Когда-то давно один не в меру романтичный человек сочинил прекрасную притчу о том, что у каждого есть вторая половинка, все мы бродим по свету, пытаясь её встретить. И когда половинки находятся, случается бум, искра, взрыв ванильных розовых сердечек, в общем, всё как в мультиках Диснея. Мне кажется, всё немного не так. Мы не ищем половинку, мы становимся ею, когда очень долго с кем-то находимся. Настолько, чтобы срастись. И если вы — половинка от изящной розы, а ваш любимый от крокодила, однажды вы станете очень странным крокодилом, как ни прискорбно.
Эта история происходила в деревне, я наблюдала её в прогрессии несколько дачных сезонов. Там был парень Тимур. Мне он казался обладателем всех мужских достоинств — густых светлых волос, голубых чуть печальных глаз, за дымкой задумчивости которых (я верила!) хранилась какая-то тайна, отстранённостью, врожденной интеллигентностью, гитарой и других атрибутов романтического героя девчачьих романов. О том, как он выглядел на самом деле, доподлинно неизвестно, Вы моим описаниям не верьте, я тогда была в него немножечко влюблена. Я была самой младшей в компании, и, когда Тимур пел «Потерянный рай» подыгрывая себе на гитаре в расцвете звонких шестнадцати лет, мне исполнилось только тринадцать. «От края до края небо в огне сгорает. И в нём исчезают все надежды и мечты!» — разносился по деревне его дивный густой баритон. Как пару, он меня, естественно не рассматривал, и всё, на что только могла осмелиться — это изредка поднимать на Тима глаза, краснеть в неподходящие для этого моменты и глупо хихикать.
Гораздо ближе я общалась с лучшим другом Тимура, четырнадцатилетнем Мишей, лохматым и болтливым. Тот и доставлял почти все сведения об объекте обожания — в четырнадцать Тимур начал работать, сначала разносил флаеры, потом отец пристроил его в какую-то фирму к своему другу, пока не официально, конечно. В шестнадцать Тим получил своё первое повышение и начал зарабатывал вполне прилично, как «настоящие взрослые» (и это говорил Миша, мальчик из вполне обеспеченной семьи). При этом Тимур прекрасно играл на гитаре, не забывал тусоваться в клубах и путешествовал. Как он всё это успевал, для нас, обычных несовершенных людей, было загадкой.
Детская влюблённость быстро прошла (я была довольно трусливой и предпочитала влюбляться в тех, кто первый обращал внимание)
Но продолжала наблюдать за Тимом с плохо скрываемым интересом. Тот продолжал неслыханными шагами строить карьеру, петь и тусоваться с девочками. Каждая из них могла бы с лёгкостью украсить обложку глянцевого журнала. Но ни одну он не назвал «своей девушкой» не привёл в дом. «Да так, ничего серьёзного, — пожимал Тим плечами, когда его совсем донимали вопросами, — Просто подруга.»
«Наверное, ищет подходящую. Ту самую! Мда, не каждая достойна такого, как он, » — вздыхали все, кто его знал. Ну что же! С такими данными можно не торопиться. Друзья делали ставки какой же будет его избранница? Может, он выберет великолепную модель? Ноги, вы видели её ноги? А её глаза! Одри Хепберн курит! Или вон ту художницу? Они вместе появились на её персональной выставке, Тим так мило придерживал её за руку. А может, его впечатлит ум, и счастливецей станет вон та умница-разумница? Она доцент каких-то там наук! Каждая из них к Тимуру так и льнет!
Когда Тим привёл Её мы не сразу поняли, что всё это происходит на самом деле, а не какой-то розыгрыш. Но слова: «Знакомьтесь, это моя девушка!» — уже слетели с его чуть улыбающихся губ. То, что они не подходили друг другу было понятно сразу — их словно нарисовали два совершено разных художника. Его лицо прописали тончайшей кисточкой, предварительно сделав до этого кучу черновых набросков. Внимательно и с любовью выписали каждую чёрточку — и точеный нос с чуть заметной благородной горбинкой и мужественные скулы, и выразительные глаза, наполненные дымкой задумчивого тумана, её — явно писал какой-то маляр или дилетант. А может, «художнику» задержали зарплату или оставили работать в праздничный день? Он явно торопился выполнить свой «заказ» чтобы быстрее сбежать к себе домой. Раз мазнул по середине лица, грубо стряхнув краску на бумагу, получилась вполне внушительная ляпушка — вышел огромный, красный, как после простуды, нос, ляп-ляп брызнул кисточкой — вот и маленькие, хмуро смотрящие на мир пуговки-глазки. «Некрасивых людей не бывает» — думала я ища хоть одну симпатичную чёрточку, фантазия дорисует всё остальное! Нужно только разглядеть, в чем её прелесть! Но все в этом лице казалось отталкивающим, каким-то бесполым и уродливым.
«Не смей судить по внешности, — приказала себе, каждый раз пытаясь завязать с девушкой друга лёгкий приятельский разговор, — может, она — прекрасный человек, замечательная хозяйка и великолепный собеседник! » К несчастью, я не находила подтверждение ни тому, ни другому, ни третьему. Готовить Анна не умела и считала это ниже своего достоинства («В прислугу тебе не нанималась!» — грубо бросила она Тиму на его просьбу сварить борщ), в доме разводила редкостный свинарник, и уже через полчаса после пребывания с ней в одном помещении у людей начинала жутко болеть голова, и становилось так тяжело и душно — будто накинули пуховое одеяло посреди тридцати градусной жары.
Но самое страшное — Анна постоянно пыталась командовать. Сделай то, не делай это. Если ты меня любишь, сделаешь так! Если ты не сделаешь, я… Когда Тимур не подчинялся её вечно недовольному брюзжащему нытью, закатывала омерзительные, будто болотная жижа, истерики. Сначала он всё делал, как привык раньше.
Она запрещала ему идти на рыбалку — он шёл на следующее же утро к речке, прихватив удочки, даже не обрачиваясь на её протестующе-гневные крики. Аня требовала прекратить общаться с друзьями, иначе она останется сидеть тут дома и никогда-никогда к нему больше не выйдет! Тим пожимал плечами и уже через полчаса жарил отловленную днём щуку в окружение прежних приятелей, сбрасывая её звонки, не считая должным даже ответить на нескончаемый поток ревнивых обвинений. Однажды, когда Страшило (так ребята её называли) разбушевалось особенно сильно, и терпение Тима было совсем на исходе, он запер её в бане. Как маленькую, до тех пор пока не успокоится. А потом сидел у костра, заслонив лицо руками.
— Никогда в жизни не делал ничего подобного, никогда не делал, — говорил весь его вид. Вина и стыд, глодали Тима изнутри. А в бане, раздираемая любовью и злостью, металась Она. Думаю, именно в такие моменты, они медленно и мучительно срастались, ломая друг другу ветки, впиваясь в корни, переделывая нутро.
«Он её бросит, вот увидишь! Это всё вопрос времени!» — говорил Миша, с самого начала затаивший к Ане какую-то особую неприязнь, — У него таких Ань было… »
Мы все качали головой: мол время покажет. Но никто не сомневался, что так оно и будет. Может быть, поэтому то, что случилось дальше, повергло всех в такой шок. Тим женится. Как это случилось? Почему? На свадьбе лицо невесты сияло плохо скрытым самодовольством. «Я победила, победила, слышите!» — казалось, кричали её маленькие глазки, будто друзья мужа были заклятыми врагами.
— Анька забеременела, — угрюмо сообщил мне перебравший Миша в середине банкета— поэтому Тим и женился. Только я тебе этого не говорил.
После свадьбы Тим приглашал нас в гости только один раз. На свой день рождения. Анька накормила нас жирными, перемасленными макаронами и дешёвым вафельным тортиком, постоянно попрекая именинника. Всё он делал не так — и с ребёнком-то неправильно сюсюкается, и этих зачем сюда притащил, и вообще что бы он без неё такой делал? Пропал бы всенепременно! Тим не то, чтобы повзрослел. Постарел как-то и осунулся. Гитару он повесил на гвоздь, на чехле виднелся толстый слой пыли.
— Знаешь, — разоткровенничался Миша, провожая меня домой, — после того, как это произошло. Ну, с Анькой. Тим посоветовался со мной, спросил: что я о ней думаю… И знаешь, что я дурак ему ответил?
Пожимаю плечами. По-моему, это не моё дело.
— Что я его друг и приму любой его выбор. Что главное, чтобы она нравилась ему. Эээх дурак! Если бы я сказал своё мнение…
— Это бы ничего не изменило, — резковато перебила его. Мы видели лишь внешнее, кто знает, может, он счастлив на самом деле. У него семья…
Поймала тоскливый взгляд Миши. Тиминого лучшего друга, который Аниными стараниями всё ближе и ближе перемещался к отметке «бывший лучший друг». И чувствовала этот взгляд его ещё долго, даже когда помахала рукой и свернула к своей калитке.
***
Я видела Тима совсем недавно, уже у городе. Он пережил известную всем болезнь, полысел, подурнел. Украдкой поздоровался со мной, чем тут же заслужил уничтожающий взгляд жены, которая принялась его за что-то бранить, взахлёб, явно наслаждаясь этим процессом. Я смотрела на них отстранившись, издалека, и вдруг заметила: они стали действительно похожи на две половинки изготовленных специально друг для друга. Вечно виноватый, лысый полноватый мужичок с низко опущенной головой и командорша с брюзжащим тонким голоском. «Я не вижу всей картины. Не смей судить по внешнему!» — вновь уговаривала себя, пытаясь заглушить невесть откуда взявшуюся горечь.
Но всё время, что шла дома, звучал голос Миши: «Если бы я только сказал ему своё мнение. Если бы только сказал… » старая песня «Потерянный рай», которую Тимур так любил когда-то вторила ему в наушниках.
