— Тётя, тёть, — Антонина услышала жалостный голосок, но обнаружить его обладателя сразу не смогла. Она, как всегда, сокращала путь от остановки до дома через поле, которое лет десять, как планировали застраивать, но в начавшемся перестроечном хаосе до него, видимо, не доходило дело. Раньше, в 70-80- е жители окрестных домов сажали на этом поле картошку, летом здесь загорали дети и взрослые, через поле были протоптаны тропинки, по которым ежедневно проходили сотни ног. Даже, изредка, случались на этом поле преступления и тогда, любопытствующие, спешили посмотреть на будни милицейских, так напоминавших любимых народом Знаменского, Томина и Кибрит.
— Тёть, помоги, а?! – Антонина вновь закрутила головой, ища «источник» ноющего звука. Она ступила на невысокий холм и увидела «живописную» картину: после недавних проливных дождей на поле, прямо между нескольких холмов, образовалось довольно приличное озерцо, посреди него виднелся плот – несколько досок, связанных верёвками, и на этом плоту стоял, призывая Антонину на помощь, грязный, мокрый и совершенно несчастный пацан, лет семи, беспрестанно размазывающий по чумазому лицу слёзы и сопли. «Нахалёнок» — пронеслось в Антонининой голове сравнение с киношным героем, но сердце её моментально скукожилось от жалости к этому, попавшему в беду воробышку.
— Как ты туда попал, мальчик? – спросила женщина, изо всех сил стараясь, чтобы голос её звучал спокойно. Она судорожно соображала, как доставить мальца к «берегу».
— Пацаныыыы, — снова заныл мальчишка, — здоровые дуракииии, позвали покататься и бросили меняяяя, а сами убежалииии, — вселенское горе читалось в его глазах, даже с такого расстояния.
Антонина оглянулась вокруг, как назло, поле было пустынным, ни одного прохожего в зоне видимости не было. Деревья, которые можно было бы согнуть, чтобы мальчишка ухватился за ветки, росли много дальше. Но не бросать же ребёнка на произвол судьбы. Задрав повыше юбку красивого, красного польского костюма, так красившего женщину, она ступила в холодную жижу и двинулась спасать маленького страдальца. Пацан перестал плакать и нетерпеливо подпрыгивал на плавсредстве, глядя, как добрая тётя, словно ледокол «Челюскин», движется ему навстречу. Глубина оказалась приличной, поднимать юбку выше уже не имело никакого смысла, зато Антонина добралась, наконец, до цели и подхватила мальчишку на руки. Обратный путь оказался сложнее, потому что ребёнок вцепился в «тётю» мёртвой хваткой, совершенно закрывая обзор.
— Как тебя зовут, малыш? – спросила Антонина, добредя до спасительной суши.
— Васька! – «выплюнул» своё имя пацан и, как заяц, рванул через поле, не оглядываясь.
Антонина улыбнулась ему в след, потом вздохнула, оглядывая себя и понимая, что костюм безнадёжно испорчен, а сама она такая грязная, словно дралась с местными бичами. Вода стекала с неё струйками и женщину бил озноб. В общем, зрелище было не для слабонервных. Но память – такая штука, которая способна зачищать ненужную более информацию, поэтому случай на поле женщина вскоре забыла.
Прошёл год.
Антонина распахнула входную дверь и, подхватив пакет с мусором, стала спускаться к мусоропроводу. Тоненький скулёж она расслышала с середины лестничного пролёта. «Неужели, кто-то опять избавился от щенят или котят таким зверским образом» — думала женщина, ускоряя шаг. За мусоропроводом, словно пытаясь слиться со стеной, забился мальчишка, грязный, в крови, он тихонько плакал горючими слезами. Лицо его показалось Антонине знакомым.
— Мальчик, что случилось? – женщина присела рядом с ним, разглядывая тощее тельце, на предмет обнаружения ран – источника крови. Пацан поднял на неё глаза, полные боли и страха. В голове Антонины тут же, словно кадры кинохроники, замелькали «вести с полей» годичной давности. Васька!!! Это был он, только чуть подросший.
— Тётя, тёть, помоги! – зашептал малец, подтверждая дежавю, — Мы с пацанами взрывали карбид, и вот…- Васька убрал правую руку с прижатой к тельцу левой, и Антонина увидела страшную рваную рану на его руке.
— Родители, — голос женщины внезапно стал хриплым, — Где твои мама и папа?
— Папки нет и никогда не было, — пацан всхлипывал и «баюкал» больную руку, — А мамка…пьяная она, как всегда, гости у неё там, — Васька махнул ручонкой в неведомую даль, — Она меня прибьёт, если увидит это, — он кивнул на кровоточащую рану, — Итак лупит, чуть что, а за такое, вообще, забьёт до смерти.
Антонина оделась стремительно и, наскоро объяснив семье суть неожиданной отлучки, собрав в пакет пирожков и прихватив плед, вызвала такси. Через пять минут они с Васькой, закутанным в плед и жадно кусающим пирожок, ехали в травмпункт. Ваську знобило, его зубы отстукивали морзянку, но голод был сильнее и пакет с пирожками он из рук не выпускал. Таксист поглядывал в зеркало на эту парочку, жалостливо на мальчишку и осуждающе на женщину. Антонина, перехватив его взгляд, вдруг разозлилась и рявкнула:
— Что??? В подъезде его надо было оставить, чтобы кровью истёк? Или от заражения умер?
— Так он не Ваш что ли? – водитель заёрзал на сидении от удивления.
— Чужих детей не бывает! – быстро вытерев набежавшие вдруг слёзы и вскинув голову с решительным взором, заявила женщина.
Таксист денег с неё не взял. Наоборот, пытался затолкать ей в карман смятую купюру. На перепалку времени не было, и она пообещала купить Ваське мороженое, после травмпункта, разумеется. Повезло и в травмпункте, раненых и переломанных в тот день не было, и Антонина с Васькой сразу попали к врачу. История повторилась. Доктор, промывая и зашивая Васькину руку, раздражительно отчитывал Антонину за непотребное отношение к ребёнку. Женщина, всё это время державшая Ваську за руку и утешавшая его, снова сорвалась:
— Да что вы все, сговорились что ли? Я что, произвожу впечатление нерадивой матери? Вы, доктор, моих детей в глаза не видели, а судите огульно!
Глаза хирурга, под стёклами очков, округлились, он часто заморгал и перевёл взгляд на Ваську:
— Так это не твоя мама?
Пацан замотал головой, тут же закружившейся так, что Антонина еле успела его подхватить.
— А Вы ему кто? — заговорил доктор, глядя на женщину, сменив гнев на милость.
— Кто-кто, да никто! – Антонина даже раскраснелась, — В подъезде его нашла, и привезла к Вам. А мамаша его…болеет.
Доктор смотрел на Антонину уже с нескрываемым восхищением. И про мамашину «болезнь» тоже всё понял, повидал таких. Васька, бледный, уставший, прижимался к женщине, инстинктивно чувствуя её доброту, наверное, впервые в жизни осознав, какой должна быть настоящая мама. Антонина накормила его в кафе. Предлагала переночевать у неё, но Васька отказался категорически. Из такси он выскочил опрометью и снова сбежал, как и тогда, год назад. Женщина пыталась его искать, но безуспешно.
Прошло два года.
День сегодня был очень сложный. К Антонине на приём, с самого утра, потоком шли люди, которым так нужна была её помощь. Уже полтора года она возглавляла комиссию по делам несовершеннолетних. На первых порах было очень трудно, а потом, ничего, втянулась, даже приют смогла открыть для детей, которым не повезло с родителями. Помогала реально, выбивая средства, одежду, продуктовые наборы. Даже в СИЗО ездила, к подопечным, изыскивая возможности отвести беду.
— Заходи давай, преступник ты малолетний! – дверь в кабинет распахнулась, словно с пинка, и Антонина увидела говорившего, сотрудника инспекции по делам несовершеннолетних, впихнувшего в помещение совершенно грязный комок, оказавшийся пацаном, лет десяти.
— Вот, Антонина Ивановна, принимайте, словили, наконец, неделю в бегах был, мамаша запойная, соседи сообщили, что пропал пацан, может в приют его оформить, пока документы в суд передавать будем, на лишение родительских прав? – милиционер опрометчиво отпустил мальчишку, и тот, как зверёк, кинулся к Антонине, упал перед ней на колени и, что есть мочи, вцепился зубами в её руку, всё сильнее сжимая челюсти.
Антонина его узнала почти сразу. Он подрос, но изменился не очень. Васька. Когда он её укусил и, судя по всему, челюсти разжимать не собирался, словно, в её лице, мстя всему человечеству за своё искорёженное детство, она сделала знак милиционеру не вмешиваться, и тот замер, глядя на действо с открытым ртом.
— Привет, Васька, давно не виделись, — Антонина заговорила ласково с мальчишкой, хотя боль была нестерпимой, и второй рукой, потихоньку, стала гладить давно немытую, и явно завшивленную голову, нежно гладить, как может только мама.
Пацан поднял на неё удивлённые глаза, но хватку не ослабил. В его взгляде промелькнула гамма от ненависти до необычайной теплоты, он узнал, конечно узнал эту тётю, значит, беды не будет, она поможет обязательно. И Васька разжал зубы, бросившись в объятья Антонины.
— Ну, Антонина Ивановна, — заговорил пришедший в себя инспектор, — Я, конечно, знал, что Вы – профи, но такое…Уму не постижимо!
Антонина попросила его подождать в коридоре. Достала из сумки бутерброды, до которых сегодня так и не дошёл ход, потому что обедать было некогда, налила чай в две кружки, и усадила Ваську за стол. Говорили они долго. Васька рассказал ей о своей короткой, но насыщенной сплошным негативом жизни. Показал синяки и ожоги от окурков на худеньком теле, наглядно объяснявшие, почему он подался в бега. Дал добро на приют – Антонина смогла его убедить, что так надо, так будет лучше, и обещал больше не убегать. Он смотрел на неё, как на доброго ангела, в существование которых никогда не верил, когда женщина достала из шкафа новую одёжку и заставила его переодеться. Васька исподтишка поглядывал на огромный синяк и след от укуса на руке своей спасительницы, и в сотый раз извинялся перед ней.
А потом произошло чудо! Конечно, только она могла такое придумать, она ведь ангел. Антонина нашла для Васьки приёмную семью. Самую лучшую! С настоящими мамой и папой. Он всего месяц прожил в приюте, когда Антонина приехала его навестить. С ней приехали мужчина и женщина. Васька сначала насторожился, дичился даже. Потом они стали приезжать вдвоём, без Антонины. И, спустя полгода, мальчик обрёл свою семью. Она опять спасла его, спасла в третий раз и навсегда! Потому, что она — особенная! Для неё чужих детей не бывает!
Основано на реальных событиях.
