Была в жизни Михаила черная полоса, о которой он помнил долго. Но сейчас вспоминает то время, свою молодость спокойно, единственная червоточина в его сердце — дочка Алена, но она сейчас взрослая. Так получилось, что не пришлось воспитывать её, но всегда навещал, и от отцовского долга никогда не увиливал и не скрывался. Алена никогда и не упрекает его, что редко видела, а тем более сейчас, когда она сама уже мама, все-также общается с отцом. Хорошие отношения у Михаила с дочкой и её семьей.
Михаил живет в большом селе, где и родился. Отслужил в армии, потом работал, но жениться не спешил. Хоть и родители уже хотели внуков:
— Мишаня, когда ты уже женишься, вон у всех твоих друзей семьи, дети, а ты все выбираешь, — выговаривала ему мать.
Пригласил в райцентр Михаила в гости его бывший сослуживец, заодно присмотреться к городской жизни, даже на работу предложил устроиться. Осмотрелся он, работа была вахтовая, тянули газопровод, зарплата приличная, в селе такой нет. Решился. Когда рассказал родителям, мать обрадовалась:
— Хорошо сынок, может городскую невесту найдешь себе, раз копаешься в наших местных, хотя своя она и есть своя.
Отработав уже больше года, как-то приехав с очередной вахты, пошел в местный клуб, самое популярное место в селе. Мать говорила ему вслед:
— Иди-иди, проветрись. Я думала, что из города приедешь с невестой. И когда уже мы с отцом внуков дождемся?
— Мам, городским сразу подавай мужа с квартирой и большими деньгами. А у меня, сама знаешь, ни квартиры, и одна зарплата. На зарплату не жалуюсь, но встать на ноги не мешало бы, а потом уж и о детях думать. Я, наверное, здесь свою присмотрю.
Михаилу в наследство от деда достался красивый голос, поэтому любил петь часто. От радости или от грусти, но по его песням можно было сразу понять, хорошо у него на душе или не очень. Услышав его пение, односельчане сразу понимали его душу.
Когда Михаил пришел в клуб, взгляд его упал на симпатичную девушку, небольшого роста с вьющимися светлыми волосами и голубыми глазами. Вернее, даже не понятно было то ли голубые, то ли цвета фиалки, но широко распахнуты. Сразу утонул он в этих глазах.
— Девушка, ты откуда такая взялась? Что-то не встречал раньше таких красивых глаз, как будто в омут окунулся. И как твое имя?
— Ирина, моё имя. А приехала я в село в больнице работать, фельдшер я.
Весь вечер не отходил он от Ирины, потом провожать пошел. И с этого момента начались их романтические встречи, которые переросли в предложение руки и сердца. Родители были рады, единственный сын вон какую невестку отхватил — медика. Говорили между собой:
— Ничего, что не местная, пока не приучена к деревенской жизни, но обвыкнется со временем, обживется.
Через год родилась хорошенькая дочка Аленка, с такими же красивыми глазками, как у мамы. Михаил любил своих девчонок, и на крыльях летел домой с вахты с подарками. Построил с помощью отца дом, а по селу раздавалось его счастливое пение о любви и радости. Односельчане кивали вслед ему и думали:
— Вон как заливается, словно соловей, сразу видно, все хорошо у Мишки.
Аленка еще была маленькая, когда односельчанин, сменивший на вахте Михаила намекнул ему, что Ирину видели с новым фельдшером, который недавно приехал в село. Работают они вместе, а раньше и учились тоже вместе, там то ли поссорились, то ли что, но по крайней мере, вдруг нашел он Ирину здесь в селе.
— Миха, ты так сразу не решай, это такое тонкое дело. Нужно разобраться, проверь сначала. Люди говорят, но они могут и приврать, — советовал ему мужик.
Михаил убедился, приехав на день раньше. Уже стемнело, войдя во двор, услышал за кустом сирени голос жены:
— Андрей, завтра вернется мой муж, нужно уже как-то решать этот вопрос. Может ты сам поговоришь с ним, скажешь, что к чему. Не дело это по кустам шарахаться, скрываться, уже не дети.
— Ладно, поговорю с твоим вахтовиком, может и выйдет что-то из этого разговора. Подождем до завтра и будем решать, — послышался мужской голос.
— А чего ж до завтра ждать, давай вот прямо сейчас и поговорим, — и с размаху двинул ему кулаком, а тот отлетел на приличное расстояние.
— Андрей, — кинулась к нему Ирина, присела перед ним, — давай руку, вставай, и скажи ему.
— Давай-давай, вставай, я лежачих не бью, давай отвечай, как мужик мужику, — говорил разъяренный Михаил.
Но Андрей, стряхнув с себя траву и листья, оттолкнул от себя Ирину и сказал:
— Да пошли вы оба, буду еще руки марать… — и удалился быстро за куст сирени.
— Андрей, Андрюша, не уходи, не бросай меня, — кричала ему в след Ирина. Но того уже и след простыл.
Михаил взял за руку жену:
— Пошли в дом, нечего тут разборки устраивать.
— Не прикасайся ко мне, я тебя ненавижу. Зачем ты его ударил, я его люблю.
— Вот такого труса ты любишь? Который даже не может постоять за женщину?
— Да, такого. Мне с ним хорошо. А что взять с тебя, деревенского мужика? Да ты же недалекий и ущербный. Ошиблась я, когда за тебя замуж пошла. Думала, что Андрея уже забыла.
Ослепленный яростью, Михаил занес кулак над женой, но вовремя опомнившись, развернулся и пошел в дом к родителям. На следующий день Андрей из села исчез, а следом уволилась и Ирина, уехала с дочкой к матери в город. Не захотела жить с нелюбимым.
Михаилу жаль было жену, а больше всего дочку, мать тоже расстраивалась, что не увидит больше внучку.
— Аленку не брошу, буду навещать и помогать, все сделаю для неё, — отвечал он матери.
Время шло, Михаил также работал, в выходной иногда ехал к дочке, гулял с ней, покупал подарки. Ирина не препятствовала, видела, что он помогает существенно, приличные деньги ей привозит.
А по возвращении в свой опустевший дом, он страдал, тоскливо одному было. И вновь сильный, красивый голос будил спящих односельчан, заставляя невольно вслушиваться в песню.
Бабка Евдокия говорила:
— Жаль Мишку нашего, мается, вон как душу рвет, песни выводит грустные и тоскливые.
— А что ж ему веселые петь что ли? Остался один, загуляла баба, не могла дождаться мужика с вахты. А Мишка-то наш, говорят застал их. Вот если бы ты у меня загуляла, да разве б я радовался, да я бы тебя… – возмущенно говорил дед Евсей.
— Скажешь тоже — загуляла, да разве я об этом, когда думала, помышляла? И в голову такое не могло прийти. Давай спи, старый.
— Уснешь тут, когда такие трели выводит наш соловей, одна тоска и печаль. Небось вся деревня слышит, как рвется душа у него, и песни, как на заказ поет старые, — ворочаясь отвечал дед Евсей.
А Михаил пел надрывно песню старинную: «Живет моя отрада в высоком терему…». И пока отдыхает дома от вахты, встречается с друзьями, выпьет и поет дальше свои песни. Иногда участковый приходит к нему, он тоже слышит и воспитывает его, что односельчанам нужен покой, а Михаил отвечает:
— Петрович, я же не скандалю и не выражаюсь нецензурно, а пою культурно. Может у меня так душа плачет.
Неизвестно, сколько бы плакала у него душа, до чего бы довела его грусть-тоска, но вмешалась судьба. Видимо пожалел его Господь, или это уже давно было предрешено там наверху. Приехала к бабке Клавдии внучка Ангелина в отпуск из районного центра. Работает в доме культуры, и в первый же вечер услышала она тоскливую песню Михаила, он выводил старательно, вкладывая всю свою страдальческую душу в песню.
— Вот это да! Бабуль, а это что за певец живет здесь? Вот это голосище, да у него же талант. Нам бы в Дом культуры такого певца, вот было бы дело, — с восхищением и восторгом говорила Ангелина.
— Михаил это, через дом от нас живет. Тоскует, жена с дочкой от него уехала. Говорят, застал он её с другим. Вот теперь поет, он всегда так. Если все хорошо у него, поет весело, а если все плохо — тоскливо и надрывно. Все односельчане об этом знают, — объясняла бабка Клавдия внучке.
На следующий вечер выпорхнула Ангелина из калитки, заслышав голос Михаила. И вскоре все село услышало нежный женский голос, переплетающийся с мужским. Два молодых и красивых голоса разносились над селом, и улетали вверх по над лесом, то поодиночке, то сливаясь вместе. А в последнее время уже не слышно было грустных ноток и надрыва в голосе Михаила, не было рвущей души печали, а слышались легкие и звонкие песни.
— Евдокия, ты послушай-ка, ишь — как соловьи поют, заливаются. Ну мать, кажись спелись они, Мишка с Ангелиной.
Евдокия, смахивая накатившуюся слезу, отвечала:
— Дай-то Бог, Евсей. Видно выплеснул наш Мишка вместе с тоскливыми песнями боль из души своей, из сердца. Я думаю там у него снова поселилась любовь. Ишь откуда-то взялась соловушка, нашла нашего соловья. Слава тебе, Господи, — глядя на иконы, крестилась Евдокия.
Видать и правда, там на небесах давно уже знали, что Михаил с Ангелиной две половинки, и станут они друг для друга радостью, опорой и любовью на всю жизнь. И родятся у них два сына.
Михаил счастлив, поэтому и не вспоминает о своей черной полосе, которая была у него когда-то в молодости. Была и прошла. Сыновья взрослые, живут своими семьями. А над домом Михаила и Ангелины часто слышатся песни о любви, и плывут они над селом, и односельчане знают, что у них все хорошо, у них гармония.
