Яков проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то очень пристальный взгляд.
С трудом приоткрыв свои веки, он увидел перед собой глаза Анны, и у него тут же заболела голова.
— Яша, ты живой? — спросила сурово жена.
— Кажется, да… – ответил муж, кое-как ворочая языком, затем опять закрыл глаза и добавил: — Но лучше бы мне было умереть.
— Яша, не смей закрывать глаза, – приказным тоном воскликнула Анна. – Немедленно посмотри на свою жену.
— Я смотрю, смотрю, — простонал муж, так и не открывая глаз. — Но умоляю тебя, Анечка, не говори громко. У меня сильно гудит голова.
— Это хорошо, что она гудит. — Анна продолжала говорить все так же громко. — Это она от стыда у тебя гудит. Яша, ты помнишь, каким ты вчера вернулся со службы?
— Нет, — честно промямлил Яков.
— Как нет? – опешила жена.
— Так… Не помню, и всё.
— А какими словами ты меня называл, помнишь?
— Какими? — жалобно простонал муж.
— Ты что, правда ничего не помнишь? — растерялась Анна. – Вообще ничего?
— Ничегошеньки, — опять простонал муж. — А что случилось?
— Как это что? – Анна начала нервно ходить вдоль кровати, на которой лежал муж. — Ты вчера назвал мне неприличным словом!
— Каким?
— Ты сказал, что я жаба. – Голос жены дрожал от обиды.
— Какая жаба? – не понял Яков. — Земляная?
— Какая ещё земляная?!
— Ну, насколько я помню, жабы бывают пресноводные, земляные…
— Прекрати говорить про жену гадости! — закричала Анна.
— Анечка, — опять жалобно застонал Яков. – Я умоляю, не кричи. Я же не про тебя спрашиваю, а про жабу. О, Боже, как болит голова. Наверное, я, всё-таки, погибну…
— Погибнешь? – Анна обиженно запыхтела. — Нет, это я скорее всего погибну. От обиды на тебя, Яша. Вчера ты переступил красную чёрту.
— Какую ещё красную?
— Такую! Ты понимаешь, что ты вчера наплевал на наши правила?
— На какие ещё правила?
— Правила приличной семьи.
— Да? – От удивления, Якову пришлось открыть глаза. — И какие они, эти правила?
— Как какие? Ты разве не знаешь? – страшно удивилась Анна.
— Понятия не имею.
— Но как же ты жил со мной все эти годы, не зная правил?
— Как жилось, так и жил. И вообще, Анечка, у нас в семье есть кому думать о правилах. Я голова, ты шея. Куда ты посмотришь, туда я и иду.
— Вот! Наконец-то ты вспомнил про главное. Но вчера ты нарушил эти правила и пошел в другую сторону.
— В какую другую?
— Ты вчера пришёл в двенадцать часов ночи в невменяемом состоянии. У тебя кто-то появился?
— Анечка, ну что ты придумываешь? — залепетал Яков. — Да, вчера первый раз за тридцать лет нашей жизни я пришёл домой поздновато. Ты должна пожалеть меня.
— Я? Тебя пожалеть? – Анна оторопела. — С какой стати?
— Анечка, вчера мы отмечали юбилей заведующего лабораторией, нашего дорогого Самуила Львовича. Но там что-то пошло не так.
— Что пошло не так?
— Всё пошло не так. Сразу после того, как я, вместо стакана воды, случайно выпил стакан cпиртa.
— Спирта? – Анна округлила глаза.
— Да. Кто-то перепутал, и достал из холодильника, вместо пластиковой бутылки с водой, бутылку cпиртa. А я так хотел пить, так хотел… И выпил… Залпом целый стакан… Я чуть не погиб, Анна. Но я всё-таки нашёл дорогу домой. К тебе, к моей жене…
— Но тогда почему ты назвал меня жабой?
— Я не помню, Анечка… – Яков жалобно вздохнул. — Может ты встречала меня в зелёном халате?
— Нет, я была в синем, с кружевами.
— Может, ты надувала на меня щеки?
— Яша, не смей мне говорить такое!
— Анна, прекрати кричать. Разве ты не понимаешь, что вчера ночью я был не совсем я.
— А кто ты был?
— Не знаю. Но если бы это был я, я бы не посмел назвать тебя жабой. Никогда. Ну, ты же меня знаешь…
— Правда?
— Ну, конечно, Анечка. У меня нет такой богатой фантазии. Это вчера говорил не я… У, как я его ненавижу, этого не меня…
— А сейчас ты — это ты? – Анна недоверчиво смотрела на мужа.
— Кажется, я… — Яков поморщился. — Но какой-то очень и очень больной.
— Может быть, принести тебе холодной водички? – У Анны всё-таки дрогнуло её женское сердце.
— Из пластиковой бутылки? – испугался Яков.
— Нет, из чайника.
— Принеси, Анечка. Если не трудно. Но, всё-таки, сначала понюхай. Вдруг и в чайнике тоже не вода…
Анисимов
