Забились девчата в угол избы, заверещали, парни нахмурились. Что за диво? Голос грунькин слыхать, а самой нет. Боязно всем, перешёптываться стали, что это за диво – то ли морок на них навели, то ли и вправду Грунька тут где-то, да только где?
— В подпол надо, может там она, — сказал вдруг кто-то из ребят. Тут же откинули крышку в полу меж половиц, спрыгнули вниз – погребок махонький и нет там никого, одни стены земляные да пыльные дощатые полки.
Что делать? Принялись стены простукивать, да какой в этом смысл? Брёвна, как брёвна, нет там ничего. А голос Груньки снова зовёт, говорит что-то, плачет будто, а слов не разобрать вовсе, будто река шумит и волны на бережок накатываются. И на подловку уж слазили, и там никого, кроме паутины да пауков. Тут кто-то из парней говорит:
— Блазнится нам всем, видно ведьма на нас морок напустила, нет тут никакой Груньки. Сжечь избу и морок сойдёт!
Тут же подхватили его остальные – правильно, правильно, сжечь надобно! Как ни умоляла их Василиса не делать этого, не послушался её никто. Ровно с ума все посходили. Мать же грунькина только на крыльце сидит, куда её девки выволокли, да плачет, качаясь из стороны в сторону. От неё толку нет.
Разложили по полу солому да и пустили огонь. Но лишь только дым повалил да огонь разошёлся, как страшный вопль огласил всё вокруг:
— Ай, больно, больно!
Все узнали голос Груньки. Мать грунькина вновь за сердце схватилась, а ребята, побледнев, похватали кто ведра, кто ушат, кто кувшин, кто чугунок из сарайчика, что возле избы был, да к озеру кинулись, благо избёнка-то на самом берегу стояла. Успели ж таки потушить пламя.
Стоят все чумазые да перепуганные, а что дальше делать и не знают. В лесу, конечно, поискали, да только не нашли там Груньки. С тем и домой воротились. Даже на вечорки нынче никто не пошёл. Девок матери не пустили, а парни, видать, без девчат не захотели собираться.
Василиса с матерью повздыхали о непутёвой Груньке, поговорили, да тоже на боковую отправились. И вот снится Василисе сон, будто стоит она перед домом знахарки, рожок месяца на небе ярко так светит, и не страшно ей вовсе ночью одной в лесу. Тут дверь отворяется и выходит на крыльцо сама хозяйка, а на плече её кот большой рыжий сидит. Оперлась бабушка на перила, улыбнулась Василисе и сказала:
— Здравствуй, Василисушка! Что, Груньку искать пришла? Так здесь она. Спрятала я её от ваших глаз, пущай подумает над жизнью своей, глядишь, и научится людей уважать да старших почитать.
— Ой, бабушка, может отпустишь ты её? Жалко Груню…
— А она тебя пожалела? Юбку твою нарочно спортила.
— Да я на неё зла не держу. Она, верно, от ревности всё это сделала. Ведь она Матвея любит.
— Любит, так и что ж? По головам идти? Людей обижать да в душу гадить? Не-е-ет, так дело не пойдёт. Вот коли научится уму-разуму, попросит прощения у моего кота, тогда и отпущу я её. А коли гордая больно, да не захочет прощения просить, пущай и живёт со мной. У меня в избе места хватит!
И знахарка расхохоталась, махнув рукой. Топнула ножкой, свистнула и пропала.
А Василиса проснулась с колотящимся сердцем. Села на кровати – за окном уж утро. Матушка корову ушла провожать, а Василисе самой на работу пора подыматься. Целый день не шёл у неё из головы нынешний сон. Сама дело делает, а мысли все о Груньке. Жалко ей и девушку непутёвую, и больше того родителей ейных.
И вот, как закончили работу, решилась Василиса идти в лес, к избе знахарки. Никому не сказалась, одна пошла. Пока шла, букет цветов полевых набрала, ленточкой своей голубой, самой любимой перевязала. А вот и домишко показался у озера.
Поднялась Василиса на крылечко, замерла, боязно ей внутрь идти, но отступать некуда. Толкнула дверь – вошла. Низко в пояс поклонилась у самого порога, цветы на стол положила и сказала:
— Здравствуйте, бабушка! И ты, Груня, здравствуй! Бабушка, вот тебе подарочек от меня, букетик полевой. Отпусти ты, пожалуйста, Грунюшку, маменьку её жалко, убивается она очень.
— Добрая ты больно, — послышался голос из-за печи.
Вздрогнула Василиса, покосилась на печь, никого там нет, а голос идёт.
— Ну отпущу я её, а каков ей из того урок? — продолжает голос, — Все страдают – и маменька с тятей, и вы, подружки, а Груне и дела нет. Она до сих пор не поняла ничего. Только ножками топает да плюёт в мою сторону.
Вздохнула Василиса, глянула в угол, представилось ей, что именно там Груня сейчас сидит:
— Грунюшка, пожалела бы ты мать свою да отца, уж как они плачут, ищут тебя. Сама ты виновата в своей беде. Поклонись бабушке, да подумай, как жить, авось и простит она тебя.
Вздохнул кто-то в избе тяжко. Холодок пробежал по спине Василисы, страшно ей сделалось. Поклонилась она ещё раз хозяйке, вышла за порог, да быстрым шагом пошла в деревню.
Прошло несколько дней, хозяин, отец Матвея по традиции собирался устроить праздник – окончание жатвы. Накануне каждому своему работнику подарил он подарочек, кому что, девчатам по платочку да отрезу на платье новое, бабам – полушалочки на зиму тёплые, парням да мужикам – по рубахе. Никогда он не обижал своих работников, и нынче не обидел, все довольны остались.
— А завтра вечером, — объявил хозяин, — Всех вас жду на праздник!
И вот наступило утро праздника. Хозяйки поднялись пораньше, чтобы успеть все дела переделать до вечера, да к празднику поспеть. Бабы провожали коровушек в стадо, девки потянулись к колодцу за водицей, парни и мужики отправились на работу, как вдруг деревню огласили вопли.
Все испуганно оборачивались друг на друга, ничего не понимая. Что происходит? И тут весь честной народ увидал какое-то страшилище, что неслось по центральной улице, голося во всё горло. Это была Грунька! Растрёпанная и чумазая, она неслась по деревне к своему дому, приседая и подгибая ноги, чтобы закрыть свою наготу длинной рубахой. Ведь юбки-то на ней не было!
Все выдохнули и уставились на Груньку, испуг и ступор людей начал сменяться весельем. Люди и радовались тому, что она нашлась цела и невредима, и не могли сдержать смеха, видя, как она опростоволосившаяся, в одном исподнем, мчится к своей избе, забыв про свою всегдашнюю спесь да гордыню. Грунька же, добежав до своей калитки, упала в объятия матери, которая вышла ко двору узнать, что за концерт на улице, разрыдалась, и та поспешно увела дочку в избу.
Так начался новый день в деревне.
Узнав новость, Василиса обрадовалась, и подумала про себя:
— Вот и славно, значит, попросила-таки Груня прощения у знахарки. Ну ничего, глядишь теперь, и образумится немного, — и подняв вёдра с водой на коромысло, Василиса неспешным шагом поплыла к дому.
продолжение следует…
Ваша Елена Воздвиженская
