Говорят, что перед … вся жизнь пролетает перед глазами. Но я мог думать только об одном – я так и не сказал ей правду о колготках. Нет, наш самолет еще не падал, но явно происходило что-то плохое – мы кружили уже сорок минут и никак не заходили на посадку, а молоденькая стюардесса, вместо того чтобы успокаивать пассажиров, стояла вся бледная, открывала и закрывала рот, не произнося ни звука. Потом, правда, она опомнилась, но ее лепет про то, что все в порядке, и мы просто ждем разрешение на посадку, моего доверия не вызвал. Я понял, что этот день может стать в моей жизни последним. И тогда я подумал про колготки.
Мы с Машей познакомились в лифте – работали в одном здании и застряли в нем, прям как в кино. Оттуда мы вышли с номерами телефонов друг друга и уверенностью, что следующая встреча будет скорой и многообещающей.
Так и вышло: свидания посыпались одно за другим, логично завершившись штампом в паспорте и переселением ее коллекции мишек в мою квартиру. Мы никогда не ссорились, хотя у нее на все было свое мнение, но она умела выражать его так, что у меня пропадала всякая охота спорить. Ее золотистые волосы оккупировали мою подушку, а улыбка – мое сердце. Стоило ей улыбнуться – и любая моя печаль отступала.
— Я хочу от тебя детей, — сообщил я спустя три месяца после свадьбы.
Маша не восприняла эту новость с особым энтузиазмом, но пообещала, что все будет – мальчик и девочка, полный комплект.
— А если будет девочка и девочка? — спросил я. – Или мальчик и мальчик?
— Значит, будем рожать до победного, — ответила мне Маша.
Детей у нас не случилось не через год, не через два, когда она сама уже стала заглядываться на соседских малышей и спрашивать у меня, какие мне нравятся имена. Врачи говорили, что все в порядке, нужно просто подождать – мы и ждали. Но когда Маша думала, что может приступить к исполнению нашего плана в любой момент, она не торопилась, а теперь в нее словно вселился бес – вся наша жизнь была подчинена одной цели, и все, начиная от рациона и заканчивая планами на выходные, нужно было согласовывать с Машей и ее толстой тетрадкой, с обложки которой смотрел голубоглазый карапуз.
Так прошло долгих пять лет. От вечных сражений я устал и вымотался, а у Маши, казалось, сил только прибавлялось. И мы начали ссориться. Громко, отвратительно, больно. Она плакала и говорила, чтобы я шел искать себе нормальную жену, которая может родить ребенка. А я не знал, как ей сказать, что дело не в том, что у нас нет ребенка, а в том, что она ведет себя так, словно, кроме этой мысли, у нее в голове ничего нет.
После одной такой ссоры Маша уехала на день рождения подруги. Вернулась оттуда посреди ночи, накаченная алкоголем до такой степени, что ничего не помнила. На ней были яркие синие колготки, каких я у нее никогда не видел.
— Представляешь – порвала, — весело сообщила она. – И Мила отдала мне свои. Клевые, правда?
Она забросила их за диван и уснула на этом же самом диване.
А через месяц во время генеральной уборки она их нашла. И все бы ничего, но как раз перед этим она на неделю летала в командировку.
— Чьи это колготки? – строго спросила она.
Я мог бы ответить, что они ее, напомнить ей нашу ссору, день рождения подруги и пьяное ночное возвращение. Но я промолчал. А она подала на развод, решив, что колготки тут оставила одна из моих девиц, которых она в последнее время непонятно откуда мне приписывала.
И вот теперь я думал – если я умру, она никогда не узнает, что это ее колготки. Мы не виделись больше года, ни разу даже не говорили после развода, не считая скупых слов поздравления в день рождения и новый год.
Я взял телефон и написал ей сообщение. Я знал, что нельзя пользоваться телефоном, тем более, когда нештатная ситуация, но какая разница, если мы и так упадем?
Я написал: «Это были твои колготки». Больше ничего не стал добавлять: не извини, не я люблю тебя – это все и так было ясно.
Самолет приземлился через двадцать минут. Все обошлось, и я целый и невредимый шел по коридорам аэропорта, когда пришло ответное сообщение: «Я знаю». А потом еще одно: «Не знаю, как тебе сказать, но …». И следом пришла фотография. На ней была Маша, а на руках у нее розовый кулек со сморщенным личиком.
Я нашел в себе силы ответить: «Поздравляю». И постарался поскорее забыть Машино счастливое лицо и крошечный сверток в ее руках.
