«Запасливость — это же хорошо?»
Так утешала себя Ася, когда покупала очередной пакет гречки на распродаже. Два, нет, три пакета. Замороженные креветки, два кило, лежать будут до следующего года, пока она не наткнется на них при очередной ревизии морозильной камеры и не обнаружит, что срок годности вышел, надо выкидывать.
Тушь купила удачную. Нужно взять еще три такие же, пусть лежат. Подарить кому. Или с производства снимут. Нет, в самом деле, что, если снимут? Надо купить пять. Положить в дальний угол.
Шоколадки вот еще хорошие. Асе хватало одной на две недели: бельгийская горькая, много не съешь, чистые эндорфины к кофе. В каком-то мороке она заказала ящик того шоколада. Долго думала, куда его приткнуть. Соображала, зачем это сделала, ведь испортится же прежде, чем она успеет съесть хотя бы половину.
Вся ее квартира постепенно превращалась в склад. Не было ни одной свободной полки. Она, конечно, моментально забывала, где у нее что. И к пяти флаконам туши добавляла еще два — попробовала новую, тоже понравилась.
В какой-то момент Ася поняла, что передвигаться по квартире затруднительно. Почитала книжку Мари Кондо. Та советовала повыкидывать все, что не приносит искры радости. Но десять пакетов гречки, тесно распиханные по кухне, ведь и не должны приносить радость? Они должны приносить уверенность в завтрашнем дне? Или нет, не война же у нас, в конце концов? Головоломка какая-то.
Вся асина жизнь вертелась вокруг покупок: поиска акций, поездок за ящиком сока со скидкой (ну и пусть, что не пьёт она его, одна изжога и никакого удовольствия), рассортировыванием покупок, поиска места под приобретенное.
Однажды Ася поймала-таки это чувство, во имя которого она, в общем, и вела жизнь хомяка. Чувство это было — минутное ощущение безопасности, недолгое облегчение, что она наконец защитила себя — от чего? От войны? От голода? От необходимости покупать тушь для ресниц в течение десяти лет? От лишнего пространства?
И тогда Ася поняла, почему не помогла Мари Кондо. Ладненькая аккуратненькая японка могла избавить кого угодно от множества вещей, но никак не могла спасти от иррационального страха, который гнал Асю в магазины, заставляя убедить себя, что ей нужно то, и это, всё, всё нужно.
А поняв, Ася открыла поисковик впервые не для того, чтобы найти самое выгодное предложение кофеварки, запаса капсул к ней, новой кофейной кружки в стиле хюгге для комплекта… А для того, чтобы найти психотерапевта.
Встретившись со своим страхом лицом к лицу, ощутив секундный провал в пустоту сразу после короткого прилива радости от очередной импульсивной покупки, от быстро проходящего довольства собой — вот, мол, какая я предусмотрительная, — Ася вдруг осознала, что желание покупать — маскировка чего-то глубокого, непонятного, необъяснимого. Нужен был психотерапевт, что помог бы разобраться в себе. Не в кладовке, не в холодильнике, не в шкафу. В себе.
И никакая она не предусмотрительная. И не хозяйственная. Просто перепуганная девочка.
Через год Ася случайно стала свидетельницей разговора подруг про домашние запасы. Про закупку гречки и туалетной бумаги в смутные времена или времена, что кажутся таковыми. Про то, что у хорошей хозяйки никогда внезапно не кончается зубная паста или кофе. Улыбнулась, кивнула, спорить не стала.
Это была теперь не её война. В холодильнике у Аси набор аскета — два йогурта, сыр, несколько яблок. Но ее это не волновало, а радовало: можно каждый день зайти с работы в магазин и купить того, чего хочется к ужину, а не того, что надо запасти по акции. Дома у Аси — минимализм, порядок, свежий воздух. Ей казалось, что так и должен выглядеть уютный дом — не нора хомяка, а пространство для идей.
Просто Ася вылечила генерализованное тревожное расстройство. Помогли психотерапия и таблетки. Из дома исчезли запасы, а вместе с ними — вечное гнетущее предчувствие чего-то плохого, которое на короткое время ослабляла очередная покупка, открывание шкафчика, складывание в штабеля.
Ася не была хозяйственная. Она просто была тревожная.
Такие дела.
А как у вас обстоит с запасами на черный день?
