Щелчок двери возвестил, что Галя ушла, и Алексей Иванович остался в квартире один. Пора была собираться. Перевозчики приедут в пятницу, увезут оставшуюся мебель, большой телевизор, который он выторговал при разводе, и перевезут на квартиру, что Алексей Иванович временно снял в Кузьминках. Но была еще мелочевка, документы, бумаги, которые мог взять только он сам. Их следовало собрать в большую сумку, что уже стояла приготовленная посередине комнаты.
Алексей Иванович пошел в ванную, забрал одеколоны, бритву, зубную щетку, все сложил в пакет. Бриться возле этого зеркала он уже никогда не будет. Потом платяной шкаф, там оставались свитера, рубашки, носки. Закинул их в сумку. Теперь стол. Старые авторучки, открытки, точилки для карандашей Галя потом выкинет. В нижнем ящике бумаги, вот свидетельство о рождении, диплом. Рассматривая вкладыш с длинным перечнем пройденных предметов, где часто стояло хор. и отл., он иногда не мог вспомнить ни сам предмет, ни как он сдавал экзамены. Автоматизированные системы управления. Что там было, кто читал все эти лекции, как он выглядел? Был ли лектор мужчина, а может это была женщина? Полный пробел. Большая часть того, чему его учили в институте, никогда не понадобилась. А тому, что было нужно, тому не учили.
Алексей Иванович взял со стола большой фотопортрет дочери, тоже положил в сумку. Танька в школе, что там у нее сейчас, арифметика? Хорошо, что она его сейчас не видит, как он собирается. За окном ярко сияло солнце, стоял прекрасный майский день. Но люди расходятся в любую погоду. С дочкой они будут видеться, конечно.
Из пожелтевшего пакета веером выпали старые фотографии, некоторые еще черно-белые. Вот они с Галей в Крыму. Таньки еще не было, она потом появилась. На одном фото три мальчика, он сам и два его лучших друга, Женька и Борька, летом в пионерском лагере. Его родители приезжали в родительский день и сфотографировали их втроем у огромной сосны. Женька теперь стал большим начальником. Он и там, на фото, главный, стоит в центре. Борька справа от него, а Алеша слева. Женька среди ребят был самый сильный, а Борька ему завидовал, но виду не подавал. Теперь, вспоминая, Алексей Иванович это хорошо понимал. Борька тоже был с амбицией. С Борькой потом случилась очень странная история. Алексей Иванович много лет не вспоминал, память совершенно выкинула ее, эту историю, из головы. Он даже Гале никогда не рассказывал. Раньше, когда они говорили обо всем на свете, даже самые глупости, со смехом пересказывая их друг другу, он ни разу не рассказал ей про это, даже словом не упомянул. Странно, почему не рассказал? А теперь уже поздно, теперь она не будет слушать.
Сколько ему было лет? Алексей Иванович еще раз взглянул на старую фотографию. Восемь или девять. Значит с тех пор тридцать лет прошло. В мистику он не верил, все это глупости, люди придумывают от безделья. И никогда в жизни не было никакой мистики. Вот только этот случай остался непонятен.
Как же он мог забыть?
***
Они всегда играли на одной и той же длинной, почти с футбольное поле, поляне. Алеше она тогда казалась очень большой. С одной стороны начинался сосновый лес, с другой проходила пыльная сельская дорога, и по ней иногда проезжала лошадь с телегой, груженной бидонами. За дорогой виделся забор пионерского лагеря. В лес ходить было строго запрещено.
Клавдия Николаевна не уставала повторять, что в лесу можно заблудиться, и дети верили, что стоит им туда пойти, и они никогда не вернутся назад. Заходили, но не дальше десяти шагов. Лес был табу. Что же они делали там на поляне? Бегали, играли во что-то. В войну, наверно. Прятались, устраивали засады, следили друг за другом. Еще ловили бабочек и стрекоз, а потом отпускали. С девочками они не играли, с девочками было скучно. Те играли в какие-то свои игры, в дочки-матери, и Алеша решительно не понимал, что с ними делать. Это потом он переменил свое мнение. Раз попробовал, но скоро ушел от них. Женька тогда поймал лягушонка и предложил его казнить. Вдвоем они отошли подальше, где их не было видно, и там Женька достал найденный ржавый гвоздь и предложил распять лягушонка. Он приставил его к стволу дерева и медленно вдавил гвоздь в лягушачий живот. Лягушонок не издал ни звука. Алеша ничего не делал, только стоял и смотрел. Потом они ушли, а лягушонок остался висеть на дереве. Больше за всю жизнь Алексей Иванович не убил ни одного лягушонка.
Но иногда они просто лежали у края и смотрели, как сквозь ветки сосен просвечивало голубое небо. Сосны, освещенные солнцем, сочились смолой. Мир был нов и непознан. Но он очень хороший, этот мир, и жить в нем будет весело. В этом не было никаких сомнений.
Однажды к нему подошел Борька и как бы невзначай сказал:
— Я сейчас ходил в лес.
— Честно? — Алеша был поражен.
— Честно.
Борька наслаждался произведенным эффектом.
— Далеко?
— Так далеко, что поля уже не видно.
— И ты не заблудился?
— Нет.
Алеша, чувствуя свое ничтожество, принял безразличный вид. Из всех мальчишек Женька был самый смелый, но наверно Борька еще смелее.
Сейчас, много лет спустя, Алексей Иванович сам точно не помнил, верил ли он тогда, что этот лес так уж велик. С одной стороны казалось, он верил, но и знал, что так близко от Москвы больших лесов не бывает. Может где-то далеко, на севере. Прошлым летом на даче тоже был лес, и однажды они с отцом пошли в него гулять. С отцом было совсем не страшно. Уже через полчаса они вышли на какую-то ограду, за ней стоял дом, и там пели петухи. Тогда-то отец и сказал ему, что большие леса далеко, а здесь куда не пойдешь, скоро выйдешь либо на дорогу, либо к полю.
На обратном пути отец показал ему:
— Видишь внизу на дереве мох? Если заблудишься, знай, мох всегда нарастает на стволах с северной стороны.
Алеша присмотрелся, и правда, мох рос не равномерно, возле корней с одной стороны его было побольше, а с другой почти не было. Да, с отцом было легко. Тогда же он научил сына разводить костер.
— А волки в лесу водятся?
— Здесь нет, давно не осталось. Но на севере они есть.
— А медведи?
Медведей тоже не было. Но бывают плохие люди, хулиганы. Поэтому в лес Алеше можно, но только недалеко от дачных участков. И в лагере добрая Клавдия Николаевна, которая позволяла многое, в лес ходить строжайше запрещала. Значит нельзя. Взрослые тогда еще были авторитетом.
***
— А что там, в лесу?
— Сначала, — рассказывал Борька, — просто идешь, а вокруг деревья. Потом, если обернешься, поля уже не видно, деревья все закрывают. Но потом, если идти долго-долго, начинаются поваленные деревья.
— Как поваленные?
— Они не растут прямо, а лежат на земле. Их там много, и все поваленные. А вокруг темно.
Алеша помолчал, переваривая информацию.
— А потом?
— А потом снова светлее, и дальше видно другое поле, а за ним ничего. И только где-то далеко-далеко рычание медведя. И все, дальше я не пошел.
Про медведя Борька, конечно, загнул, это Алеша понял даже в свои восемь лет. Но и без медведя это был подвиг.
— А как ты вернулся?
— Просто повернулся и пришел обратно.
— И все?
— Все.
— И тебе было не страшно?
— Нет, а чего там бояться, — Боря сказал это запросто.
Алеша бы так просто не отважился.
И тут Борька спросил:
— Хочешь мы вместе туда сходим?
— Прямо сейчас?
— Можно завтра. А ты что, боишься?
Алеша покачал головой.
— Нет.
— Тогда завтра вместе с тобой пойдем.
— Хорошо.
***
Борька не забыл. Едва после завтрака их вывели на поляну, и все разбежались по своим важным делам, Алеша не успел еще придумать, что ему делать…
— Ну что пойдешь?
Это был Борька, конечно.
— Пойдем.
Что там страшного? Лес и лес. Борька вчера ходил, а он что, не сможет?
Они незаметно проследили за Клавдией Николаевной. Та отвернулась в другую сторону. Да, они с Борькой разведчики, что надо!
Лес начинался кустами. Но скоро кусты кончались, и тогда смешанный, мелкий лесок переходил в сосновый бор, строгий и торжественный. Сосны росли как колонны, земля под ними усыпана хвоей, идти по мягкими иголкам было легко и приятно. Алеша оглянулся, меж стволов светилась полоса поля. Мох на деревьях нарастал справа, значит обратно будем идти, мох будет слева. Борька, идя чуть впереди, был совершенно спокоен.
— Где же поваленные деревья?
— Подожди, еще будут.
Теперь, если оглянуться, поля не видно. Во все стороны, куда не глянь, лес одинаков. Но мох на деревьях справа. Неожиданно Алеша вышел на гриб.
— Смотри, гриб.
— Поганка.
Борька пнул его ногой, и большой гриб улетел в кусты.
Лес стал смешанным, появились елки, и еще какие-то деревья, названия которых Алеша не знал. Потемнело. Теперь мальчики шли медленно, осторожно оглядываясь и стараясь запоминать дорогу по приметам, какой-нибудь сучок необычной формы, за ним две елки рядом. Но как ни бодрились, становилось неуютно.
Алеша остановился.
— Может пойдем назад?
Но Борька был неумолим.
— Мы еще не дошли.
И тут Алеша увидел упавшее дерево. Оно сгнило изнутри, а рядом торчал гнилой пень. Земля стала неровной, пошли овраги, в них скапливалась вода, а вокруг было много упавших деревьев. Значит Борька не врал. Он сюда доходил. Идти становилось все труднее, приходилось обходить ямы, перелезать через упавшие стволы. Стволы были грязные, в грибных наростах, не то что те чистые сосны. И кустов стало больше.
Вдруг Борька остановился. Место было довольно мрачное.
— Ну вот, видишь?
— Да.
Они разговаривали полушепотом.
— Ты здесь вчера был?
— Да, — сказал Борька.
Алеше хотелось поскорее уйти. Они проверили себя, дошли, и незачем здесь дольше оставаться.
— Пошли обратно?
Борька не возражал.
— Стой, — сказал Алеша.
Что-то было не так.
У Алеши возникло ощущение, что за ним кто-то следит.
— Что? — спросил Борька.
— Ты ничего не чувствуешь?
— Нет. А что?
— Вон, смотри, — сказал Алеша.
В ветвях дерева, над полуповаленным стволом, на высоте примерно трех метров кто-то сидел. Как будто это был человек. Нет. Это был не человек. Странное существо состояло как бы из сучьев, но и деревом оно не было. Потому что у него было лицо. И оно смотрело прямо на них.
До него было метров двенадцать.
Теперь и Борька его увидел.
Алеша сказал:
— Не поворачивайся к нему спиной.
Он где-то слышал, к зверю нельзя поворачиваться спиной и убегать. Побежишь, все равно догонит. И сейчас тоже нельзя. А надо было отходить медленно. Кем бы оно ни было. И ни в коем случае нельзя бежать.
Откуда в мальчике появилась такая мудрость, Алексей Иванович и сейчас не понимал. Только помнил, было напряжение, но не страх. Почему-то он знал, что само оно за ними не побежит, так и останется там сидеть. Если не делать ничего необычного. Надо было уйти, не торопясь, и специально не оглядываться.
Но через несколько шагов Борька не выдержал и побежал.
— Стой! — крикнул Алеша, но Борька был далеко.
Алеша оглянулся в ту сторону, назад. Существо оставалось неподвижным. И сейчас, много лет спустя, Алексей помнил его взгляд. Добрым он не был, и злым тоже. Просто каким-то совершенно равнодушным. Как будто Алеша не живое существо, а камень. Или как человек глядит на муравья. Без любопытства, и если муравей не мешает, он его не тронет.
Но иногда, по неизвестной причине, может взять и проткнуть лягушонка гвоздем.
Алеша быстро зашел за дерево. Он не бежал. Бежать очень хотелось. Обходя поваленные деревья, иногда оглядывался, но никто за ним не гнался. Когда гниль кончилась, и пошел сухой лес, мальчик не удержался, и помчал во весь дух. Показался просвет, и вот он уже на поляне. Он не заблудился, хотя напрочь забыл про мох.
***
Борька был уже там. Отдышавшись, Алеша подошел и сел рядом.
Минуты две они не разговаривали. Потом Алеша спросил:
— Ты видел?
— А ты?
— Видел.
И снова замолчали. И опять Алеша проговорился первым.
— Что это было?
— А ты как думаешь?
— Леший?
— Сам ты леший.
Борька рассмеялся. Он вдруг стал очень весел, и всем видом показывал, что ничего особенного не произошло.
— А кто же тогда?
— Да никого не было. Просто ветки так сложились, а нам показалось, как будто был человек.
— Ты думаешь, нам показалось?
— Я это сразу понял.
— А почему ты побежал?
— Просто так, — сказал Борька. — Мне там надоело.
В это было трудно поверить.
А больше спросить не у кого. Рассказать никому нельзя, это было совершенно понятно.
Алексей Иванович горько усмехнулся. Какие они были дети. Рассудительность порой мешалась с невероятной, совершенно детской глупостью.
А так ли уж они были глупы? Он представил, вот бы они рассказали, и что бы было? Да ничего. Им бы не поверили. Но отругали бы, наказали, может быть на три дня запретили выходить гулять. Проверять в лес никто бы не пошел. И этим все бы и кончилось.
И Борька бы остался жив.
***
А тогда Алеша сказал:
— Давай никогда, никому не будем об этом рассказывать.
Борька охотно согласился.
— Да и рассказывать нечего, — сказал он со смешком.
Он был теперь как-то ненормально, неестественно весел. Алеша чувствовал, что на самом деле ему совсем не весело. Все же самолюбие у него сильно пострадало. А может им и в самом деле показалось?
Солнце светило, дети играли на поляне, и трудно было поверить, что всего в пяти-десяти минутах ходьбы, таится что-то неизвестное.
Борька тут же и подтвердил.
— Ничего там не было, нам показалось. Просто ветки да листья. Не веришь?
Алеша молчал.
— Хочешь, — сказал Борька, — сходим туда еще раз и посмотрим?
— Еще раз?
— А ты что, боишься?
— Нет, просто не хочу.
— Тогда я один пойду.
Алеша смотрел на него с полным изумлением.
— Ну, идешь? — Борька был полон решимости.
— Зачем?
— Подойдем, посмотрим, и все.
— Ты же говорил, там никого нет.
— А мы посмотрим. Я его палкой ткну. Да нет там никого.
Он находился в состоянии совершенного возбуждения. Алеша его никогда таким не видел.
Это потому, что Алеша тогда не побежал, как он.
— Нет, — сказал Алеша.
— Ну как хочешь.
И друг его двинулся к лесу.
Вот он уже подошел к крайним кустам.
— Борька!
Тот обернулся, небрежно махнул рукой. И скрылся за кустами.
И Алеша не пошел за ним.
Больше с тех пор Борьку никто не видел.
***
Потом его расспрашивали, ведь он был последним, кто видел Борю. Но про Лешего Алексей Иванович не рассказал. Бесполезно, все равно не поверят. Это была тайна, про которую и упоминать нельзя. Оно, наверно, не хотело, чтобы его видели. Если Борька жив, его и так найдут. Потом приезжали Борькины родители, но Алеша их видел только издалека. А до этого Клавдия Николаевна бегала в лес, кричала, убегала и снова возвращалась в слезах. Потом приезжали солдаты, они прочесали весь лес, но никого не нашли.
Сейчас Алексей Иванович понимал, тот лес не так уж велик, там просто не могло быть большого леса. По карте с другой стороны шоссе, он не раз проезжал там на машине. Еще какие-то деревни. За час шеренгой весь лес точно можно пройти. Но Борьку не нашли.
Летняя смена кончилась вдруг, досрочно. Алеша вернулся в Москву. Когда мама узнала, что он тоже ходил в лес, она его обняла, прижала к себе и велела крепко-накрепко обещать, что он никогда, ни за что не будет ходить в лес один. И он обещал, и никогда больше в том лесу не был, и в том пионерском лагере тоже. Через неделю он спросил, не нашли ли Борю, и мама сказала, нет. Еще он спросил, а что стало с Клавдией Николаевной.
— Ее уволили.
***
А потом он надолго забыл эту историю, сам не вспоминал, и никому не рассказывал. Да и не знал уже, что они там увидели. Борька мог упасть в яму, покрытую мхом, потерять сознание. Поисковики прошли по лесу, покричали… В жизни случается много страшного и без потусторонних сил.
Но где-то, в затаенной глубине памяти, Алексей Иванович твердо знал, один, и только один раз в жизни ему пришлось столкнуться с чем-то сюрреальным. Мальчик мог погибнуть и от естественных причин, но вот там, на дереве… Никогда, ни до, не после того случая, он не видел ничего необычного. Да и ребенком не был фантазером. Борька мог присочинить, а он нет. Это были не ветки, не нарост на коре. Оно глядело внимательным взглядом.
Что это было, он никогда не узнает.
Переминая в руке старую, выпавшую из ящика фотографию, Алексей Иванович вдруг подумал, а надо бы туда съездить. Вот прямо сейчас. Жизнь на переломе, старая кончилась, другая еще не началась. Но скоро затянет новыми делами, и если не сегодня, то уже никогда. Прогуляться хорошо бы, отвлечься немного. С работы он отпросился, а сумку можно и завтра прихватить. Добираться туда всего часа два.
Через полчаса он уже брал билет в кассе Ярославского вокзала.
***
Машину он выводить не стал специально, а пошел тем путем, который помнил с детства. От платформы Дубки следовало пересечь большое поле, дальше по старой бетонке через лес, а там уже недалеко. Подходя, Алексей Иванович забоялся, что не найдет того лагеря, а будут на его месте какие-нибудь коттеджи, огороженные забором, а может и леса того уже нет.
Но старый пионерский лагерь оказался на месте, только безлюдный. Через забор Алексей Иванович различал знакомые с детства домики, 1-ый отряд, 2-ой отряд, столовая. Никого. Даже сторожа не видно. Каникулы еще не начались, а может лагерь совсем закрылся. Металлические ворота, с жалким гипсовым горнистом у входа, были крепко заперты. Алексея Ивановича это не смутило. Свернув налево, он прошел кустами, обогнул забор, где-то здесь должна быть сельская дорога и поляна, а за ней тот лес. Но ни дороги, ни поляны не было. Вместо них росли какие-то елки. Наверно он что-то подзабыл в расположении, лес начинается чуть дальше. Может с другой стороны? Но это должно быть рядом, оттуда даже забор виднелся. Но теперь он ничего не узнавал.
Побродив с полчаса по мелколесью, ничего не понимая, он остановился перекурить. И вдруг сообразил, да нет же, он здесь, на том самом месте. Просто за годы поляна заросла, и ее не узнать, а вон и сосны начинаются. Это тот самый лес, возле которого они играли. Он пришел.
Что он хотел здесь найти? За тридцать лет здесь перебывали тысячи грибников, и никто не встретил ничего необычайного. Место было самое обыденное. Земля, лес, небо над ними, и сама жизнь больше не казались ему тайной. Сейчас он пройдет через этот лесок, ничего не найдет, вернется на станцию, и, с чувством исполненного долга, больше никогда сюда не придет.
Но почему-то Алексей Иванович чувствовал, что не зря приехал. Один, последний раз он обязан здесь побывать. Просто чтобы убедиться, что ничего нет. Было тут что-то необычное, или им тогда показалось, он скорее всего вовсе никогда не узнает. Но надо попробовать.
Лес тоже не был прежний, зарос подлеском, приходилось пробираться, раздвигая кусты. Торжественной колоннады сосен, ковра опавших иголок, ничего этого больше не было. Тянулась паутина, меж кустами противно налипала на руки, приходилось ее смахивать даже с лица. Пройдя немного, он увидел упавшее дерево. За ним другое. Здесь была низина, в земле скапливалась влага, вот деревья и подгнивали. Они не были очень большими, эти упавшие деревья, Алексей Иванович легко через них перешагивал. Земля становилась все более мокрой. Наверно хватит идти. Он присел на одно дерево, что было посуше.
Ну где ты, леший? Выходи, чего прячешься. Может ты расскажешь мне что-нибудь важное? Для начала объяснишь, есть ты, или тебя нет. Вот если бы ты забрал тогда меня, а не Борьку, меня бы сейчас не было. У Борьки была бы семья. И может он пришел бы сюда меня разыскивать. Алексей Иванович огляделся поверху, но древесные ветки были безжизненны. Даже ни одной птички не видно.
Пришел бы сюда Борька за ним? Вспомнил бы? Он был самолюбив, хвастаться любил, и вырос бы, наверно, таким же. Но может ему бы больше повезло. Эгоисты добиваются успеха, как и другой его детский друг, Женька, с которым Алексей Иванович давно потерял связь. Такие-то и становятся начальниками, если только с ними в детстве что-нибудь плохого не случится. С Борькой случилось.
Он и не заметил, как из-за дерева вышел беловолосый мальчик, и беззвучно встал недалеко, напротив. Алексей Иванович почти не удивился. Значит вот как, все-таки встретились. Мальчик молчал, и Алексей тоже ничего не говорил. Сидел на поваленном стволе и ждал, что будет дальше.
— Пойдешь со мной играть? — спросил Борька.
Во что они будут играть? Он не помнил ни одной игры.
Нет, не получится.
— Я не могу, — ответил Алексей Иванович. — Я уже вырос.
— Пойдем, — попросил Борька. — Пойдем со мной. Не хочешь?
Он ждал ответа. Алексей Иванович сказал:
— Я не умею. У меня теперь другие игры.
— Да что тут трудного? Идем, я тебя научу.
Он был все тот же, в белой майке и в коротких шортиках.
— Нет Борь, не могу. Мне надо вернуться. У меня дочка есть. Таня ее зовут.
— Ну как хочешь, — мальчик обидчиво отвернулся. — Тогда я один пойду.
И он стал уходить за деревья.
— Борька, постой! — крикнул Алексей Иванович. Мальчик остановился.
— Скажи, что тогда с тобой случилось?
— Ничего, — сказал Борька. — Я заблудился.
И скрылся за деревом.
Мужчина остался один. Больше ничего не будет. Сейчас он встанет и пойдет на станцию.
Автор: Эл Камов
