Оробела Василинка, ноги словно к полу приросли, стоит и глядит на чертей, а те на печи сидят да похихикивают. То ли над нею смеются, то ли о чём-то своём.
— Ну, чего стоишь, как воды в рот набрала? — спросила бабка Микулиха, — Ты вроде нраву крутого, бойкая девка, а чтой-то онемела.
— Я пойду, наверное, бабушка, — произнесла наконец Василинка.
— Вот те раз, — всплеснула руками ведьма, — Да куда же это ты теперь пойдёшь-то? Дело уж начато.
— Как начато? — растерялась Василинка, — Мы ведь ни о чём ещё не условились.
— А то, что ты ко мне пришла, это уже считай, что условились, — отрубила бабка Микулиха, — Обратного пути нет. Давай, говори, что надобно тебе от меня, а я после скажу, что делать станем.
Ох, глупая Василинка, коль бы знала она, что ведьма её дурит, так бежала бы из хаты её сломя голову, а она, бедолага, поверила, что и вправду пути-то назад уже нет, и решилась…
— Хочу замуж выйти! — тряхнула Василинка головой, так, что чёрные её косы взлетели и упали обратно на плечи, — Никто меня замуж не берёт, а уж все подруги с дитятами.
— Хе-хе-хе, — захихикала снова ведьма, потирая руки, и обратилась к парочке, сидевшей на печи, — Слыхали ли?
Черти дружно закивали.
— Ну коли так, — ответила бабка Микулиха, — Дак чего расселись, бегите, исполняйте!
— А куда это они? — спросила Василинка, глядя, как рогатые, взбрыкнув копытами, спрыгнули с печи и полезли в горящее устье, толкая друг друга. Один не уступал другому, и в итоге оба копошились возле печи, бурча, кусаясь, падая на пол и переругиваясь. Бабка Микулиха схватила хворостину, стоящую в углу, как видно не случайно, а с умыслом, по причине частого её использования, и огрела обоих по спинам. Черти взвыли и поспешно забрались в огонь. Там они топнули, прыгнули и пропали.
Аккурат в это же самое время Аксинья, засидевшаяся у свахи в гостях, и возвращающаяся домой мимо хаты бабки Микулихи увидела, как из печной трубы взметнулся сноп огненных искр и, рассыпавшись, оборотился двумя мохнатыми чертями, которые поскакали, гогоча, прочь, к лесу. Аксинья задрала юбки и припустила, что есть духу бежать, а наутро рассказывала всему селу какого страху натерпелась она ночью и что за диво видела у хаты ведьмы.
— Как куда? — ответила бабка Микулиха Василинке, — Симтарин-траву искать побежали. Брать-то её надобно в полночь ровно, а время уже как раз эдакое. Не опоздать надобно.
— Что за симтарин и для чего он?
— Всё тебе скажи, — проворчала бабка, — Всем рассказывать, дак недолго и без хлеба насущного остаться! Переймут уменье-то, а на кой оно мне?
Но всё же, поворчав, продолжила:
— Симтарин-то он вроде клевера, тоже с четырьмя листочками, да только все они разные по цвету, один — красный, другой – жёлтый , третий – синий , а четвертый – багряный. Баская травка-то. Да и может многое. Особливо по той части, которая тебе нужна.
— Как это? — всё любопытствовала Василинка.
— Зелье из его приворотное можно сварить. Тем зельем напоишь ты того, кто сердцу люб, и всё — будет он за тобой по пятам ходить, как щенок за мамкой, в рот будет заглядывать, что ни скажешь, что ни попросишь — всё сделает. Вот ты и скажешь ему, мол, замуж хочу.
Василинка задумалась.
— Что же я, пойду пока?
— Погоди ещё, — осадила её бабка Микулиха, — Об уплате-то мы ещё не договорились. Али ты думаешь, я задаром свои дела делаю?
— Нет, не думаю, — покраснела Василинка.
— Тогда думай, что ты можешь мне уплатить.
— Я могу бусы подарить, иль рушник вышитый, могу курочку иль гуся принести!
Ведьма усмехнулась:
— Такого добра у меня навалом, да и много ли мне, старухе, надо.
— А что же тогда мне вам дать? — расстроилась Василинка.
— А согласишься ли десять лет жизни своей подарить?
— Как же я могу это сделать? — удивилась и оробела одновременно Василинка, — Ведь то не в нашей власти. Кому сколько отмеряно, так тому и быть.
— Э-э-э, девка, — протянула бабка Микулиха, — Не всё так просто на этом свете. Молодая ты ещё, не знаешь многого. А я тебе так скажу, что можно годы свои и укоротить и наоборот. Вот ты думаешь сколько мне лет, а?
И бабка с хитрым прищуром воззрилась на Василинку.
Девушка внимательно вгляделась в её лицо. Небольшие морщинки у пронзительно синих глаз, прядь волос чуть с проседью, выбившаяся из-под платка, шея, с нитью красных бус как у матери её, которой за сорок едва, лицо… Василинка задумалась, видно, что не молодуха, но и старухой не назовёшь, моложава, нос только длинноват, да бородавка на подбородке портит вид.
— Шестьдесят, пожалуй, — ответила Василинка.
— Охо-хо, — бабка покатилась со смеху, держась руками за грудь. Смеялась она долго и аж порозовела от удовольствия.
— Шесть десятков, говоришь? — переспросила она Василинку, — Ошиблась ты малость. Годков эдак на сорок.
Василинка отшатнулась, побледнела:
— Да неужто и вправду такое может быть? — подумалось ей.
Ведьма закивала:
— Может, может. Ко мне много народу приходит с просьбами-то. Я никому не отказываю. Да ведь только какова просьба, такова и плата. Вот ты, к примеру, хочешь жизни счастливой, чтоб муж не пил и не бил, чтоб дети народились, чтоб жили в достатке, так? А за такой подарок не грех и с десяток годков убавить от своей жизни. Зато в счастье проживёшь то, что останется. А это тоже немало. Сама подумай, коль срок тебе, к примеру, восемьдесят лет был дан, а? Да и на что там, в старости-то эти годы нужны будут? Всё одно, старая да хворая. Разве ж в радость така жизнь?
Задумалась Василинка, крепко задумалась. Бабка не мешала, возилась с чем-то у стола, словно и забыла вовсе про Василинку. Наконец подняла Василинка на ведьму ясные свои очи и ответила:
— Согласная я. Делай своё дело.
Ведьма взвизгнула от радости и засуетилась.
— Сейчас, сейчас, помощнички мои симтарин-траву принесут и сготовлю я тебе зелье приворотное, девка!
И выглянув в окно, пробормотала:
— И чегой-то они, кстати говоря, припозднились? Уж давно должны были обернуться.
Не успела бабка договорить, как в печи загудело, застучало и из устья печи вывалился на пол шерстяной клубок, перепугав большого кота, мирно лакавшего молочко из блюдца и утянув за собою и его. Клубок прокатился по избе, ударившись о стену, распался надвое, и перед глазами бабки Микулихи и Василинки предстали черти.
Глядя на бабку, они поджали хвосты и запричитали:
— Не сердись, хозяйка, мы не виноваты!
— Ещё чего? — нахмурилась бабка Микулиха, — Где симтарин-трава?
Черти взвыли от страха:
— Это он, он виноват. Мы уже было сорвали траву-то, а он как встанет, как ухнет, как махнёт ручищей, да наподдал нам. Неча, говорит, шастать тут, окаянные! Ухватил нас за хвосты да ка-а-ак бросит. Чуть дух не вышиб. Насилу мы ноги унесли.
— Кто он-то?
— Дак известно кто — Сам!
И черти подняли вверх палец.
— Вон что, — хмыкнула бабка, — Лесовик, значит, вас поймал. Да как же вы так неосторожно-то?
— Мы не виноваты, мы тихохонько, да там Лешачиха лешачат своих вывела на прогулку под луной, они-то нас и приметили. Заверещали. А после уж и Сам появился.
— Эх, олухи! — плюнула бабка Микулиха.
И, замахнувшись на помощников, крикнула:
— Чтоб вас! Ничего поручить нельзя, бестолочи!
Черти с воем полезли на печь и, задёрнув цветастую занавеску, притихли там.
А ведьма, обернувшись к Василинке, произнесла:
— Что ж, девка, самой тебе придётся в лес идти, видать. Да оно так даже лучше будет-то, надёжней. Трава силу будет иметь в два раза больше, коль ты своей рукой её возьмёшь.
— Как же я? — испугалась Василинка, — А может вместе?
— Нельзя мне туда сейчас, — ответила ведьма, — С прошлого четвергу мы повздорили с Самим-то. Обождать надо, малость, пущай отойдёт. А ты не бойся, я тебя научу, как быть.
продолжение следует…
Ваша Елена Воздвиженская
