-Слушай, надо Дашке сказать! — счастливая, разрумянившаяся от поцелуев мужа, Лена, обернулась и посмотрела на дверь.
-Дашуль! Даш! Подойди сюда, пожалуйста! — крикнула женщина.
-Мам, я сейчас! Только коту усы дорисую! — девочка широкой, щетинистой кистью дорисовала кота, бросила краски на стол и побежала в гостиную. — Что, мам? А, пап, привет, я не слышала, как ты пришел. Я такого кота нарисовала, сейчас покажу!
Семилетняя Даша, в фартуке и со смешными бантиками на тонких, длинных волосиках, бросилась, было, обратно в свою комнату, но Лена поймала дочь за руку и, обняв, усадила к себе на колени.
-Дашенька, ты послушай, что я тебе скажу. У тебя скоро будет сестричка. Ну, или братик. Ты кого больше хочешь?
Даша задумчиво пожала плечами, осмотрела родителей и вздохнула.
-Ты, что, не рада? — Алексей, отец девочки, удивленно нахмурился. — Сама же все просила…
-Нет, я рада, конечно. Но он, ну, братик, порвет все мои книжки. А это же учебники, мне их сдавать…
Тут девочка сокрушенно сложила руки на коленках.
-Мам, ты обещаешь за ним хорошо следить?
Лена рассмеялась, обняла Дашку и пообещала…
…По вечерам, придя с работы, Лена помогала Даше сделать уроки, расплетала девочке косу и укладывала дочь в кровать, накрывая большим, тяжелым одеялом.
-Почитаешь?
-Ох, только немножко, — женщина тяжело садилась в кресло, вытягивала ноги, что отекали за день, скидывала тапочки и вздыхала.
-Мам, а он там шевелится? — интересовалась девочка.
-Кто?
-Ну, братик.
-Дашуль, никто не знает, братик это или сестренка. Но шевелится, очень даже. Футболистом будет, наверное.
-Значит, точно братик. И как вы с папой этого не понимаете!?
Дашка возмущенно разводила руками и качала головой, копируя бабушку, потом натягивала одеяло до подбородка и ждала, пока мать возьмет со стола книгу, раскроет ее на том самом месте, где лежит Дашина, самодельная закладка, и начнется приключение, сказка.
Мамин голос будет то подниматься вверх, тревожась и вскрикивая, потом опускаться вниз, словно уставший путник присел на землю, чтобы отдохнуть, а герои будут проживать свою написанную жизнь, наверное, в сотый раз, потому что это была любимая Дашина книга, «Робинзон Крузо».
Завтра девочке в школу, мама и папа снова уйдут на работу, завертится нехитрая жизнь Дашкиной семьи, но этот вечер, как и прошлый и позапрошлый, будет только их. Голос мамы, шелест перелистываемых страниц, сон, легко вбегающий в фантазии, тесно переплетающийся с ними и уносящий девочку далеко-далеко, на одинокий остров, где она будет строить свой дом, делая зарубки на стене о прожитых днях…
…Сморщенную, с длинными пальцами и красными пятками, Юлю положили на кровать. Родня сгрудилась вокруг новорожденной, гадая, на кого будет похожа девочка, поздравляя мать и хлопая по плечу гордого отца.
-Даша, иди сюда! — бабушка, Ленина мама, Ольга Романовна, осторожно подвела внучку поближе и, приобняв, помогла взобраться на стул. — Сестренка у тебя! Смотри, какая хорошая. Будете теперь вместе играть.
Даша наклонилась и заглянула в глубокие, почти черные, с реденькими ресницами, глазенки. Юля замерла, как будто старшая сестра загипнотизировала ее. Они долго смотрели друг на друга, на свои отражения в чужих глазах, привыкая к тому, что каждая теперь не единственная, что есть рядом кто-то, с кем придется делиться…
Гости ушли, Лена засуетилась — ребенка нужно покормить, помыть, укачать, а потом все начать сначала.
-Даш, помоги мне, пожалуйста. Вот так кроватку покачай, а я пойду, вам с папой ужин разогрею.
В вечернюю жизнь вплетались новые дела, Даша пела колыбельные, запоминая слова матери, Юля мирно спала у себя в люльке, мама быстро заглядывала в комнату, все ли хорошо, а потом тихо подходила к Даше и, поцеловав ее в макушку, звала ужинать…
…-Мам, почитаешь? — девочка смирно лежала у себя в кровати, а Лена, укачивая на руках младшую, снова брала «Робинзона».
В этот миг Дашка любила всех вокруг — мать, отца, маленькую Юлю, людей, что кричали за окном, потому что у них был праздник, небо, бездонное, темное, что упало на окно теплым покрывалом и подмигивает серебристыми звездами…
…Даша, отдуваясь, потому что только что умывалась холодной водой, распахнула дверь кухни и вбежала внутрь.
-Мама! Мы проспали, я на уроки опаздываю!
Но тут девочка заметила, что отец рассеянно помешивает кофе, налитое почему-то в ее, Дашину, чашку, и смотрит в окно.
На плите, вопреки обыкновению, не стоял ковшик с кашей, чайник, пузатый, блестящий, не оглашал комнату своим надрывным свистом.
-Пап, а мама где? Я…
-Даш, мама с Юлей ночью в больницу уехали. Юля заболела, какое-то время нам нужно будет пожить самим.
-Как заболела? Она же вчера такая веселая была, все хохотала. а я ей «козу-дерезу» делала…
-Так бывает, дочка, бывает…
Алексей поставил остывший кофе на подоконник и вышел. Он все прислушивался, не зазвонит ли телефон.
-Пап! А в школу ты меня отведешь? — Даша высунулась в коридор.
Алеша угукнул.
-Собирайся, — бросил он и отвернулся.
Дашка поняла, что случилось что-то страшное. Она сквозь сон слышала, как плакала сестра в родительской комнате. Но малыши все плачут, что тут такого… А теперь Юля в больнице, и мама тоже. Страшно…
В школе было много уроков, разных мелких дел и поручений. Даша почти и забыла, что все в ее жизни отныне перевернулось, разлетелось на куски и собралось в совершенно другой пазл, другую, чужую картинку.
Из школы Дашу забрала бабушка.
-Баба Оля, а мама с Юлей вернулись? Все уже хорошо?
-Нет, родная. Твоя сестренка очень сильно заболела и пока поживет в больнице. А мама должна быть рядом с ней, ведь Юля еще очень маленькая. Пока мама занята, я буду с тобой. Можно?
Ольга Романовна посмотрела на серьезное, чуть бледное лицо внучки.
-Можно. А что с Юлей? Папа мне так ничего и не рассказал. Что случилось?
-Никто не знает, милая. Врачи должны выяснить это. Просто ночью у Юленьки началась какая-то сильная аллергия.
Даша слушала молча, больше вопросов не задавала, а только кивала, смотря себе под ноги…
…-Лен, как вы там? Что привезти?- отец, прямой, напряженный, стоял с ручкой и блокнотом наготове. — Что? Твою одежду? Как прокипятить? Все-все!? Ну, ладно.
Потом он помолчал, испуганно оглянувшись. Даша стояла в дверном проеме своей комнаты и внимательно следила за ним.
-Лен, ну, как я это сделаю?… Что я Даше скажу?
Мужчина обернулся и, вздохнув, подозвал дочь к телефону.
-Девочка моя, ну, как вы там? Ты папе помогаешь? Ты у меня умница, молодец! И бабушка говорит, что ты все сама делаешь! Очень хорошо. Дашуль, понимаешь, у Юленьки на что-то аллергия. Никто пока не знает, на что, но доктор сказал, что нашего Пирата придется пока отдать кому-нибудь. Юля могла схватить его шерсть и от этого…
-Что значит отдать? — Даша с ужасом посмотрела на отца, потом на кота, сидевшего тут же, в прихожей. — Кому отдать, мама?! Это же мой кот!
Пирата подарили Даше на День Рождения несколько лет назад. Он признавал только ее и только ей, своей Дашке, позволял тискать свою пушистую, длинноусую морду.
-Даша, я все понимаю, мне очень жалко расставаться с Пиратом, но так нужно. В-общем, дай трубку папе…
Они еще долго о чем-то говорили, а Даша, вцепившись в кота, сидела вместе с ним на коврике и, уткнувшись лицом в густую шерсть, прятала слезы, что ручьем катились по горячим щекам.
-Нет, папа! Нет, пожалуйста! А вдруг Пират не виноват?! Оставьте его!
Но Алексей уже сажал кота в сумку. Сейчас он оставит Дашу с бабушкой и отвезет животное своим знакомым. Так нужно, это очень важно…
…Юля до сих пор еле дышала сама, лекарства не помогали, что-то в ее маленьком тельце надорвалось, застопорилось, и теперь воздух никак не желал проходить в маленькие альвеолы, впитываясь в кровь и разносясь по всему телу.
Синеватое лицо, повернутое к Лене, перестало улыбаться. Юля только крепко вцеплялась в руку матери и не отпускала ее ни на шаг.
Девочка еще не говорила, только лепетала что-то и плакала.
-Почему ничего не помогает? — в который раз спрашивала Лена у врачей. — Это же аллергия? Значит, это лечится! Мы здесь уже три недели, у меня дома старшая дочка… Когда мы сможем выписаться?
-Ну, не могу я вас выписать, Леночка, не могу! Кровь плохая, — доктор, высокий, тощий, прячущий под шапочкой абсолютно лысую голову, нервно перебирал листки бумаги на столе. Он, действительно не понимал, почему эта маленькая девочка не реагирует на препараты, отчего ее тельце не стремится вновь стать сильным, расти и радостно кричать о своем счастье бытия на этой Земле…
…-Мам, а у меня пятерка! — Даша тараторила в трубку, боясь, что мать опять быстро попрощается с ней. — Мама, у нас праздник будет, нужно платье сшить. Ты приедешь? Мам!
-Извини, Дашуль, меня не выпускают из больницы. Боятся, что на одежде что-нибудь попадет, и Юле снова станет плохо. Давай, я бабушку попрошу…
-Мам, — Даша крепко-крепко стиснула телефонную трубку. — Мама, можно к тебе? Можно навестить вас с Юлькой?
-Приезжайте с папой. Я к окошку подойду….
Так начались эти встречи, редкие, странные, разделенные холодным, с грязными подтеками, и следами чьих-то чужих пальцев, стеклом.
Даша приносила свои рисунки, тетради и показывала их Лене. Она, кажется, простила маму за то, что та велела отдать чужим людям Пирата, простила за то, что той нет рядом. Она не винила, просто скучала…
…Юлю выписали через месяц.
Пока дочь спала в своей кровати, со стираным-перестиранным и проглаженным со всех сторон бельем, пока Ольга Романовна готовила на кухне, с закрытой дверью, чтобы ни один запах не попал в комнату к ребенку, Лена стояла под душем, закрыв глаза, и слушала, как вода, горячая, почти кипяток, падает вниз, щекочет пальцы на ногах и с бульканьем взбивает нежную, ароматную пену.
-Хорошо… — шептала женщина. — Как же хорошо…
Она устала от казенной еды, казенного, общего, с чуть теплой водой, душа, устала бояться и рвать себя на две части. Одна — постоянно с Юлей, а вторая, присев на краешек кровати Даши, мысленно целовала ее щеки и держала расслабленную, в пятнах от чернил, руку…
Теперь, наконец-то, два куска соединились. Теперь все будет хорошо, все наладится. Семья заживет обычной жизнью.
-Мам, почитаешь? — Даша, аккуратно отогнув подушку, вынула оттуда «Робинзона Крузо».
-Ой, я думала, ты уж сам дочитала! — Лена так хотела просто лечь спать, на свою подушку, почувствовать рядом тепло мужа, слушать его дыхание и чувствовать, как из приоткрытой форточки в лицо ударяет тонкая струя свежего воздуха. Оказывается, спать дома — это великое счастье…
Строчки расплывались перед глазами, и вот уже книга упала на колени, а Лена уснула, сидя рядышком с улыбающейся Дашей.
Девочка тихонько встала, убрала книгу и, обняв мать, поцеловала ее. Она бы с удовольствием поцеловала и Юльку, худенькую, тихую, что лежала в соседней комнате под присмотром отца, но Даше строго-настрого запретили касаться сестры.
-Пока не надо, Дашуль. Мало ли, что может случиться… — Лена и сама не знала, от чего защищает младшую дочь, но той ночи, когда Юлька, синяя, с распухшей шеей, лежала у себя в кровати и сопела, больше не должно повториться!
-Мам, а можно, я ее пощекочу? — Даша, закончив завтрак, как-то потянулась к Юле, но мать сразу же отдернула ее руки.
-Не надо, она же ест, может подавиться.
-Но. мама, я аккуратно. Смотри, она мне улыбается! Давай, «козу-дерезу»!
Девочка уже сложила пальчики «рожками» и протянула к сестре, но Лена вдруг закричала:
-Не смей, я сказала! Оставь ее в покое! Она только что из больницы!
Юля сразу заплакала, мать подхватила ее на руки и унесла.
Даша растерянно смотрела на отца, что стоял в дверном проеме.
-Папа, я ничего не делала!
-Я знаю, малыш. Все будет хорошо!
Алексей потрепал дочь по волосам, улыбнулся и начал мыть посуду…
-Лен, ты стала очень нервная! — мужчина прикрыл в комнате дверь и повернулся к жене. — Зачем на Дашу кричишь, нас всех шпыняешь? Никто не виноват в том, что случилось, даже причину Юлиной болезни не нашли. Это была случайность, пора жить дальше! Успокойся!
-Успокоиться? Да? — Лена бросила на стол газету и выпрямилась. — А как я могу успокоиться? Тебя там не было, Алеша, ты не ехал с Юлькой в «Скорой», ты не слышал, как она хрипит, не видел ее глаз. Она так сильно сжимала мои пальцы, так сильно…
Лена всхлипнула.
-Я так испугалась! И они не могли никак помочь ей, Алеша! Они не знали, что с ней!…И, да, я боюсь, и сделаю все, чтобы такого больше не было!
-Да, меня не было там. Но это не значит, что я не переживал! Я каждый день надеялся, что будет лучше, я ждал вас. И перестань ограждать Юлю от всего, от Даши, в конце концов! Ты же собираешься выходить с ними гулять? С ребенком надо гулять…
-Вам всем лучше держаться подальше от Юли. Пока так будет лучше! — Лена решительно встала и вышла из комнаты…
…Через полтора месяца Юлю снова забрали в больницу. Потом выписали. Потом снова ей стало плохо, и Даша утром обнаружила, что матери опять нет дома.
Скоро все уже привыкли к тому, что в прихожей, в уголке, стоит «тревожный» чемоданчик. С ним Лена уезжала, его привозила обратно, а, заодно, и свои страхи, нервные, сотканные из бессонниц, окрики и усталость. Юля то попадала в реанимацию, то снова оживала, весело лопоча свои детские фантазии, то опять, как будто ни с того ни с сего, бледнела, комкая одеяльце ручками.
Лена выбегала в коридор, звала врачей, кричала и исчезала, по крупице, по незаметным частицам осыпалась на пол, отчаянно не веря в то, что все еще может быть хорошо.
Она, видимо, просто не была столь сильна, чтобы справиться с неизвестностью, с постоянным напряжением. Сон урывками, сомневающиеся глаза врачей, тихие просьбы Даши приехать, навестить ее…
…Лежа в кровати, в темноте, не желая включать ночник, потому что он осветит пустое кресло рядом с кроватью, не глядя, как раньше, в окно, Даша вдруг поняла, что она и есть Робинзон. Она на острове, она не может сбежать оттуда, не может позвать на помощь, потому что люди вокруг перестали разговаривать на ее языке, у нее здесь больше нет друзей. И мамы нет. Она далеко, она — это только голос в телефонной трубке, да и то, какой-то чужой, грубый, хриплый…
…Даша стала подолгу задерживаться в школе. Кружки, беготня по этажам с подружками, пустой стадион перед школой, где можно побродить, глазея на зажигающиеся окна в домах…Даша, как будто научилась заполнять свою жизнь, как будто и не думала больше о матери, о Юльке.
Она больше не спрашивала, как там дела, не просила отца дать ей трубку, чтобы поговорить с мамой.
-Дашенька, иди, мама звонит! — кричал Алексей.
Но Даша мотала головой и отвечала, что делает уроки, что ей некогда.
Пружина детской обиды закручивалась все крепче и крепче, вот она уже вонзается спиралями в самое сердце, вот уже боль, дойдя до мозга, вспыхнула яркой молнией, и взорвался сдерживаемый изо всех сил вулкан детского одиночества.
-Папа! Папа! — Дашка, рыдая, сидела в кровати и размазывала слезы по лицу. — Папа! Пусть мама вернется, я хочу, чтобы мама вернулась!
Алексей, испуганный, заспанный, вбежал в комнату и, включив свет, сел рядом. Он прижал к себе орущего ребенка, потрогал губами лоб — нет ли температуры.
-Ну, что ты, Дашенька, что ты! Мама скоро вернется. Юля выздоровеет, и они приедут домой! Мы пойдем в зоопарк, поедем кататься на теплоходе, мы…
-Нет! Нет, папка! Пусть Юля остается в больнице, там она не будет болеть, а мама вернется к нам! Это моя мама! Моя. Лучше бы Юлька вообще не…, лучше бы ее не было! — Даша кричала, рвалась из рук Алексея, а потом, скинув с кровати подушку, замерла.
«Робинзон Крузо» в красивой, цветной обложке, с торчащей между страницами закладкой, лежал на простыне, чуть помявшись от движений маленькой головки девочки.
Даша схватила книжку и хотела, было, бросить ее на пол, ведь мама больше не живет с ней, ее нет на их выдуманном, красивом острове, мамы нет, так пусть и книжки этой не будет!
Но что-то остановило девочку. Она, резко успокоившись, вдруг прижала книжку к лицу. Запах… Неповторимый, книжный запах, аромат типографской краски и шелест страниц…
Так пахло Дашино детство. Раньше Лена много водила дочку в книжные магазины. Книги, большие и маленькие, цветные и черно-белые, худенькие, «на один вечер», и «толстые», что не прочитать и за неделю, стояли на полках, лежали на прилавках. А в воздухе витал неповторимый, особенный, волшебный аромат.
Для Даши он стал символом покоя и любви, ласки и веры в то, что рука мамы всегда рядом, пусть даже ее нельзя сейчас обхватить своими пальцами…
Даша зарылась в страницы носом.
-Мамой пахнет, — прошептала девочка. — Понюхай, мамой…
Алексей растерянно прижал дочь к себе…
…-Лен, я там тебе в вещах книжку положил, — быстро говорил мужчина, стоя внизу, в холле больницы. — Давай, ты будешь вечером звонить и читать Дашке хоть чуть-чуть. Она очень переживает…
-Алеш, как ты себе это мыслишь? Я буду стоять в коридоре и читать книжку? Здесь режим, здесь больные дети!
-Я прошу тебя, Лена, придумай что-нибудь!
-Я не могу, Леш, нет сил.
-Заплати медсестре на посту, давай! Ленка, ты не понимаешь, что ли, что Даша страдает?! Ты каждый день ноешь мне, как тебе тяжело, как страшно, а у тебя, между прочим, есть дочь, еще одна дочь, которой тоже страшно и непонятно, почему мама не возвращается. У нее ночью была истерика, а потом она схватила вашего «Робинзона» и стала нюхать, представляешь? Нюхать! И успокоилась, сказала, что тобой пахнет…
Лена, вынув из пакета книгу, вторую, что Леша купил в магазине только что, поднесла ее к носу. Знакомый, любимый аромат — типографской краски, бумаги, покоя и приключений, что прячутся на страницах…
Это был их с Дашей остров. Только их — остров спасения, остров, где можно держаться за руки, даже будучи на большом расстоянии друг от друга…
-Я поняла, — услышал Алексей голос жены. — Я договорюсь…
…Тогда еще не было сотовых телефонов. Лена сидела на посту медсестры, рядом, притащив стулья, притихли дети, и женщина читала книгу, держа телефонную трубку крепко-крепко.
А на другом конце провода маленькая девочка, отложив все дела, лежала на кровати и следила за мамиными словами взглядом. Она водила пальцем по строчкам, а страницы снова нежно шуршали, разнося свой тонкий, домашний аромат по комнате. За окном серебрились звезды, а Пират, пусть нарисованный, сидел на спинке кресла и смотрел на хозяйку своими зелеными, добрыми глазами…
Юля попадала в больницу еще несколько раз, Лена уезжала вместе с ней, но теперь она обязательно брала с собой книги. И Даша слушала мамин голос, наполненный ароматом их острова, острова Робинзона Крузо…
