Нужно уметь ждать

Я помахал маме, которая при мне старалась не плакать и прыгнул в уже собирающийся отходить поезд.
До этого, дома, у нас состоялся серьёзный разговор.
-Паша, тебе нужно отдохнуть.
-Мам, я чувствую себя прекрасно.
-Ты много работаешь и твоя анемия…
Мам, мне тридцать…Анемия была в пять…
Мама не знала истиной причины мооего отъезда, она думала что меня просто отправили в командировку, по работе…
Нет, она конечно была в курсе событий происходящих в моей жизни, но не всех.

 

-Ну вот куда ты едешь?Что такое?

-Мама, я еду работать.

-В глушь? Давай я поговорю с Виктором Павловичем, он что- нибудь придумает.

Я мягко убираю руки мамы со своих плеч.

Виктор Павлович, это мужчина мамы, и меньше всего мне хотелось бы напрягать его, к тому же он мне и так помог.

Он был хороший дядька, но… чужой, а я уже не был маленьким мальчиком, как бы хотелось маме.

Мама растила меня одна.

Отца не стало когда мне было десять…Мама всегда старалась дать мне всё самое лучшее.

-Мама, выйди замуж, — говорил я ей.

-Нет, сынок, — качала головой она,- нет.

Любовь, она бывает лишь однажды и навсегда.

Она учила меня быть сильным и честным, мама стала и за папу, и за маму…

И вот я совершил глупость…Я повёл себя как дурак, нужно было просто отпустить её…

Да, наверное я слабак, после всего происшедшего мне пришлось уезжать. Да, я поступил неправильно и даже дико.

Когда узнал что Эльза мне изменяет я…Я…Я пошёл и устроил разборку, я набил ему лицо…

Она кричала, кричала на меня, она меня ненавидела, моя Эльза…

Моя и уже не моя…Эльза…

Она ненавидела меня, я видел это по её красивому лицу, которое превратилось в маску ненависти.

— Богданов, — кричала она мне, я тебя ненавижу, что ты сделал? Ты… ты …животное!

Она пришла вечером, кидала вещи в сумку, не разговаривала со мной.

-Ничего не хочешь мне сказать?

-Нет.

-Ты моя жена, Эльза.

-Я не люблю тебя больше, Богданов. Я ухожу от тебя…Уйди с дороги, Богданов, уйди…

По какой-то там придуманной ей моде, или почему, она называла меня по фамилии.

 

Я никогда не слышал чтобы она называла меня по имени, только Богданов.

Любила ли она меня? Я думаю что да, а потом любовь прошла.Наверное так бывает, а мама учила что раз и навсегда…

Я видел с какой нежностью она прикладывала к разбитому носу моего соперника свой ажурный носовой платочек.

В этом была вся Эльза.

Она любила красивое бельё, туфли на каблуках, духи с резким запахом, красила губы красной помадой и рисовала чёрные стрелки на глазах…

У неё были какие-то безумные сумочки, а в них лежали эти кружевные платочки, надушённые её любимыми духами, с запахом напоминающим мне полынь.

Я обожал этот запах…запах полыни, запах моей Эльзы…

Она смеялась и говорила что там нет полыни, но я чувствовал горечь…

Она любила музыку, любила танцевать, в детстве хотела стать оперной певицей.
Вот такая она, моя Эльза, которую я безумно любил.

Виктор Павлович помог мне избежать наказания, потому что Эльза, этот маленький боец, она была настроена решительно.

Она жаждала наказания. Она хотела растоптать, уничтожить меня чтобы даже не осталось напоминания о том, кого когда -то называла любимым.

Как она могла любить, так же могла и ненавидеть.

К сожалению я познал и то и другое.

— Богданов, я ненавижу тебя, — кричала мне Эльза, — будь ты проклят…

— Совсем недавно ты мне говорила другое.

-Это было давно! Я не люблю тебя уходи…Не ходи ко мне, слышишь? Никогда не появляйся на моём пути…

Она разбила мне сердце…

Но самая сильная боль была впереди…

И это не то, что она в открытую ходила со своим новым любимым, приводила его к нашим друзьям.

Мне было уже плевать.

Но Эмма, моя маленькая девочка, мой ребёнок, моя малышка…

О, Эльза знала почём бить, она знала что меня может уничтожить, она запретила мне видеть мою дочь.

— Эмма ещё маленькая, она быстро забудет тебя затягиваясь тонкой, диной сигаретой, говорит Эльза.

-Ты опять куришь?

 

-И что? — она пожимает плечами, белокурые локоны подпрыгивают как пружинки на её худеньких плечиках обтянутых водолазкой.

-Я люблю его, Богданов.

— Люби… при чём тут я и моя дочь? Я имею право видеть своего ребёнка, ты знаешь как она любит меня.

Эльза покачала головой.

-Ты не понимаешь, Богданов…Я начинаю новую жизнь, без тебя. Эмма маленькая, она быстро забудет про тебя… Не мешай ребёнку жить по человечески.

У тебя родятся ещё дети, ты можешь даже назвать своего следующего ребёнка именем …Эмма…

-Ты… ты…

У меня не хватило слов, слепая ярость нахлынула, закрыла мне слух зрение, всё…

-Я же говорю что ты животное, — спокойно говорит она, — тебе нужно походить к психологу. Вы, r@сские не умеете контролировать свою ярость.

-Не переживай, умеем когда надо. Я буду добиваться встреч со своим ребёнком.

— Бесполезно, — она покачала головой, — бесполезно, забудь про нас, у Эммы будет другой папа, хороший и надёжный, спокойный.

После этого я пошёл на разборки.

Как следствие еду теперь далеко, чтобы всё успокоилось, как сказал мне мужчина моей мамы.

Я прошёл в купе, поставил сумку, сел к окну и начал смотреть на пробегающие тихонько дома, промзоны, потом пошли перелески, какие -то небольшие городки деревни.

— Чай, кофе, выпечка…

-Да чай, пожалуйста, и булку, — раздался голос

Я даже не заметил что в купе не один. Я взял чай просто чай.

Мы разговорились с попутчиком, пухлый мужчина в больших, круглых очках, которые сидели на массивном носе как влитые.Крупные капельки пота выступили на лбу.

— Михаил, — представился мужчина

-Павел, — сказал я.

Вечером мы пили Армянский коньяк закусывали лимоном, шоколадкой и шпротами из банки.

Мы много спорили, смеялись, выходили покурить, хоть я и бросил, когда Эльза была беременная Эммой.

 

Сердце пронзила боль, моя Эмма, моя девочка. Эльза…

Пьяные слёзы полились из глаз, и всё напряжение последнего времени вылилось наружу, понеслось рекой, водопадом, ветром, ураганом.

Всё это вылилось в доброе лицо Михаила, который успокаивал меня долго и упорно, предварительно выслушав.

Эффект попутчика.

А утром мой попутчик вышел в каком-то крупном сибирском городе, оставив мне свою визитку и потребовав позвонить как только я решу у них работать.

Я обещал подумать.

В городок, в котором мне предстояло жить был маленьким как с картинки начала века.

Всё как-то аккуратненько, чистенько и люди здоровались на улице.

Виктор Павлович был отсюда родом, он и вручил мне ключи от маленького домика на окраине, дальше расстилалась степь.

Меня приняли очень радушно, быстро ввели в курс дела, я сразу стал своим.

Звонил по вечерам маме, рассказывал о своих делах, мама хотела знать всё.
Иногда разговаривал с Виктором Павловичем, общался нехотя с друзьями.

У них была другая жизнь, у меня своя, тихая и размеренная.

По выходным уходил в степь далеко и там давал волю чувствам.

Кто сказал что могут переживать разрыв только женщины? Нет, мужчины тоже переживают, это больно…

Я катался по земле, сырой, холодной, я взывал к богу и спрашивал за что?

Я выл, как волк, протяжно и с надрывом.

Я представлял себе, как чужие руки обнимают тело которое я любил, и которое принадлежало мне…

Я не мог видеть картинку, но она стояла перед глазами, как чужой мужчина называет мою малышку своей дочкой, целует её розовые щёчки и гладит белокурые волосики.

Так прошёл год. Я не видел моей девочки целый год.

Боль от того что моя жена принадлежит другому стала проходить, а вот что касается дочери…

Все мои попытки натыкались на стену…Глухую стену…

Однажды к нам приехал Михаил, тот попутчик из поезда которому я раскрыл свою душу.

-Павел я долго думал о тебе, и вот довелось увидеться!- говорит большой, похожий на медведя Михаил.

Мы всю ночь пьём коньяк, и говорим, говорим, говорим…

-Не спрашивай почему, спрашивай за что, так говорила моя бабушка, — говорит мне Михаил, — Он не даёт нам испытаний больше, чем можем вынести, — говорит он, подняв глаза к потолку.

-Кто он, Миша?

— Бог, — запросто говорит этот специалист высокого профиля, этот человек которого все боятся, его проверок, его острого языка, — Бог, — повторяет он, видимо на всякий случай, чтобы я усвоил…

И я ему вдруг поверил.

 

-Надо уметь ждать Паша, веришь?

-Верю…Миша…

Утром Миша ушёл дальше пугать тех кто боится его, а я решил ждать.

Звонок с чужого номера раздался через месяц.

-Привет — узнал я родной голос, некогда родной.

Сердце ухнуло вниз, неужели…

-Привет, -как можно безразличнее сказал я, стараясь унять колотящееся сердце

-Как дела?

— Нормально

-Нормально это никак, сам же учил…

-Ну значит хорошо, у тебя как?- спросил и замер

-У меня…Ты знаешь…Нам нужно встретиться. Можно я подъеду?Ты где? У мамы?

-Я…нет…Я далеко, Эльза…Я очень далеко…

-Хорошо, я приеду далеко…

Она приехала, поселилась в гостинице, я и не настаивал чтобы поселилась у меня.

Мы встретились в кафе у гостиницы.

-Привет

-Привет

Она похудела ещё сильнее, только если раньше это была такая гибкая худоба, то сейчас…Она будто иссохлась, при этом одета была в свободный, разлетающийся сарафанчик и чёрную водолазку под низом.

Волосы собраны в хвост скулы заострились.

-Хорошо выглядишь,- сказал я, чтобы что-то сказать

-Не ври, — сказала она, — я знаю что выгляжу ужасно.

Мы о чём -то говорим, я не могу сдержаться так хочется её обнять, а ещё… Я жду что она скажет про Эмму.

Но она молчит будто специально, мучает меня.

Потом довольно насладившись моими мучениями, она приступает к делу. В этом вся Эльза.

-Я вхожу замуж.

Бум, ушат холодной воды на разгорячённый мозг.

-Да, а от меня чего хочешь? Благословения?

Эта злая, чужая женщина усмехается.

-Можно и так сказать.

У неё начинает проскальзывать акцент. Да ладно она волнуется?

 

-Я хочу отдать тьебе Емму…- Говорит она и опускает глаза.-Мнье тяжьело бутет заниматься з двумья дьетьми.

Акцент усиливается.

Она всегда гордилась тем, как чисто может говорить на языке Достоевского и Толстого.

— Двумя? Аааа, — до меня доходит наконец-то очевидная вещь, — ты беременная?

-Та, — она опускает глаза на живот, -мне тяжело, Паша.

Впервые она назвала меня по имени.

-Я не отказываюсь от дочери, но ты же тоже родитель, — она вскинула глаза, ища мой взгляд, будто стараясь угадать что я скажу. Она боится, понял я, боится что откажусь.

— Где Эмма.

— Здесь

— Где, — едва сдерживаясь спросил я ещё раз.

— Там, с Николасом, в гостинице.Ты возьмёшь девочку?

-Она. Моя.Дочь.- отчеканиваю я каждое слово, уже не боясь казаться хорошим и плевав на то, какое впечатление я произведу на свою бывшую жену.

-Хорошо, идём,- кивнула она и тяжело встала из -за стола.

Эльза набрала кого -то на телефоне, что-то сказала на своём языке.

-Они сейчас.Надо подождать.

Умей ждать Паша, — пронеслось у меня в голове, умей ждать.

Я их сразу увидел, мужчина и маленькая девочка, в клетчатом пальто и коричневом беретике, некогда румяные щёчки побледнели, губки — вишенки были в коросточках, и только шикарные кудри рассыпались по плечикам.

Я хотел бежать, но ждал. Умей ждать Паша.

-Мами? — позвала дочка.

Эльза молчала, она смотрела на девочку и беззвучно плакала.

Эмма шла, шла, потом остановилась несмело, подняла глаза.

Я присел на корточки, тихонечко позвал

-Эмма, котёночек.

— Па- па, — сказала по слогам дочка, — па -па…

Она сделала шаг другой, а потом побежала, прямо в мои распахнутые руки.

-Я знала, знала, мой папа, я знала, что ты живой, я тебя ждала.

Я посмотрел над дочкиной головой на Эльзу.

Она опустила глаза, что-то начала бормотать.

-Вот документы, там вешчы, — она опять волновалась. Но мне было плевать.

Моя дочка, мой котёнок, моя Эмма, она была со мной…

-А где бабушка? — спрашивает меня малышка, когда мы оказываемая дома.

-Мы ей сейчас позвоним.

Они долго машут друг другу и посылают воздушные поцелуи, эти две любимые мной женщины. Мама и дочь, те, кому я нужен, те, кто не предаст…

***

 

Мы гуляем с Эммой по степи, потом растилаем клеёнку, на неё плед, достаём провизию и садимся на отдых.

Щёчки моей дочки вновь потолстели и налились, покрылись розовым цветом, про мать она почти е вспоминает, и вяло подходит к телефону, когда та звонит.

Но я заставляю дочь разговаривать с мамой.

-Папа, смотри, — показывает она на небо, — видишь?

-Да… Это облака, дочь.

Она долго смотрит на облака запрокинув голову.

-Папа, а ты знаешь откуда они берутся?

Дочка слушает внимательно как я рассказываю ей про образование облаков, смотрит на меня с небольшим превосходством качает головой.

-Папа, там на небе, сидит Он и курит большую трубку…А из трубки выходит дым, это и есть облака.

-Кто Он, -спрашиваю я у своей четырёхлетней малышки

-Бог, папа, — запросто отвечает она, — облака это дым из его большой трубки, ты не знал об этом?

-Я наверное забыл, малышка. Знал, но забыл…А теперь вспомнил…

-Хорошо, кивает дочь головой,- ты не забывай больше, папочка.

-Да… конечно, конечно мой котёночек, я больше не забуду, никогда.

Удовлетворившись моим ответом, Эмма прислоняется ко мне и смотрит в даль.

-Я люблю тебя, папочка. И даже когда ты умер, я не верила в это, я знала что ты живой…Я просто ждала… Я умею ждать, папа…А ты?

-И я тоже, малыш.И я тоже.

-Как ты думаешь она вернётся?

-Я думаю что нет, Эмма.

-Хорошо, мы будем ждать… когда другая мама нас найдёт…Которая нас не бросит.

Я прижимаю к себе маленькое тельце моего философа, целую тёплую макушку пахнущую летом.

Видимо её мне послал тот, кто сидит на небе и выпускает из своей большой трубки облака…

Мавридика д.

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.91MB | MySQL:68 | 0,821sec