Все думают, тут ничего нет. Все боятся, что после лишь тьма. Я сижу в кресле, смотрю на кровать. На кровати спит женщина. Иногда она вздрагивает во сне и тут же открывает глаза. Обводит взглядом комнату, а потом поворачивается на другой бок и спит дальше. Сначала поверхностно и неспокойно, а потом всё крепче и глубже. Эта женщина – моя жена. Я бы хотел обнять её, провести рукой по волосам и прошептать, что-нибудь вроде: «Ш-ш-ш, милая, спи, всё хорошо», но не могу этого сделать. Точнее, могу. Но Кристина не услышит меня. Не почувствует. Она никогда не узнает, что я всё ещё есть. Что я всё ещё рядом.
Мы поженились на пятом курсе института. Встречаться начали в шестом классе. А знакомы были с детского сада. И всё у нас было хорошо. Мы даже никогда не ссорились. Помню, классе в девятом у меня дома мы прочли книжку «В моей смерти прошу винить Клаву К». Читали, сидя на диване, изредка перекликаясь:
— Дочитала?
— Да-да, почти, ещё две строки осталось…
Повесть была короткой, но ёмкой. Книжка была старой и потрёпанной. Просидев под впечатлением пару минут, я сказал Кристине:
— Мне кажется, это написано про нас.
— Что ты, Андрей. – испуганно возразила она. – У нас и начиналось всё не так. И отношусь я к тебе не так. И уж точно наша история не может так закончиться.
Бог знает, почему я тогда вообще это сказал…
Она оказалась отчасти права. Закончилась наша история иначе. Через три года после свадьбы я погиб в авиакатастрофе. Самолёт, на котором я летел из командировки, разбился при посадке. Я вёз Кристине в подарок кольцо с уральским необработанным самоцветом причудливой формы. Жаль… этот камень очень бы ей пошёл. Увы, она никогда не наденет то кольцо. Его судьба мне неизвестна. После катастрофы я о нём ещё долго не вспоминал – когда переходишь оттуда сюда, привыкаешь к новому существованию не сразу. Перове время всё запутано, и тебе точно нет дела до вещей.
Сегодня суббота. Кристина варит кофе и садится к окну, прихватив наш семейный альбом с фотографиями. Я стою у неё за спиной и смотрю с ней вместе на то, как мы дурачимся на пляже. Или играем с друзьями в боулинг. Или жарим шашлык у моих родителей на даче. Просмотр воспоминаний по фото прерывает звонок в дверь. А вот и мама моя, легка на помине.
Мать с порога оценивает ситуацию и вздыхает:
— Всё страдаешь? А годы-то идут… ела что-нибудь?
Кристина никогда не возражает маме. Она понимает, что ей ещё тяжелее – мать похоронила сына. Кристина хороший человек.
— Ела, спасибо. – смирно говорит она.
Мама проводит инспекцию в холодильнике, ворчит на мою жену, выкладывает гостинцы из пакетов. Готовит Кристине, заставляет её поесть. Сама, пока моя жена нехотя ест, берёт в руки альбом. Улыбается. Потом заливается слезами. Вытерев платком постаревшее лицо, говорит:
— Ты бы, дочка, подумала о том, как жить дальше.
— Как мне жить дальше, Наталья Сергеевна? Я не умею жить… без него.
Потом они меняют тему и говорят обо всём и ни о чём. Обсуждают работу, родственников, цены на продукты, и соседку тётю Люсю, которой сто лет в обед, а «она туда же, п р о ф у р с е т к а старая».
— Так уже не говорят. – улыбается Кристина.
Она так редко улыбается теперь, что для меня каждая её улыбка – лучик солнца. Нет, вы не подумайте, что нам тут холодно – ничего такого. Просто раньше она улыбалась всегда. Мы ведь были так счастливы.
— Опять день рождения не будешь праздновать? – осторожно спрашивает мать.
— Не хочу. Без него всё равно не то…
— Кристина, детка, это не ты умерла. Не ты. Тебе надо жить дальше.
— Иногда я думаю, что лучше бы я. — у Кристины опять набегают слёзы.
Мама обнимает её, и на посошок они плачут вдвоём.
Тоскливые одинокие выходные моей жены пройдут, она снова пойдёт на работу. Будет заниматься дизайном квартир – у неё всегда был хороший вкус. Видели бы вы, какой она мне спроектировала памятник. Никогда не думал, что дизайнеры квартир на такое способны. Может, ей стоило бы заняться дизайном памятников? Интересно, что люди делают чаще – покупают квартиры, или умирают? Жаль, никто не ведёт такой занятной статистики.
Иногда я хожу с Кристиной на работу. Иногда остаюсь дома и думаю о том, что меня держит тут. Что не пускает идти дальше. Любовь к жене? Страх оставить её одну? Но я ведь всё равно ничем не могу ей помочь…
Милая моя, самая добрая и красивая девушка на свете. Как бы я хотел тебе сказать эти слова так, чтобы ты услышала. Как сожалею, что мало говорил при жизни. Вот вроде бы говорил, а теперь понимаю – мало.
Моя мама права. Ты должна перестать сидеть в нашей квартире, как в склепе. Мне больно говорить это, но я больше никогда сюда не приду. Не приду таким, каким ты меня ждёшь. У мамы есть отец, и мой брат Вовка, и у тебя тоже кто-то должен быть. Кто-то, кто снова заставит тебя улыбаться.
Сегодня Кристина пришла домой не одна. Она принесла щенка. Он был грязным и напуганным. Его, видимо, бросили. А моя девочка почувствовала в нём родственную душу. Интересно, она думает, что я её тоже бросил? Кристина, солнце, я тебя не бросал. У меня просто не получилось остаться. Прости…
Она отмыла его, накормила, купила щенку игрушки, миски, корм и назвала Эндрю. Видимо, называть мелкого на русский манер показалось ей чересчур, а так вроде и намёк, и не придерёшься. Кристина нежно обнимала щенка и шептала ему на ухо, чтобы он не боялся. Что теперь всё будет хорошо. Щенок потихоньку оттаивал, глаза из испуганных становились любопытными. Эндрю видит меня. Как правило, он не обращает на меня внимания, но иногда смотрит на отрываясь по несколько минут. Прямо в глаза.
— Эндрю, куда ты смотришь? Что ты там увидел?
Знала бы она…
С тех пор, как у Кристины появился четвероногий друг, она повеселела. Моей маме щенок тоже понравился. Она стала приносить гостинцы и ему. Эндрю рос, хорошел, умнел на глазах. Кристина водила его гулять утром и вечером. Мне нравилось смотреть, как она играет с собакой, и я ходил гулять с ними незримой тенью.
— Эндрю, лови! – Кристина кидала мяч, а пёс бегал за ним.
Хватал, нёс обратно. Однажды мячик схватила чужая собака. Выхватила прямо из-под носа. Эндрю нахмурился и, кажется, собрался рычать. Подбежал хозяин наглого пса:
— Простите! Простите. Мячики его слабость. Гауди, отдай! Отдай! Это не твой мяч…
— Как, простите, его зовут? – поразилась Кристина.
— Гауди. Это был такой…
— Я знаю! Архитектор. Вы что же, назвали собаку в честь архитектора?
— Ну… я его большой поклонник. – мужчина наконец забрал мяч у собаки и подошёл к Кристине. – Я Егор.
— Кристина. – она взяла протянутый мяч и улыбнулась.
— Очень приятно. Часто вы тут гуляете?
— Каждый день. – пожала плечами Кристина.
Они пошли по тротуару в сторону бульвара, прицепив на поводки своих собак. Шли, болтали и смеялись. Я остался стоять на площадке. Я сразу понял, что мне больше не нужно идти за ней. Быть с ней рядом. Моё время закончилось. Кристина улыбалась, это всё, что мне надо было знать.
