Почти всё моё детство и юность были отравлены конкуренцией с сестрой.
— Марина год на одни пятёрки окончила, а ты – бестолочь. Ей подарок положен на праздник, а ты подумай над своим поведением.
— Мариночка выиграла художественный конкурс, а у тебя какие таланты? Чем ты интересуешься, Юлия?
— Марину берут в Испанию, учиться по обмену, а у тебя в педе пересдача. Как такое вообще возможно?
Сестра с детства разрывалась надвое, радуясь родительским похвалам, и одновременно пытаясь жить в мире со мной:
— Юлечка, ты самая лучшая! – говорила она мне наедине. – Самая лучшая моя сестрёнка. Я тебя люблю, не слушай их.
— Да иди ты. – говорила я тоном «а мне всё пофигу».
И ненавидела свою сестру. Чем дальше, тем больше ненавидела. Я ничего не могла поделать с этим чувством. Маринка была мне бельмом на глазу, кляксой на белоснежном платье. Едва достигнув восемнадцатилетия, я сблизилась с однокурсником и решила уйти жить к нему.
Я понимала, что это – не любовь. Но жить дома, и продолжать выслушивать всякую пафосную ерунду про Маринкины успехи, больше не хотела. И не могла. Кто бы знал, как тяжко быть разочарованием для собственных родителей!
— Юля, мы должны сделать всё, как полагается. – заявил мне Антон. – Хоть с родителями меня познакомь.
— Ладно. – согласилась я. – Но учти, что они меня не любят!
— Да брось! Как такое возможно? Ты умная, красивая девчонка. Родные родители, и не любят?
— Видимо, недостаточно умная и красивая. – пожала я плечами.
А про себя подумала: «Не такая умная и красивая, как Мариночка».
Но знакомить Антоху с родителями повела. Хотя, вполне могла просто собрать по-тихому вещички и переехать – они бы и не заметили. Но раз парень настаивает, что ж…
Я не успела перешагнуть порог, как мне на шею кинулась загоревшая сестра. Оказывается, Марина приехала на каникулы из Испании:
— Юлька, как я рада! Я тебе подарков привезла. Ой, а это кто? Парень твой? Мама, папа, Юля с молодым человеком. Ну, что же ты? Знакомь скорей!
От её жизнерадостного щебета я совсем сникла. Интересно, она предупреждала, что приедет? Я была не в курсе. Маринка писала мне письма, но я не хотела читать, как она там счастлива.
Вечер прошёл в теплой дружественной обстановке, родители – слава Богу – не сравнивали меня с умницей-сестрицей хотя бы при Антоне. Мой молодой человек всем понравился, и я объявила, что намерена переехать к нему.
— Ну… мы ещё не решили точно. – вдруг промямлил Антон.
Я посмотрела на него внимательно, но спорить при всех не стала. Однако, на мгновение мне показалось, что пол уходит из-под ног… когда мы вышли на улицу, я спросила:
— Ты что, запал на Маринку?
— Юля, что ты выдумываешь? – сконфуженно пробормотал Антон, отводя взгляд.
Я ушла прочь от него по улице. Он не догнал меня. Не окликнул даже. Я старалась не плакать, но слёзы лились из глаз. Куда я иду? Кто, или что меня ждёт? Домой не хочу. Там приехала драгоценная Мариночка, гордость семьи. К Антону не могу. Этот подонок влюбился в мою сестру. С первого, мать его, взгляда. Ненавижу! Ненавижу!! Как же я её ненавижу!!!
Ночевала я тогда в каком-то подъезде, куда попала следом за припозднившимся жильцом. Наутро дома никого не было, и я собрала свои манатки. По-быстрому продав кое-что из вещей и техники, я сняла комнату, и устроилась на работу по вечерам. Официанткой в ресторан – благо, внешность и сообразительность позволяли. По утрам я училась, а по вечерам работала. Приходила в свою съемную комнатку ночью, и с соседями почти не виделась.
В институте Антон меня старательно игнорировал. Мог сдержанно кивнуть, если мы встречались лицом к лицу. Мне было плевать на Антона… но то, что моей сестре достался «подарок на праздник», а мне, видимо, нужно было подумать над своим поведением, было противно.
Родители мне не звонили. Марина позвонила лишь однажды, спустя год после того, как я познакомила Антона с семьёй:
— Юлечка, ты злишься? – спросила она.
— Слушай, что тебе нужно? Я вас не интересовала целый год.
— Я боялась звонить. – вздохнула сестра. – Я замуж выхожу. Ты придёшь?
— За Антона? – фыркнула я.
— Ну, да. За него.
— Ты серьёзно, что ли?
— Ну он же тебе не нужен?
— Да не во мне дело! Просто… неужели ты никого лучше Антона не нашла?
— Да я и не искала, Юль… я его так люблю!
Я не пошла на свадьбу, и больше у меня никаких контактов с семьёй не было. Институт был окончен, я работала по специальности в частной школе. Моя однокурсница, Лариса, пользуясь положением и деньгами своего отца, открыла частную школу и пригласила меня на должность завуча с часами по предмету. Я удивилась – мы никогда особо не дружили.
— Почему ты зовёшь именно меня?
— Юлька, ты же умная. Мне как раз и нужен такой человек, чтобы всё не развалилось. Умная, организаторские способности у тебя опять же. Вдвоём выплывем. Пока я тебе не предлагаю золотых гор, но зарплата сразу будет хорошей. Такой ты нигде не найдёшь.
Я, за годы без родителей и Маринки, не раз слышала о том, какая я умная, от преподов в университете. Но не прислушивалась. И верить не хотела – мне всю жизнь дома вдалбливали обратное. Но Ларка сказала это как-то так, что я услышала. И поверила.
— Хорошо. Только остальных педагогов надо набрать со стажем и регалиями. А то если будут одни выпускницы, это сразу провал. И папочкино имя не поможет.
— Вот! – восхитилась Ларка. – Я же говорю, ты — голова! Согласна, Юль?
Я, конечно, согласилась. И дело пошло. Через четыре года у нас было вполне конкурентоспособное учебное заведение.
— Юлька, а чего ты замуж не идёшь? – спрашивала меня Лариска.
Она то и дело пыталась меня с кем-нибудь познакомить.
— Да, ну. Я уже раз пыталась. Не с моим везением…
— Смотри. Останешься старой девой.
Я поправляла дорогие очки на носу, которые носила для важности, и отвечала:
— Да я и не против, собственно.
Сейчас меня пугала перспектива стать женой, а то – не дай Бог – и матерью. Вдруг я буду недоброй, нелюбящей, как моя мать? И испорчу жизнь своему ребёнку? К слову, наши ученики были, как на подбор, такими фруктами, что я уже стала злой, как собака. А что же будет дальше? Нет, не надо мне этого. Не хочу.
Звонок раздался, когда я и забыла, как звучит мамин голос. Мы не виделись с родственниками уже лет десять в общей сложности.
— Юлька! – всхлипнула мать в трубку. – Спасай…
Я посмотрела на дисплей – нет, не показалось. Звонила мать.
— Что такое?
— Марина в беде. Мы не можем помочь. А тебя она послушает.
— В какой беде? – вздохнула я. – Премию престижную не дали?
— Приезжай, Юль. Отец в больнице, на операции. А я… я не справлюсь.
Ехать не хотелось. Но, насколько мне помнилось, моя мать никогда не говорила со мной… так. И я, после долгого и трудного рабочего дня, поехала в родительскую квартиру.
— Юлька… я такая дура. И была тебе отвратительной матерью. Я не прошу прощения – как такое можно простить? Я прошу только одного: вытащи Марину оттуда.
Мать, поминутно вытирая слёзы и сморкаясь, рассказала, что после института Антону не везло с работой. Он хотел чего-то особенного, в школу идти не пожелал – скучно. Начал пить. А потом поколачивать Маринку.
— Что?! – спросила совершенно офигевшая я.
— Да, вот так… как я умоляла её бросить его. Но у неё какая-то нездоровая зависимость. Всё она давно профукала – и талант свой, и перспективы. Всё пыталась Антошу спасти. А потом начала пить вместе с ним. И превратилась в такое…
Я потрясённо молчала.
— Её тут по скорой увозили. Язва у Маринки. А она и с язвой дальше пьёт. Умрёт она скоро, Юля.
— А с папой что?
— Папе сустав меняют коленный. Ничего страшного, всё по плану. Но он очень сдал… из-за всего. Скажи, Юль… — она помялась. – А ты замужем? Внуки есть у нас?
— Нет, мам. И нет. А у Марины с Антоном?
— Нет. Тоже нет.
— А вы силой её забирать оттуда пробовали?
— Юль… откуда у нас силы? Он здоровый мужик, хоть и запитый уже. А мы… старики.
Мать обречённо махнула рукой. Я молчала, переваривая информацию. Моя ненависть к Маринке давно прошла – она мне уже была не нужна много лет как. Но и любви я не ощущала. Что делать? Кстати, никакого злорадства я тоже не чувствовала, узнав о загубленной жизни сестры. Странно даже…
— Ладно. Мне нужно позвонить.
Я позвонила Лариске и в двух словах описала ситуацию. Мышей она ловила на лету.
— Значит так, я тебе сейчас пришлю своего водителя. Диму.
— Диму-у?! – восхитилась я.
Дима был большим и надёжным, как скала.
— Диму. А когда заберёте её, везите в один частный центр по реабилитации. – она назвала примерную цену пребывания там. – Потянешь? Или помочь?
Я почти выплатила ипотеку, так что подумала: потяну.
— Спасибо, Ларис. Я адрес скину, куда Диме подъехать.
— Юль… а ты сама вообще как? Расстроилась?
Да, всё-таки семь лет совместной работы и почти дружбы дают о себе знать.
— Я не чувствую ничего. Но, должна помочь родителям. И… ей, наверное.
— Всё правильно, Юль. Семья – это святое.
Антона не было дома, дверь в квартиру оказалась не заперта. Моя когда-то красивая и успешная сестра спала на не застеленном грязном диване. Сальные волосы прикрывали лицо. Запах в квартире стоял отвратный. И тут мне стало больно и как-то мутно, что ли. Я взялась на косяк и тяжело задышала, боясь потерять сознание.
— Юлия Михайловна, я её в машину отнесу, а вы приходите в себя, и спускайтесь. Или помощь нужна?
Я помотала головой, не в силах произнести ни слова. Меня сковал ужас. Маринка могла так и жить дальше в этом кошмаре, а потом тихо загнуться. «Мариночка выиграла художественный конкурс…» — всплыл у меня в голове голос матери.
На лестнице я столкнулась с Антоном. Он поднимался, позвякивая бутылками в пакете.
— Простите… — пробормотал Антон, и поднял глаза. – Юля? Юлька! Сколько лет, сколько зим. Ничего ты, красотка! Идём, посидим, выпьем за встречу.
Он полез обниматься. Но тут как джин из лампы появился Дима, сгрёб его за шиворот и сказал:
— Ещё раз сунешься в эту семью, станешь ступенькой в подъезде. Ну-ка, дай я размеры прикину…
Антон бестолково брыкался и пытался вырваться. Безуспешно.
— Дима, брось его. Оставь. Он того не стоит.
Дима разжал руки, Антон мешком свалился, раздался звон бьющегося стекла. Алкаш завопил от ужаса, но мы с Димой уже выходили из подъезда. Сели в машину и быстро поехали по адресу, который дала Лариса.
Маринку долго лечили. Я не навещала её. Мне было страшно. Просто оплачивала лечение и реабилитацию, а потом она сама позвонила мне.
— Юль… не отвлекаю?
Голос был тихий и уставший. Но в нём звучали нотки прежней Марины. Поневоле лучшей и без вины передо мной виноватой.
— Нет. Как ты?
— Меня пока не отпускают. Хотела попросить тебя заехать. Это же ты меня устроила на лечение, да?
— Да, я.
— Я так тебя ненавидела первые две недели. А сейчас так благодарна.
«Я ненавидела тебя почти тридцать лет» — подумала я, а вслух сказала:
— Не за что!
— Так ты заедешь?
— Да, Марин, заеду. Обязательно.
Я купила сестре вкусностей по шаблону и приехала в клинику. Маринка сияла чистой головой и своими синими глазами. Слава Богу, не поблекшими.
— Привет…
— Привет. – сказала Маринка, слезла с кровати и бухнулась на колени.
Лицо у неё при этом стало жутко уморительным. Я фыркнула.
— Что за цирк?
— Прости меня! Ты всегда была лучшей сестрой. И день сегодняшний это подтвердил.
И Маринка поклонилась мне в ноги.
— Встань, чудовище. Я тебя давно простила.
— И за Антона…
— Ой, а вот за это вообще спасибо! Надеюсь, ты не собираешься больше пытаться его спасать?
Маринка встала, отряхнула коленки и сказала:
— Не собираюсь. А насчет «спасибо» — это ты зря. С тобой бы он таким не стал. Я же говорю: ты из нас двоих – бриллиант. А я так… рубин, искусственно выращенный. Можно… можно тебя обнять, Юлька?
Я ощутила ком в горле и кивнула. Марина бросилась мне на шею и заплакала. Я обняла её и почувствовала, что мои глаза тоже на мокром месте. Ненависть ушла… я сумею полюбить её. Как хорошо, что мы успели. Как хорошо…
