна в огромной трёшке, и Саша убедил жену, что можно какое-то время пожить и там, притерпеться, подружиться. Мол, у матери характер сложный, нужно время.
– И я, ниточка за иголочкой, согласилась, – вздыхает Вера. – Мать устроила Сашу на работу к себе на предприятие, а меня на завод. Я быстро забеременела, но это не смягчило Веру Сергеевну. Рано утром я вставала, шла на завод, вечером приходила, и на меня сваливалась куча домашних дел. Свекровь хотя и считала себя элитой, а дома был слой пыли в три пальца. Всё это легло на мои плечи, потому что смотреть на грязь я не могла – мама так воспитала.
– Это-то она хоть оценила?
– Нет. У неё была идея – разлучить нас. Например, приду с работы, а у меня в шкафу всё перерыто, свекровь пересмотрела вещи, нашла моё ажурное бельё. Вечером за ужином говорит: «Зачем вы тратите деньги на эту порнографию?» Саша заступался, но она его быстро затыкала. Или я что-нибудь приготовлю, свекровь заявляет: «В Москве такое не едят, этим у вас там в деревне поросят кормят». А когда я забеременела, сказала: «Ничего не покупайте заранее, не все дети рождаются живыми». Словно её больше устраивал именно такой вариант. Самое смешное, к нам в дом косяком шли её молодые сотрудницы, подруги и знакомые – она надеялась, что, пока я в положении, Саша меня, некрасивую и располневшую, бросит. А он, наоборот, заботой окружил.
Следом за дочкой родился сын, денег на своё жильё по-прежнему не было. Так и прожили пятнадцать лет. А потом Саша от нас ушёл.
Прокручивая события прошлого, Вера задаёт себе один и тот же вопрос: почему она отправила мужа в больницу? Ей кажется, если бы не пошёл к врачу, ничего бы не случилось. Но в последние годы Саша начал сильно храпеть, Вера мучилась-мучилась да и записала его на полное обследование.
Оттуда Саша вернулся на ватных ногах: в сердце обнаружили какой-то сосуд, который не сегодня завтра мог лопнуть. Сказали: операция опасная, а если себя беречь, можно прожить ещё долго, главное – не думать о плохом.
Но Саша уже не мог не думать о плохом. Тонкий сосуд тревожил его и днём, и ночью: он мало спал, много ел, стал выпивать и из тёплого добряка превратился в злого, мрачного человека. Он словно стремился съесть и выпить всё, что не успел за предыдущую жизнь.
Пятого февраля в Москве начался дождь, погода была аномальная. Саша с утра жаловался на головную боль, но на работу всё-таки пошёл. Там его попросили передать баклагу для сварки. Саша оторвал баллон от земли – и упал замертво.
– Ему было сорок лет. Пятнадцать из них мы прожили в любви и, как мне теперь кажется, в счастье.
– А что свекровь? Как она это пережила?
– Ты удивишься, но горе нас объединило. Нет, она не полюбила меня и никогда уже не полюбит, так уж устроена. Но когда потеряла младшего сына, когда от неё отказался старший – тот с ней не общается уже десять лет, – поняла: никого у неё, кроме меня и внуков, нет на свете. Стала мягче, будто чувствовала себя виноватой, что жизни нам не давала.
Года через два после Сашиной смерти она начала подталкивать меня к новым отношениям, сама! Говорит: ты молодо выглядишь, детям нужен отец. Я зарегистрировалась на сайте знакомств, сходила на несколько свиданий, но не могу, всё не то.
Когда умер Саша, я окончила курсы, начала шить – оказалось, платья для кукол из детства не прошли даром. Начала обшивать друзей и знакомых, это позволило нам с детьми выжить в трудные времена. И тоже поспособствовало её уважению.
Из дальней комнаты послышались старческие шаги. Вера подмигнула мне, и вскоре в высоких кухонных дверях появилась Вера Сергеевна – крупная сутулая старуха с недовольным лицом. Я поздоровалась, женщина кивнула в ответ, тяжело села и попросила сварить ей кофе.
Пока Вера колдовала у конфорки, я украдкой рассматривала хозяйку.
– А гостью свою ты напоила чаем? – спросила она у невестки.
– Конечно, Вера Сергеевна.
– А то Верка у нас такая, не скажешь – не сделает, всё надо контролировать, – уколола старуха. – Когда я умру, она продаст нашу квартиру и уедет на Юг. Купит себе дом с огородом у моря и будет жить как у Христа за пазухой. Понимаю, что мне пора, но на тот свет пока не забирают. Сама мучаюсь и Верку мучаю.
– А зачем вы её мучаете? – спросила я то, что и так было понятно.
– Всегда хочу сделать как лучше, а они не ценят. Благодаря мне внуки выучились, хорошую работу нашли, Верка стала шить – это я надавила. Постоянно толкаю: делай, делай! А они всё жалуются, что я тиран. Дураки! Жизни не знают, потому и ноют, – Вера Сергеевна покачала головой. – Кстати, ты кукол-то её видела? Полтинник бабе, а она всё кукол покупает. Это оттого, что Вера в свои годы до сих пор ребёнок, за это я её и люблю.
Вера посмотрела на свекровь с удивлением.
Кофе мы пили под рассказы Веры Сергеевны, каким незаменимым человеком она была на работе, как пеклась о близких, как хотела всем счастья и как её не понимали.
Уходя, я спросила у Веры:
– Мне показалось, всё не так плохо. Она почти что прощения попросила.
– Это спектакль для тебя. А как уйдёшь, снова будет бросать тапками и кричать, что я деревенщина. Ничего, всё проходит, и это пройдёт. А я и правда перееду на Юг – куплю домик, буду копаться в огороде и брать на лето внуков.
На следующий день она позвонила и сказала, что ночью свекрови стало плохо, она отпаивает её лекарствами и очень переживает.
