Жизнь длиною в память

…Когда дело идёт к старости, люди удивительным образом тянутся друг к другу. И возникают союзы общения, представить которые в молодости было бы совершенно невозможно.

Так сошлись две соседки. Одна – бывший учитель русского языка и литературы, сухонькая, прозрачная, будто сделанная из лоскутков тончайшего ситца, с которой каждый здоровался при встрече лёгким поклоном головы, при этом непременно добавляя к словам приветствия её имя и отчество, Нина Алексеевна. И вторая – дородная, постоянно с химической завивкой волос, перекрашенных в цвет «красного дерева», с ярко накрашенными в морковный цвет «бантиком» губами, получившая почему-то прозвище Бибичиха, которое крепко закрепилось за ней.

Как и все продавщицы (хотя была уже много лет на заслуженном отдыхе), она знала всё, что происходит у соседей, на своей и соседней улицах, в посёлке, в России, а впрочем, и во всём мире. Своими взглядами на действительность она охотно делилась с Ниной Алексеевной (или как она просто её называла – Алексевной). Как все интеллигентные люди, та молча слушала, безропотно соглашалась, кивая головой и не успевая вставить в беседу ни единого слова, улыбалась своей мудрой улыбкой и думала Бог знает о чём. Заканчивались эти разговоры почти всегда одним и тем же. Незаметно, как бы невзначай, Бибичиха переводила разговор на президента, вспоминая при этом всех его предшественников, стоявших в разные годы у власти, потом, как и принято, начинала ругать нынешнее правительство, затем переходила в разговоре на важность и реализацию национальных проектов… Дальше следовало самое важное – её мнение и личные взгляды на жизнь (как правило, чужую).

– Вот скажи ты мне, Алексевна, чего ты за свою жизнь заработала? Чего тебе дала твоя школа? В избёнке шкаф с книжками, два половика протёртых. Забор который год поправить не можешь.

Тут её взгляд невольно, но с важностью, окидывал свой добротный дом, в широких окнах которого богато смотрелись новые тюлевые занавески, жестяную крышу, ровненький свежевыкрашенный заборчик.

Не успокоившись на сказанном, Бибичиха продолжала:

– Одна, ни детей, ни плетей! Вот как тебя старость-то встретила!

Алексевна умела такие речи «слушать не слушая». Но как только дело касалось детей, она начинала нервно перебирать сухонькими пальцами старенькую зелёную кофточку, щуриться, снимать очки, снова надевать их…

Тут же вспоминала долгие зимние вечера, проведённые за проверкой школьных тетрадей, не взятые больничные. Вспоминала постоянно выдуманные причины отказа друзьям в ответ на их приглашения на праздники по причине того, что просто не было подходящих вещей в скромном гардеробе, вспомнила не отпразднованные юбилеи, недосказанные дорогому человеку слова… Слёзы сами начинали наворачиваться на глаза.

Тут Бибичиха, спохватившись, начинала успокаивать соседку, говорила нужные для поднятия духа слова, и соседки расходились по домам. Каждая со своими мыслями.

 

После таких разговоров Бибичихе спалось как-то особенно сладко, а на кухне у Алексевны часто ещё долго горел свет.

В один из тёплых июньских вечеров «ритуал» должен был повториться. Сытно поужинав, помыв посуду, Бибичиха любовно поставила её на полку, и по деревенской привычке взглянула в окно: не вышла ли ко двору Алексевна?! И так и замерла у окна!

Около дома соседки стояло несколько машин. То ли от неожиданности, то ли от иностранного шика машин Бибичиха даже не успела их сразу пересчитать и как следует разглядеть каждую. Ветви сирени с большими пыльными листьями закрывали часть картины происходящего у дома соседки.

Не подозревая, что в ней таится такое количество энергии, Бибичиха вылетела на улицу и встала у своего палисадника, не решаясь подойти к толпящимся напротив. Впрочем, и отсюда ей было всё хорошо видно и слышно.

Через пять минут бдительного прослушивания стало ясно – приехали бывшие ученики Алексевны, по наблюдательности Бибичихи, окончившие школу лет двадцать назад. Они наперебой вспоминали забавные школьные истории, каникулы, какие–то поездки, шутки, обиды, влюблённости – словом, всё то, где главным действующим лицом была Нина Алексеевна, эта маленькая старушка, окружённая высокими статными мужчинами и ухоженными женщинами.

Они перебивали друг друга, называли смешными школьными прозвищами, толкались локтями, возвращаясь в далёкое школьное прошлое. А там Алексевна была молодой и красивой, читающей наизусть Есенина, со множеством необычных идей… И глядя на неё, каждый думал: «А искорки в Её глазах до сих пор горят!» «Какие же мы молодые! И пока будет жива Она, мы всегда будем оставаться такими!» «Нам колени склонять перед Ней надо за всё, что Она дала нам в жизни!»

Солнце красным диском опустилось за плачущие вечерней росой вётла, в их ветвях запели соловьи, утих ветерок, пастух прогнал по узкой улице стадо коров, поднявших дорожную пыль, а разговор не кончался. Бибичиха тоже не уходила.

Утро уже улыбалось яркими лучиками поднимавшегося над горизонтом солнца, когда Бибичиха вышла на улицу. Была та самая погода, когда хочется жить и петь. У Алексевны окна были плотно зашторены. «Значит, спит ещё», – рассудила ситуацию бдительная Бибичиха. Но, как и всем пожилым людям, ей тут же подумалось нехорошее. Она подошла к воротам соседки, палочкой приподняла крючок, протиснулась через узкую калитку во двор и по скрипучим ступенькам поднялась в дом. Осторожно открыв дверь и заглянув внутрь комнаты, Бибичиха схватилась за сердце и потихоньку опустилась на стоящий у входа табурет.

 

Посредине маленькой комнаты в обычном эмалированном ведре, с которым Алексевна ходила в колонку за водой, стоял огромный букет широко раскрывшихся роз. В полумраке комнаты своей белизной они словно излучали свечение. В этой почти убогой обстановке они смотрелись чем–то нереальным, фантастическим, чудесным. Комнату наполнял нежный цветочный запах. Он смешивался с тишиной, с ровным дыханием впервые за долгое время крепко спящей Алексевной и со слезами, которые текли по щекам Бибичихи.

Она и сама в тот момент не могла себе объяснить, почему она плачет. То ли от этой неземной красоты букета. То ли от того, что ей просто так никто и никогда таких цветов не дарил. И уже не подарит. То ли от того, что самое лучшее в жизни прошло, и тихо подобралась старость.

А может, просто от того, что она сейчас завидовала соседке. В первый раз. И дело не в цветах. Она понимала, что жизнь будет очень длинной до тех пор, пока о тебе кто-то помнит.

Взгляд её упал на пожелтевшие от времени чёрно-белые фотографии, бережно поставленные в деревянных рамках на полки книжного шкафа. Десятки глаз счастливо смотрят с них с надеждой, верой в будущее, мечтами о хорошем и вечном.

Жизнь человека, жизнь Учителя будет длиться до тех пор, пока о нём будет жива добрая память благодарных учеников…

Ирина Гусева

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.86MB | MySQL:70 | 0,395sec