Густой и синий вечер заключил деревню в свои тёплые объятия, заворожил звёздным хороводом, задурманил сладким ароматом яблок да груш, забаюкал дрёмой. Только молодёжи не спится, для них самое веселье начинается, они теперь до утра будут гулять, на утренней зорьке, как заалеется небо, разойдутся по домам, чтобы отдохнуть часа три, а там и на работу пора. Неутомимая пора, юная, вешняя…
Василиса ещё не дойдя до поваленного дерева услышала звонкий смех девчат.
— Кто это их так рассмешил? – подумала она, улыбаясь и сама от заливистого и задорного их смеха.
И тут же увидела Матвея, и сердечко её затрепетало. Матвей, как всегда красивый и весёлый, в красной рубахе и высоких сапогах, стоял прямо перед сидящими на бревне девушками и, размахивая руками, рассказывал им какую-то смешную историю. Парни тоже хохотали, слушая Матвея, но больше всех старалась обратить на себя внимание местная красавица Груня, Аграфена.
Она, не отрываясь, смотрела Матвею прямо в рот, улыбалась своей сверкающей улыбкой и готова была тут же, как пружинка, вскочить и в мгновение ока, оказаться в объятиях Матвея, лишь помани он её пальцем. И не смущала Груню даже толпа людей вокруг, словно и не было больше никого, только они вдвоём.
Василиса тихонько вздохнула, глядя на всё это, но тут же улыбнулась, и пошла навстречу к ребятам.
— Здравствуйте! – громко поприветствовала она всю компанию.
— О, Васька, здорово! – пренебрежительно усмехаясь, громко воскликнула Груня.
Василиса ничего не сказала ей в ответ. Она помялась возле дерева, хотела было присесть, да увидела, что единственное свободное место между девчатами не зря осталось незанятым, было оно испачкано, то ли золой, то ли ещё чем. И Василиса осталась стоять, не решаясь испортить свою единственную праздничную юбку. И в этот момент к ней вдруг шагнул Матвей. Он снял с себя пиджак, лихо накинутый на одно плечо, и, постелив его на поваленное дерево, улыбнулся Василисе:
— Присаживайся, Василиса, а то у тебя такая красивая юбка, жаль будет её испачкать.
Василиса вспыхнула, что маков цвет, прошептала спасибо, и села промеж девчат, те тут же отсыпали ей семечек в пригоршню, и Василиса, лузгая семечки, тоже стала слушать Матвея, который продолжил свой рассказ. Она увидела, как недобро зыркнула на неё глазами Груня, обожгла злым взглядом, но тут же и забыла про это, глядя на своего любимого Матюшу.
Все смеялись, болтали, и Василиса с ними, она и не заметила, как Груня, встав со своего места, тихонько зашла за её спину, и аккуратно и незаметно натянула её юбку на сучок, торчащий из бревна. Вскоре пришёл Петруня, деревенский гармонист, и весело заиграв на гармонике, крикнул:
— Ну-ка, ребята, девчата, давайте танцевать! Дробушечки!
Все радостно соскочили со своих мест и поспешили на площадку позади дерева. Уж сколько поколений ног истоптали её до блеска, отплясывая здесь танцы. Вскочила на ноги и Василиса. И в тот же миг раздался громкий треск. Юбка Василисы оказалась разорванной о сучок, огромный клин ткани от самого низа и почти до пояса был вырван одним движением. Василиса застыла, словно статуя, не зная, что делать, она была в такой растерянности, стыде и ужасе, что просто молчала, закусив губу. Девчонки ахнули, а Груня, глянув на её юбку, расхохоталась во всё горло, указывая на Василису пальчиком:
— Ну вот, единственная праздничная юбка оказалась негодной! Теперь нашей Ваське ни потанцевать, ни поплясать, ни порадоваться!
Ребята притихли, девчата изумлённо уставились на Груньку, а потом заговорили:
— Грунька, да что ты такое несёшь? Что с тобой сегодня, чего ты такая злая?
— Да ничего, — поведя плечиком, хмыкнула та, — Ну что, идёмте танцевать или так и будем стоять да юбки драные разглядывать?
Василиса же, не вымолвив ни слова, бросилась бежать по дорожке в сторону деревни. Она бежала и плакала. Слёзы так и катились по её щекам горошинками. Она вытирала их ладошками, а они всё текли ручьём, попадая на губы. Василиса облизнула губы, слёзы были солёными. Ей было горько, обидно и больно.
— За что она так со мной? – думала девушка, — Что я ей сделала? Ведь она живёт хорошо, одна дочь у матери с отцом, родители оба работают, у них полный двор скотины. Каких только нарядов у неё нет, новые ленты на каждый праздник. Что ей ещё не хватает?
Потихоньку успокоившись, выплакав своё горе, Василиса сбавила шаг и пошла не спеша, вот и калитка родная показалась. Постояла Василиса немного на тропинке, чтобы обсохли слёзки, вдохнула полной грудью свежий ночной воздух, напоённый запахами трав с деревенских лугов, да толкнула калитку.
— Эх, матушка теперь расстроится, да и ей самой погулять больше будет не в чем, купить новую юбку им просто не на что. И как же она только умудрилась так разорвать свой единственный праздничный наряд? Вот тетёха.
Так, ругая себя, она вошла во двор, но сразу не пошла в избу, а присела на скамеечку под окнами. Тут же подбежал к ней их пёс Алтрапка, заглянул в глаза, положил на колени большую свою морду, облизал горячим языком ладони, успокаивая и жалея милую свою хозяюшку. Погладила Василиса доброго друга и пошла в избу. Мать спала уже крепко, умаялась за день, даже и не услышала, как Василиса вошла. Девушка разделась и легла в кровать, да не удержалась, вновь расплакалась над своей горькой судьбой, так и уснула она с мокрыми от слёз щеками.
И снится ей сон, будто идёт она по широкому пшеничному полю, золотые волны вокруг неё колышутся от ветра, а в пшенице синими огоньками светятся васильки, и много их, так, что кажется и не поле это, а небо – голубое с золотым. А навстречу Василисе идёт по полю парень в белой рубахе. Как подошёл он ближе, разглядела она, что это Матвей, а в руках у него букет васильков. Приблизился он к Василисе, букет ей протянул, и со смехом, потрепав её за плечо, сказал:
— Не реви, рёва-корова, всё будет хорошо!
Василиса вздрогнула и проснулась. Над ней стояла матушка и трясла её за плечо:
— Василисушка, донюшка, что с тобой? Ты чего всхлипываешь?
Подняла Василиса голову, поглядела на мать, на юбку, что на стуле у кровати висела, да снова заплакала.
— Да что с тобой? – забеспокоилась мать, — Расскажи, поведай матери!
— Матушка, я юбку порвала, — ответила Василиса.
— Как порвала?
— Зацепилась за сучок.
— Ну ничего, это дело поправимое, — вздохнула с облегчением мать, — Главное, что с тобой всё хорошо, дочка. Поднимайся, утро на дворе. Пора Пеструшку нашу в стадо провожать, я уже её подоила. Сейчас оладушков с молоком поедим, да на работу пора.
Василиса встала, умылась колодезной водой, от которой загорелось лицо, расчесала свои густые, красивые волосы, заплела их в пшеничную косу и решила повязать сегодня нарядную голубую ленту, которую матушка подарила ей на Богородичный праздник. Надела своё простое, рабочее платье, поела оладушков с молоком, взяла во дворе под навесом грабли и серп, да отправилась на работу.
Работали они с девчатами наймичками у матвеева отца, убирали пшеницу на поле. Время стояло погожее, и нужно было поторопиться убрать урожай, пока не налетели холодные ветры да проливные дожди и не побили колосья. Василиса поднесла ладонь к глазам, окинула взглядом поле, и перекрестившись, принялась за работу вместе с остальными.
продолжение следует…
Елена Воздвиженская
