— Мам, ну скажи, как ты так смогла? Как же можно было настолько не любить себя, чтоб в сорок превратиться в старуху!
— Мне тридцать восемь вообще – то. – Валентина попыталась приосаниться, и даже поскрести костлявой старушечьей рукой сальные, давно не мытые и не чесанные волосы, торчащие в разные стороны.
От этого материного движения у Никиты все внутри перевернулось. Жест был до боли знаком. Так мать делала, когда хотела понравиться очередному ухажеру. Таких было много, парень даже не помнил всех, кто проходил через сожительство с матерью. Этим движением мать напоминала побитую собаку, которая, в очередной раз переворачиваясь на спину, ждет ласки вместо пинка.
— А, ну да, извини, это сильно меняет дело!
— Ну давай, ори на мать! Ударишь, может? Всегда так было. Ни один мужчина ко мне нормально не относился. И сын такой же, как все! Зря я к тебе приехала. Не нужна я тебе. – Валя вскочила и попыталась по привычке замахнуться на сына, как делала много раз в его детстве. Только вот сын был на две головы выше ее, так что ее жалкие попытки устрашить на него уже не подействовали.
-Мам, хватит! У тебя был нормальный муж. Нормальный, заботливый и любящий. И что удивительно, он меня, чужого пацана, любил как своего. Да, мам, ты мне не нужна. Мне отец нужен. А я ему. Мы без тебя десять лет прожили, справимся и дальше.
— Ну и пошли вы, оба! Живите, а мне и одной хорошо! – мать попыталась громко хлопнуть дверью, но сил едва хватило, чтоб закрыть ее. Было видно, что жизнь сильно потрепала ее.
Валентина была старшей в многодетной семье. Родители, не сильно заботясь о том, как растить детей, едва ли каждый год приводили в мир нового ребенка. Дети росли, как грибы – сами по себе и при поддержке добрых людей. Благо семья жила в селе, где все друг друга знали, помогали и поддерживали. Сердобольная соседка приносила молока для маленьких, одежду собирали всем селом, а собрать детей к школе помогал директор колхоза, выделяя нерадивым родителям премии и самостоятельно закупая на них все необходимое.
Семья не была пьющей. Просто родители Вали не считали нужным о чем – либо беспокоиться.
— Дал бог зайку, подаст и на лужайку! – говаривала мать, поглаживая живот с очередным «зайкой».
Дети, без внимания со стороны взрослых, сами находили себе занятия.
Валя помнила, что все детство мечтала просто выспаться, нормально поесть и одеться в новую, а не отданную сердобольными соседями одежду. А еще она мечтала, чтоб ее любили. Просто так, за то, что она родилась. Она видела, что других детей, в других семьях, родители любят. В ее семье родители тоже любили, только друг друга. Дети были лишь логичным итогом любви, сами по себе никаких чувств не заслуживающие. Мать могла запросто оставить детей одних и идти искать подгулявшего мужа. Могла не накормить их, зато наготовить для дорогого супруга.
Вале казалось, что если бы ее кто-то полюбил, хоть немножечко, ее жизнь могла бы сложиться по – другому. Она отчаянно искала человека, который ее полюбит. Поэтому тянулась к людям, как росток к солнцу. К сожалению, этим ее качеством, смешанным с детской наивностью и неопытностью, часто пользовались люди непорядочные. Первым был парень, с которым Валя училась в одной школе. Ему было семнадцать, ей четырнадцать. Она считала, что влюбилась раз и на всю жизнь, а он бросил ее, едва получив желаемое. Затем были другие, Валя не считала, что ей рано вести взрослые отношения с парнями. Ведь мать ее родила в пятнадцать. Да и вся изнанка супружеских отношений была ей знакома, родители не утруждали себя заботой о психологическом состоянии детей, когда детей делали и рожали.
В итоге, Вале даже стало нравиться менять мужчин, как перчатки. Каждый раз что-то новое, интересное. Новый человек, новые мечты о счастливой семейной жизни с ним.
Проблема была лишь в том, что ее родители поженились сразу, едва узнали о том, что девушка беременна, а Валю в загс никто звать не торопился, хотя стать женой ей хотелось больше всего на свете. Ей казалось, что это вершина счастья – расписаться с мужчиной и гордо называть себя женой.
Ранняя беременность стала логичным итогом того образа жизни, который Валя себе выбрала. Правда ей, в отличии от матери, удалось даже закончить школу и поступить в техникум до рождения первенца.
В восемнадцать лет родился Никита. Кто был его отцом, Валя точно не знала и не могла даже предположить, так как помимо взрослых отношений стала увлекаться спиртными напитками, порой толком не соображая, кто укладывает ее в постель.
В своем упорстве выйти замуж, затащить какого – нибудь из ухажеров в ЗАГС, Валя совершенно не заботилась о ребенке. Первое время ей помогали подружки из общежития, педагоги в техникуме закрывали глаза на ее пропуски и пытались добиться стипендии для нее. Особо заботливые приносили детские вещи, которые Валя, не глядя, выбрасывала.
— Хватит! Я сама всю жизнь в чужих обносках! Мой сын будет в новом ходить. И жить в нормальной семье.
— Ага, а до тех пор ты его как собралась содержать? Ты вот выбросила пакет, а так костюм теплый и комбез. Скоро холодно будет, ты на что ему одежду купишь? – пыталась убедить ее соседка по комнате.
— Нет, придумаю что – нибудь. Дома будет сидеть, нечего ему на улице делать.
— Валь, ты в своем уме? Если помогают, надо радоваться. Многие и этого не видят. Сколько детей в нищете живут, в обносках ходят. А тебе на блюдечке приносят помощь. А ты, как королева, будто милость оказываешь, да еще и не все берешь.
— Ну сразу видно, что тебя во все новое в детстве одевали. А я этими обносками сыта по горло.
— Ну не скажи, я в детском доме росла. Нам хоть и привозили подарки всякие спонсоры, а до нас все равно мало доходило. Да и то, самые шустрые разбирали. Так что ты можешь дурить, а я пойду обратно пакет принесу. Мне Никита как родной уже, не хочу, чтоб он от такой матери страдал.
Валя смотрела на соседку и удивлялась: «Чего ей неймется? Чужой ребенок, что она так волнуется?» К сыну Валя не испытывала сильных чувств, хотя в детстве она обещала себе, что к своим детям будет относиться иначе, чем к ней относились родители.
Чем сын становился старше, чем больше проблем создавал для ее личной жизни. Многие мужчины исчезали с горизонта, едва узнавали о том, что Валя идет в комплекте с «прицепом». Девушка всерьез стала задумываться над тем, чтоб сдать сына в детский дом или отвезти родителям. Там уже была орава, еще на одного никто бы и внимания не обратил бы.
К счастью для мальчика, Валя познакомилась с Виктором, который был мастером на заводе, куда она устроилась работать уборщицей. Тихий, скромный мужчина быстро попал под влияние Валиных чар. Но, в отличие от многих, не сбежал, узнав о Никите. Более того, он охотно согласился жениться и даже записать мальчика на свое имя. Трехлетний Никита быстро стал ему родным, да и к Валентине муж относился очень хорошо. Не пьющий и не курящий, Виктор потребовал от жены отказаться от пагубных привычек, которые, несмотря на юный возраст, уже стали частью ее жизни.
Ради мужа, о котором она столько мечтала, Валя смогла взять себя в руки и попытаться вести трезвую жизнь.
Правда вскоре она обнаружила, что жизнь, о которой она так мечтала в детстве, на редкость скучная и однообразная. Каждый день одно и то же: работа, дом, работа, муж, ребенок и снова по кругу. Никаких гулянок, походов в бар и посиделок с подругами. Муж каждый день приносил сыну сладости и игрушки, а она жутко ревновала, ведь им вместе было хорошо, а ей с ними — тошно. Идеальный муж стал безумно раздражать, оказался слишком правильным и скучным.
Тайком Валя стала радовать себя стопочкой или бокальчиком. Однако, вскоре муж узнал об этом и потребовал прекратить. Валя поняла, что больше ни дня не сможет выдержать рядом с этим скучным мужичонкой, у которого одна радость в жизни была – домой прибежать, сгрести в охапку мальчишку и бежать на улицу. Глядя, как муж учит сына кататься на велосипеде, показывает, из чего состоит автомобиль, Валя ненавидела весь мир. Ей хотелось тусовок, развлечений, новых знакомств, а не борщей и поездок на дачу на выходных. Наконец, Валя решилась.
— Вить, ты не обижайся, но я с тобой развожусь. Устала я от такой жизни. Душно мне, словно я в клетке.
— А чего тебе не хватает? Баров, ресторанов и пьянок до утра? Так ты ж сама говорила, что с детства о нормальной семье мечтала, замуж хотела, сыну отца хорошего. Чего тебе не хватает? Живи и радуйся!
— Это тебе хорошо, а мне тошно так жить! У тебя свои радости, у меня – свои. Я так больше не могу. Пять лет как на каторге, словно не живу, а срок мотаю.
— Ну хорошо, давай разводиться. Живи, как хочешь и с кем хочешь. Только учти – сына я тебе не отдам. Он мне родной стал, я душой к нему прикипел. Сама можешь на все четыре стороны идти, не расстроюсь. Но парню жизнь калечить не позволю!
Дело принимало неожиданно приятный оборот. Вале приходило в голову, что с сыном у нее не получится жить на полную катушку. В ее планах было либо сдать его родителям, либо в детский дом. Но раз Виктор решил себе его оставить, так и вообще замечательно. Оформив развод, Валя снова бросилась в загулы. Теперь никто ее не ограничивал, замуж она больше не рвалась, поэтому путь по наклонной быстро захватил и превратил молодую женщину в пропитую, вечно грязную и побитую оборванку.
Именно такую мать встретил Никита, недавно вернувшийся домой после службы в армии. Отчим смог воспитать его достойным человеком и за десять лет ни единого раза не сказал о бывшей жене плохого слова. Да и у сына пытался формировать уважительное отношение к ней.
— Ты мать не вини, сынок. У каждого в жизни свой крест и своя правда. Она молодая была, неопытная. Сама не знала, чего от жизни хочет. Вроде и семью хотелось, да молода совсем – не нагулялась. Вот и тянуло ее постоянно к развлечениям. Не справилась она с обычной скучной жизнью. Ну а и меня гуляка, сам знаешь, никакой. Мне бы лучше дома. На выходных на дачу.
— Да знаю, бать! Я вот только одного не пойму, если ты мне не родной, как же она постороннему человеку родного сына не побоялась оставить?
— Да какой же ты мне не родной? Я к моменту развода тебя уже пять лет растил. Прикипел к тебе душой, не оторвать!
— Но она – то мать. Она – то видимо не прикипела. Бать, ты знаешь, я ведь только в армейке понял, насколько ужасно она поступила. Всем ребятам матери писали, скучали, фотографии слали. Говорили, как скучают, посылали посылки с любимыми сладостями. Мне одному мать не писала. Представляешь?
— Ну так я ж тебе писал.
— Бать, ну ты ж понимаешь, о чем я? Одно дело отец, и совсем другое – мама! Ребята письма от матерей в нагрудном кармане носили, у сердца. А мне туда положить нечего было. Ты мне много раз говорил, чтоб я на нее не обижался. Но не могу! Бать, не получается у меня! Наверное, я такой же, как она, не помнящий добра и никого не любящий.
— Нет. Ты не такой. И она не по своей вине такой стала. Прости ее, сын. Прости и на душе станет легче! Жить станет радостнее. Тем более, может, вернется еще, все ведь бывает.
Сколько не пытался Никита послушаться отца и понять мать, ничего не выходило. Однако, увидев ее на скамейке у дома, он не смог пройти мимо и сделать вид, будто не узнал. Хотя узнать ее было очень сложно. Всего за десять лет она постарела на все тридцать. Не достигнув сорока лет, она выглядела так, будто давно была на пенсии. Седые грязные волосы клочьями торчали из – под некоего подобия шапки. Грязная куртка без замка была перепоясана обрывком то ли веревки, то ли пояса, засаленного до такого состояния, словно его вынули из лужи. Судя по запаху, который исходил от нее, мылась мать в последний раз очень и очень давно. Из — под длинной юбки выглядывали худые грязные ноги, которыми она перебирала, в попытках согреться.
Первым порывом парня было пройти мимо, не обозначив себя. Но мать его узнала, вскочила на ноги и побежала на встречу, раскинув руки:
— Сыночек! Дорогой мой! А вот и мама! Я к тебе приехала.
— Мам, привет. Я вижу, ты не кричи только. – Никита видел, как на него покосились выходящие из подъезда соседи. Многие из них не знали Валю, и не могли понять, что за бомжиха ему на шею вешается.
— Ты не рад меня видеть? Вот, так я и знала! Ехала прощение простить, а сын мне и не рад, — мать обдала Никиту таким жутким запахом перегара, что парень едва на ногах устоял.
— Рад. Мам, пошли домой, я тебя хоть чаем напою.
— Ба! Чаем? Ты что, как папашка твой? Непьющий? А я ведь не с пустыми руками, я с гостинцем!- последние слова мать произнесла тихо, словно заговорщица, доставая их кармана юбки бутылку с каким – то мутным содержимым.
— Нет, мам, я не пью и тебе не позволю. Ты меня давно ждешь? Замерзла? Пошли в дом.
— Да не замерзла я, выпить хочу, а тебя носит непонятно где, — ворчала Валентина, поднимаясь по лестнице. Она была расстроена. Думала с сыном посидят, разопьют бутылочку, она поплачется, а он, гляди, деньжат подкинет. Но все пошло не по плану с самого начала.
Дома Никита позвонил отцу на работу и предупредил, что дома его ждет сюрприз.
— Бать, ты только меня не ругай. Сюрприз не самый приятный, но со мной все хорошо.
— Ну, что ж, постараюсь пораньше приехать, — вдохнул отец.
Никита накормил мать, предложил помыться и переодеться, но она отказалась.
— А зачем? У меня все хорошо.
— Мам, от тебя пахнет, а по одежде клопы бегают. Мы потом с отцом не выведем.
— С отцом? Ну надо же? Отцом прям стал. Гляди – ка на него. И без меня, значит, хорошо вам жилось.
— Конечно. Такого отца, как мой, еще поискать! Единственное, за что я тебе благодарен, кроме жизни, так это за батю и то, что оставила меня с ним. Он мне и тебя заменил, и человеком вырастил.
Мать не ответила, а парень продолжил:
-Мам, ну скажи, как ты так смогла? Бросить родного ребенка с чужим мужчиной?
— А что не так? У вас же все нормально. Квартира опять же. А мне тебя куда? В детдом разве что?
— Ты бы меня в детдом сдала? – Никита от неожиданности и спокойствия, которое звучало в голосе матери, едва не сел мимо стула.
— Ну а куда тебя девать? Мне надо было жизнь строить.
— Я смотрю, построила, раз в сорок выглядишь на восемьдесят!
— Мне тридцать восемь вообще – то. – Валентина попыталась приосаниться, и даже поскрести костлявой старушечьей рукой сальные, давно не мытые и не чесаные волосы, торчащие в разные стороны.
— А, ну да, извини, это сильно меняет дело! Никита снова встал и начал мерять кухню крупными шагами, — Ты же столько лет про меня даже не вспоминала. Скажи, кстати, зачем сейчас – то пожаловала? Только честно.
— Прощения попросить… и деньжат. Мужик мой меня кинул и выгнал из квартиры. Идти мне некуда. Вот до тебя пешком добралась.
— Ты хочешь сказать, что все десять лет жила в этом городе? – Никита снова сел.
— Ну а где ж мне жить – то? – не поняла вопроса мать.
— И за десять лет ни единого раза не вспомнить, не приехать? – Никита сам не заметил, как его голос сорвался на истеричный крик.
— Ну давай, ори на мать! Ударишь, может? Всегда так было. Ни один мужчина ко мне нормально не относился. И сын такой же, как все! Зря я к тебе приехала. Не нужна я тебе. – Валя вскочила и попыталась по привычке замахнуться на сына, как делала много раз в его детстве.
— Я не ору, хотя есть за что. И ты не права, у тебя был нормальный муж. Нормальный, заботливый и любящий. И что удивительно, он меня, чужого пацана, любил как своего. Так что, мам, не обижайся, но ты мне не нужна. Мне отец нужен. Он мне и за маму, и за папу все эти годы был. Знаешь, наверное не стоит его расстраивать твоим визитом. Сколько тебе денег нужно?
— Сколько для матери не жалко. Хотя чего уж, наверное и копейку зажмешь. Не надо мне от тебя ничего. Подавись своими деньгами.
Мать вышла, громко проклиная сына и бывшего мужа.
А Никита понял, что ничего не почувствовал ни от ее возвращения, ни от ухода. Она стала ему чужой.
Ольга Брюс
