Последнее увлечение

Мари шла по подиуму, слегка покачивая бёдрами, отчего лёгкий капроновый шлейф её полупрозрачной блузки казался крыльями. Зрители были в восторге от молодой манекенщицы, так внезапно ворвавшейся в мир индустрии красоты.

Она, казалось, играла. Её широко раскрытые голубые глаза смотрели с непосредственной детской наивностью, пухлые губы выражали то чуть капризный настрой, то полуулыбку.

— Зритель смотрит не на мои костюмы, а на эту молодую кривляку, — сердито шептала отцу Жанна, — а ведь я творец. И давно это доказала… И зачем ты притащил её ко мне на подиум, папа?

 

— Ты не понимаешь. Твои шедевры навсегда останутся мёртвыми тряпками, пылящимися в шкафах… Ты одеваешь женщину. И должна любить её. Если этого нет, то ни один наряд не украсит её и не будет увиден… — спокойно отвечал старый владелец дома моды Пьер своей преемнице – дочери, — она изюминка в однообразной толпе моделей. Зрителю нужен такой образ. Они идут на неё…

— Раньше ты не был таким безжалостным, — скривилась в усмешке Жанна, — что с тобой, папа? После ухода мамы ты стал другим, изменился. Ты никогда не позволял себе так приближать к себе своих протеже. Делаешь ей такие подарки! И не подумал о том, что у неё поедет крыша от тщеславия, а потом ты бросишь её как надоевшую куклу, и что с девочкой будет?

— Так ты жалеешь её или ревнуешь? – со смехом спросил Пьер, погладив дочь по руке, — перестань. Она моя муза, если хочешь. И никакие наряды не испортят её прекрасного тела. Ты зря волнуешься. Компания давно и в твоих руках. Я не лезу в творческий процесс, а тебе пора перестать волноваться из-за моих увлечений.

— Хорошо, если это увлечение. Но тебе уже семьдесят пять лет, папа. И ты не отпускаешь её от себя. Пойми, это смешно в твои годы. У тебя внук её ровесник. Что скажет Жорж? Дедушкина пассия – Мари! И потом, хоть она и похожа на маму, но это всего лишь её бледная копия… — Жанна встала и пожала руку отцу. В зале раздавались аплодисменты, показ подошёл к концу, и она поднялась на подиум, кланяясь.

Пьер заметил Мари в театре, где она танцевала балетную партию в сборном концерте ещё год назад. Переманить танцовщицу на подиум не составило большого труда. Мари была высокой, длинноногой и смуглой. На тёмном фоне волос глаза её светились синевой, и улыбка обнажала белоснежные крепкие зубы.

Пьер рисовал её в своей мастерской, даря щедрые подарки и оплачивая все её расходы, и нанимая ей учителей.

— Тебе необходимо учиться. Когда-то ты покинешь подиум, и я должен буду знать, что ты полюбишь другой род занятий. Например, будешь рисовать, как я или откроешь школу танцев. Нельзя быть такой красивой и пустой. Бери пример с Жанны. Она превзошла мои ожидания, стала прекрасным модельером.

— А ваш внук Жорж? – хитро щурясь, спросила Мари, — он, кажется, не старается учиться?

— Да, он бегает по ночным клубам и заглядывает в гримёрки на показах, но он молод. Впрочем, как и ты. И пока ищет себя… На прошлых мотогонках, кстати, он показал неплохой результат, — ответил Пьер, гладя волосы Мари.

Она подошла к окну обнажённой и её тело осветилось солнечными лучами.

— На сегодня всё? Я могу одеваться? – она заглянула на холст и улыбнулась.

В это время в мастерскую вошёл Жорж. Он, глянув на Мари, чуть прищурился и перевёл взгляд на деда:
— Ты едешь на острова? Я правильно понял, что должен ехать с тобой?

Мари одевалась и поглядывала на Жоржа.

— Да, мы едем вместе. Я приглашал и твою мать, но она очень занята, либо просто не хочет. Ты же знаешь, что я не люблю один путешествовать. А бабушки нет. Мы едем вместе, — он кивнул в сторону Мари, — послезавтра будьте готовы.

Пьер вышел из мастерской, Жорж принялся мыть его кисти и убирать эскизы. Мари выпорхнула за Пьером, догнав его на лестнице.

— Он не любит, когда ты им командуешь. Пожалей его. Всё-таки он молодой, но уже мужчина, — сказала она Пьеру.

— Ты рассуждаешь, как моя дочь… Но согласен. Теперь буду рассылать вам письменные уведомления, — Пьер заглянул в глаза Мари и поцеловал её руку, — ты любишь меня?

— Я тебя обожаю, Пьер, и ты это знаешь. Ты дал мне всё. Ты изменил мою жизнь, изменил меня… — она приникла к его плечу и поцеловала в щёку.

— Только одного я не могу тебе дать – женского счастья, девочка моя… Мы разминулись во времени. Ты моя радость и свеча…

— Не надо об этом. Я не хочу замуж. Я просто хочу быть рядом с тобой…

 

Через день они уже расположились в уютном островном отеле. Большой трёхэтажный дом возвышался над морем, двор окружали пальмы, а в тенистой беседке, увитой лианами, шумел в круглой чаше фонтан.

Пьер любил Мари. Он не представлял себе жизни без своей малышки, которая заменила ему всё, и стала необходимой настолько, что один вид её рядом и радовал, и успокаивал.

«Да, я эгоист, но без этой девочки мир тусклый и пустой. Но как удержать её около себя? Ведь я гожусь ей в деды», — эта мысль не давала ему покоя.

Каждое утро они ходили с Мари на море. Жорж не всегда сопровождал их, он любил спать почти до обеда или рисовал у себя в комнате, выходя на кофе к полудню.

В один из дней Жорж снова спал, а Мари с Пьером искупались в море и лежали в тени пальм, глядя в выцветшее, голубоватое, измождённое солнцем, небо.

— Принеси мне апельсинового сока, — попросил Пьер. Мари встала и направилась к дому. Пьер задремал, а когда открыл глаза и глянул на часы, Мари всё ещё не было.

Он встал и сам пошёл к дому, думая о том, куда же запропастилась его спутница.

Подходя к двору, Пьер, сквозь плеск фонтана услышал тихие женские стоны. Он сразу понял, что происходит внутри сокрытой от глаз уединённой беседки и пятясь, ушёл незамеченным обратно к морю.

Сердце его лихорадочно билось, но он смог взять себя в руки и лёг на свой лежак, прикрыв глаза. Там, в беседке, была Мари… Это её вздохи и будоражащий шёпот он слышал, уходя на цыпочках со двора.

Значит, с ней был Жорж. Больше никого в доме не было.

Пьер с грустью улыбался. Он слушал море, крик чаек и старался дышать ровно и спокойно. Ревности у него сейчас не было. Он любил обоих так, что готов был бы отдать жизнь за каждого, не размышляя.

Его любовь к Мари теперь показалась такой неуместной, такой напыщенной, и радужной, как может нафантазировать себе только художник, большой романтик и выдумщик.

«Я старый и глупый осёл, — мысленно говорил он себе, — она девочка. Яркая, талантливая и юная…Но я не могу без неё. По крайней мере пока…»

Через минут десять он услышал около себя шорох её шагов, и притворился спящим.

— Эгей, Пьер… — прошептала она, наклоняясь к нему, — сок нагреется, на, пей.

Он открыл глаза и сел, потянувшись.

— Кажется, я заснул. Море усыпляет. Спасибо тебе, дорогая. А что там Жорж? Не хочет присоединиться к нам?

Она пожала плечами, глядя на море. На щеках её ещё пылал румянец, она устало вздохнула и легла рядом, закрыв глаза. На губах её была та самая полуулыбка, которую так обожал Пьер.

После отдыха на острове Пьер вызвал к себе Жанну.

— Ты знаешь о том, что они любят друг друга? – спросил он напрямик.

Жанна вздрогнула и посмотрела ему в глаза.

— А ты знаешь? Откуда? – она отвернулась к окну и заплакала.

— Бедный мальчик, — всхлипывала Жанна, — единственный мой сын, и такая первая любовь! Ведь весь мир перед ним. И любая была бы рада. Так нет… Надо влюбиться в пассию своего же деда!

— Тише, тише. Она не пассия. Не надо громких слов. Она сотрудница нашего дома Моды, — вдруг сказал Пьер.

— Что случилось? Там, на острове? – Жанна подошла к нему вплотную, — она призналась тебе сама или он?

 

— Никто никому не признавался. Но я пока не глухой и слепой старец, каким вы меня все представляете, — он обнял Жанну и поцеловал её в лоб, — пусть женятся. Это моё условие. И пусть будут рядом с нами. Подбери им хороший дом, это будет моим свадебным подарком.

Жанна выдохнула.

— Они знают о твоём решении? – спросила она.

— Нет, пока нет. Он, как мужчина, должен сам ей сделать предложение. Но Боже, как они молоды оба! А может, это и хорошо, — он махнул дочери на прощание и уехал к себе в мастерскую.

Два дня он писал картины, ночевал там же, в своей комнате отдыха. На третий день к нему пришла Мари.

— Ты не зовёшь меня больше позировать, Пьер? Я могу знать… — она запнулась, и заплакав, уткнулась в его плечо.

— Ну, что стряслось? Не ври, говори, как есть, я всё понимаю… — Пьер гладил её по спине.

— Я выхожу замуж. За Жоржа. Мы любим друг друга… Я должна была раньше сказать тебе, но не могла. Боялась… — Мари вытерла слёзы и посмотрела на Пьера, — ты осуждаешь меня?

Он был спокоен.

— По крайней мере, ты всегда будешь в поле моего зрения. И я смогу видеть твоё счастье. Тем более, что ты сделаешь счастливым и ещё одного родного мне человека… Я рад. Ты – в семье. Слушайся Жанну. Она добрая и справедливая.

Свадебное торжество было довольно скромным, в классической манере, без раздутых церемоний и множества папарацци.

Пьер, утомившись от вечера, первым уехал к себе отдыхать, доверив Жанне присутствие на торжестве до конца. Оставшись один в своей спальне, он подошёл к портрету жены и помолчал. Так он делал почти каждый вечер.

— Прости меня, Ирен, — тихо сказал он, — это последнее моё увлечение. И оно разрешилось практически без греха. Как осенний слабый луч солнца согрело моё сердце. Ах, Ирен, я так скучаю… Понимаешь?

Он лёг в кровать и засыпая, видел себя молодым, а рядом танцевала его молодая супруга. В белом платье она бежала по песчаному побережью того самого пляжа на острове, где он был так счастлив последний раз с Мари.

Молодые окунулись в свою любовь уже не скрывая чувств и наслаждаясь такой счастливой переменой. Теперь Жорж работал с матерью в офисе, так как дедушка почти не появлялся на работе, хотя по-прежнему был совладельцем Дома.

Прожил Пьер ещё три года, Мари и Жорж иногда брали его с собой на остров отдыхать, как он и привык. Но настоящим счастьем для него стало рождение через два года внучки, которую молодые родители назвали Ирен, в честь бабушки…

Елена Шаламонова

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.91MB | MySQL:68 | 0,950sec