История эта началась с того, что у деда Митрофана завелись медянки. Это такие змеи, ну очень похожие на гадюк, отличить — это правда, очень сложно. Надо сказать, что в деревне змеи были нечастыми гостями. По крайней мере, мне только один раз пришлось увидеть змею, и то уже дохлую, которая лежала поперёк дороги.
Так вот у деда Митрофана в одно лето поселились сразу два выводка медянок – в катухе, под ветошью, и во дворе, под поленницей. Он их не изводил – очень помогали с мышами и другими мелкими вредителями. Дед где-то вычитал, что в азиатских странах крепкий алко&голь настаивают на гадюках, мол, здоровье укрепляет.
И уж больно красиво смотрелась гадюка в бутылке, деду так понравилось, что он несколько бутылок своего продукта не пожалел, зарядил змеятами. Медянка – змея для человека неопасная, поэтому труда не составило наловить и запустить. Но этого же мало, надо же ещё, чтобы вся деревня узнала, что у него это есть.
Как-то вечером бабы собрались на лавочке у дома моей бабушки, мы, как всегда, со Светкой и Вовкой рядом крутимся – играем в съедобное-несъедобное. Дед Митрофан берёт бутылку со змеюкой и идёт. По пути заходит к бабам на лавочку, вроде как поздороваться.
— Здорова, бабоньки, против каво нончи дружитя?
— Здорово, Митрофан, а тибе на что? Иди вона сваей дорогаю, ни чипляйси.
— Ой, да больна нада мине до вас чиплятьси, делов, что ли, у мине не имеицца. Вон до Михалыча иду, полячить его надобно.
— Ой, бабы, вы тольки поглядитя, доктар выискалси! От чаво же ты лечить Михалыча собралси, от вчерашнева? – Съязвила Петровна.
— Дак, понятна от чаво, от мужской слабасти. Во и лякарства прихватил. – И достаёт из-за пазухи бутылку со змеюкой. – Перво дело это при таких дилах. Вот у тваво, Клавдя, как с ентим делом?
— Да получша, чем у тибе!
— А ты откудава знашь, как у мине? Чаво, нябось Зинка пробалталаси?
— Кака Зинка, ты чаво нясёшь, старый пень! Зинке скольки лет-то? А тибе? Балабол малахольнай! Иди отседова, куды шёл!- Не проглотили наживку про Зинку бабы.
Но дело было сделано, из двух затравок одна точно в дело пущена, вскоре вся деревня знала, что дед Митрофан зелье из гадюк делает, которое мужскую силу прибавляет. Верили-не верили, кто поумнее – нет, а кое-кто на эту удочку очень скоро попался.
Как-то в один из дней Петька, Нюркин родной брат, детина тридцатилетний, который большим умом и сообразительностью сильно не отличался, зато отличался пристрастием принять как следует на грудь в свободный от работы день, шёл сильно навеселе домой.
Дед Митрофан сидел скучал на лавочке возле своего дома. У Петьки в голове закопошились воспоминания о том, что он недавно от мужиков слышал про зелье, решил подсесть рядышком, да выпытать у деда Митрофана всё поподробнее.
— Здорова, дед Митрофан.
— Здарова, Петька, коль ни шутишь. Чаво, уже поднакидалси? Вот Нюрка тибе сичас задаст!
— Да ни задаст, она ищё с почты сваёй ни пришла. Работаить ещё. Ты мне лучше вот чего скажи, правду говорять, ты на гадюках настойку делаешь лечебну, али брешуть?
— Да чаво тута бряхать, вона иди в катухе глаянь, стоять родимые.
— И чего, энта настойка помогает?
— Ищё как памагаить!
— А как ты её делаешь?
— Да чё тута, Петька, делать – ловишь гадюку и мордай её у бутылку. И всех дялов, а на завтри ужо и принимать можна.
— А как принимать-то?
— От, Петька, вродя ни первай год принимашь, а как принимать, не знашь. Как и усё принимать. Наливай, да пей, тольки закусавать не забывай. Гадюка всё жа.
— Э-эх-х, где ты тольки ентих гадюк берёшь? – Вздыхает Петька.
— Да в катухе я их для ентого дела разважу. Вон, иди, глянь, цельный выводак, бяри, не убудить!
— Дак, тогда, может, дашь одну, на пробу?
— Да иди, бяри, в угле под веташью, скольки нада. Тольки ты палочку каку-никаку возьми, зачипи сначала одну, потом перехватывай, чтобы ни укусила, зараза така. Да и гляди тама, мамку ихнюю не схвати, а то посдохнуть без неё змеёныши, на чём я тада настаивать буду. Да и ни к чаму тибе ихняя мамка, дюжа она больша, у бутылку ни заталкаишь, морда у горлышко ни пралезить.
У Петьки, что у дитя малого, глаза разгорелись, вскочил и побежал в катух, а дед — за ним. В углу катуха, на пятачке солнечного света, падающего из небольшого окошка, клубком свернулись змеюкины детёныши, мамаши видно не было. Петька попытался палочкой оттащить одного, получилось, но недалеко, непослушными пальцами попытался оттащить подальше за хвост, а из-под ветоши стрелой выскочила мамаша и тяпнула Петьку за палец.
Петька на секунду замер, пытаясь сообразить, что произошло, а потом с воплем выскочил из катуха, чуть с ног не сбив деда Митрофана, и ломанулся с криком через всю деревню в фельдшерский пункт. Дед было ему попытался что-то крикнуть, мол, не боись, это не гадюка, да где там! Петька нёсся со всех ног, прижав к груди покусанную руку.
— Караул, покусала, гадюка покусала!
Дед Митрофан, как мог, побежал вслед за Петькой.
Когда он забежал, задыхаясь, в фельдшерский пункт, Иван Гаврилович, местный фельдшер, уже приготовил всё для спасительного укола, а Петька лежал на кушетке и размазывал здоровой рукой по лицу пьяные слёзы.
— Ничё, Петька, всё в порядке будет, сейчас подлечим, а потом всё равно в район, в больницу надо, под наблюдение. — Утешал Иван Гаврилович здоровенного плачущего навзрыд детину.
— Гаврилыч, ни нада, ни первади лякарства, енто не гадюка яво тяпнула, енто мядянка! – Заявил с порога запыхавшийся дед Митрофан. – А ты, дурень здаровай, хватить реветь, иди давай до хаты. Мядянка енто была.
Петька, который только что умирал от укуса гадюки, ещё никак не мог поверить своему счастью.
— Дай, Петька, палец, посмотрю повнимательнее, — попросил Иван Гаврилович.
— Точно, медянка? Не бреш&ешь? – Не верил своему счастью Петька.
— Точно, Петька, медянка, видишь, сначала мелки зубки, а укус клыков дальше. Так медянка кусаит, а гадюка, наоборот, клыки впереди. Точно, медянка, иди давай с Богом. – Успокоил его Иван Гаврилович.
Петька со всех ног поскакал домой своё воскрешение обмывать, а дед Митрофан рассказал фельдшеру, как всё получилось. Посмеялись они с Иваном Гавриловичем и Митрофан пошёл восвояси.
Ну, как тут остановиться? Душа требовала продолжения концерта. Тут же в голове созрел очередной план. Забегает дед Митрофан на почту, к Нюрке.
— Нюрка, Нюрка, бяда! Петьку змиюка покусала!
— О-о-й, да ты чё-ё-ё?! — Запричитала Нюрка, — кака змиюка, ядовита?
— Да, не-е, мядянка!
— Уф-ф! Слава Богу!
— Да, чаво там, слава Богу! Он побёг до хвельдшера, а он и гаварить, мол, странна пена кака-то на ранке, как бы змиюка не бешанай оказаласи! Нада гаварить, излавить её и до него принясти, на анализы. А я, Нюрка, такова марафону уже не выдяржу. Так что придёцца тибе змиюку ловить и до хвельдшера нясти.
— Ой-й! Да и где жа я её, окаянную, ловить-то буду?
— Дак у мине у катухе, там яво она и покусала. Он хотел ейнова змиёныша забрать, говорить, мол, настойку укусную на сама&гонке сделаю.
— От дурень здаровай, тридцать лет, а ума нет! – Причитала Нюрка. – Дед Митрофан, подмогнёшь змиюку-то словить, одна ня справлюся, уже сичас каленки дрожать?
— Подмагну, Нюрка, чё ж не подмогнуть-то, по-соседски.
Несмотря ни на какие уговоры деда Митрофана Нюрка даже в катух не зашла — так страшно было. Пришлось деду самому змеюку ловить рогатиной. Нюрка дрожащими руками держала коробку из-под ботинок, руки так тряслись, что дед Митрофан чуть было змеюку не упустил. Но с горем пополам она была надёжно закрыта в коробке, и Нюрка с дрожащими вытянутыми на всю длину руками, продефилировала по деревне до фельдшерского пункта.
Продавщица Зиночка, увидев в окно Нюрку в таком виде, выскочила из магазина.
— Нюра, Нюра, ты чаво?
— Зинка, ой ни до тибе сичас. Петьку змиюка покусала, нясу хвельдшеру на анализы, вдруг бешена.
— Ты тама сама случайна ни бешена? – Тихонечко сама себе задала вопрос Зина.
Нюрка, не помня себя от страха, кое как добежала до фельдшерского пункта. Иван Гаврилович уже успел забыть про инцидент с Петькой и сейчас спокойно сидел за письменным столом и увлечённо читал передовицу во вчерашней газете.
— Здорова, Гаврилыч, вот принясла! — Бухнула Нюрка на стол перед носом фельдшера коробку со змеёй.
Иван Гаврилович автоматически открыл крышку и замер в испуге и недоумении.
— А-а-а, гадюка, ты что Нюрка, с ума сошла! – И отшвырнул от себя коробку. Та полетела со стола, змеюка, не будь ду&рой, выползла на волю и теперь резво искала какую-нибудь щель, чтобы скрыться с глаз визжащих ненормальных граждан. Нюрка резво вскочила на кушетку.
– Ты чиво, Нюрка, сумашедша? Зачем припёрла?
— Дак енто же медянка, что Петьку покусала, сам сказал, что на анализы. Вдруг бешена?
— Кто бешена?
— Змеюка бешена!
Тут до Ивана Гавриловича стало доходить, что без деда Митрофана не обошлось. Он как-то так тихо всхлипнул и покатился со смеху. Кое-как встал со стула, открыл двери, змея очень быстро сориентировалась и поползла себе восвояси. Нюрка на подгибающихся ногах слезла с кушетки и тяжело на неё же и опустилась.
— Фух-х, думала сердце выскочить пока до тибе енту заразу дотащу! – Утирая пот со лба пожаловалась Нюрка. И рассказала всё, как было.
Думаете всё? Нет! История на следующий день получила продолжение.
Петька утром встал до ветру, закурил сигаретку, спустился с крыльца, а на дорожке лежала мёр&твая змеюка. Откуда взялась? Чего здесь делала – не понятно.
Вечером Петька рассказал про это деду Митрофану.
— Как думаешь, твая змиюка? И чё она ко мне припёрласи? – Задавал вопросы Петька.
— Ясно чё припёрласи – голова болела, хорошо, что раньше издохла, не дождаласи, а то бы опять покусала, похмелилася бы, повязло тибе, Петька!
