Ранним утром первого января, часу этак в четырнадцатом, на лестничной площадке девятого этажа происходило что-то очень громкое.
Кричали двое: женский голос своими высокими нотами просверливал насквозь всю площадку, проникая в соседние квартиры и вызывая у жителей воспоминания о дисковых пилах, а мужской оттенял дамскую музыкальную палитру богатыми низкими тонами, еще более обогащая их при помощи русского могучего.
Весь изысканный диалог приводить не имеет смысла, так как суть его сводилась к обоюдным претензиям:
— Утро раннее, тратата, люди спят еще все, тратата, а ты тут стучать тратата вздумала! По голове себе постучи тратата! – возмущался представитель мужского пола, расправив во всю ширину плечи и потрясая возле них гневными кулаками.
(Надо отметить, что вида он был совершенно невзрачного – невысокий, щуплый, лицо невразумительное. Да и кулачишки – тоже так себе кулачишки. Его любезная собеседница, сжав свои, получила бы никак не меньший размер. Так что ему более всего подходило название Мужчинка. Так и будем впредь называть)
— Какое раннее – второй час дня!!! Никто у нас ничем не стучит!!! Это ты в мою дверь ломишься!!! Глазок сломал!!! Я сейчас пол.цию вызову, пусть разбираются!!! И вообще, надо выяснить, кто ты такой и с какой стати тут находишься!!! – пулеметными очередями оппонировала женщина постбальзаковского возраста Ольга, стоя на пороге своей квартиры. Одной рукой она прихватила отвороты махрового халата, так и норовившего разойтись под напором гневной груди, а другой предусмотрительно держалась за ручку собственной массивной двери. Чтобы в случае попытки перехода своего собеседника к более веским, чем русский разговорный, аргументам, можно было быстренько упрыгнуть в квартиру и захлопнуть дверь.
Крики все набирали обороты.
Тут приоткрылась соседняя с Ольгой дверь и на площадку выдвинулась Калерия Михайловна. Несмотря на достаточно древний возраст и палочку, на которую ей давно уже приходилось опираться, сохраняя более-менее вертикальное положение, внутри Калерии билось все то же пламенное комсомольское сердце, жаждущее всеобщей справедливости.
— Оля, правильно! Вызывай пол.цию! А я засвидетельствую! Вы, гражданин, у нас не проживаете, и претензии свои никакого права не имеете высказывать! – многозначительно пристукнула палкой Калерия.
— А ты, бабка, чего лезешь? Не твое дело! – тут же повернулся к ней Мужчинка. — Палкой своей тут размахалась, тратата! Смотри, как бы этой палкой не получить!
— Я тебе дам – палкой получить! Только дотронься до меня – позвоню сыну, через десять минут тут будет, и от тебя мокрое место останется! – грозно выпрямилась Калерия.
– И вообще, Оля, почему твой муж-то не показывается, жену не защищает?
— Да он сегодня с семи утра на дежурстве, вызвали срочно! Не дадут человеку спокойно хоть в Новый год отдохнуть! – голос Ольги набрал новые возмущенные ноты. – Да еще этот тут приперся с обвинениями дурацкими, дверь ломает!
— Дурацкими? Это ты своим дурацким стуком людям отдыхать не даешь! И еще дверь не открываешь, когда тебе звонят!
— Дверь моя! Чего это я ее всем открывать должна? И не стучал у меня никто, сто раз тебе сказала уже!
— Вызывай пол.цию, Оля! Я свидетелем буду!
— Правильно! – раздался еще один женский голос с верхнего этажа. – Вызывайте! Этот вот дядька со своими дружками уже час на лестнице смолят как паровозы, а весь дым к нам идет! А у меня ребенок маленький! Пусть им штраф дадут!
В проеме десятого этажа показалось новое лицо. Даже личико – Юля, молодая хорошенькая мать-одиночка.
— А ты чего лезешь, тратата! – Мужчинка и Юлечку осчастливил своим отборным.
— Ну как же Вам не стыдно так ругаться при женщинах, молодой человек! – снова вступила хорошо воспитанная комсомолка Калерия.
А бывших комсомольцев не бывает, вот так-то!
Шум набирал обороты и грозил уже перерасти во что-то более масштабное, на которое пол.ция просто обязана будет явиться, как вдруг раздался ужасающий скрип. На площадку выдвинулся новый персонаж.
Почему Леха не смазывал петли своей двери? Да кто ж его знает? Говорил: «Мне не мешает».
Одет Леха был несколько более изысканно, чем это предписывает утренний этикет: футболка с какой-то английской надписью, бывшая черной тогда, когда ее подарил зять, сатиновые семейники благородного синего цвета в нежно-голубую крапушку, пляжные пластиковые шлепки. И почему-то всего один носок. Однако же, четко по этикету ровно на тон темнее футболки. Ну, брюки-то в данный момент отсутствовали. Вот и приходилось с футболкой гармонировать.
Элегантный Лехин вид не портил даже дыбом стоящий и примятый с одного боку причесон. Ну и что? Видно же, что человек только что встал с постели, не успев даже испить утреннего кофею!
Леха, хоть и был сильно уставшим «после вчерашнего», вернее, после «сегодняшнего», ведь новогодняя ночь только-только заканчивалась, мигом оценил обстановку и проник в самую суть дела.
— Так, девочки! Идите спокойно по домам, не нервничайте! Сейчас мужики сами разберутся.
Леха сделал дамам общий галантный поклон, но не просчитал свое состояние и чуть не навернулся на бетонный пол площадки.
Мужчинка презрительно хмыкнул, Калерия, Ольга и Юля ахнули в один голос.
— Спокойно! Все под контролем! – обнадежил их Леха. И обратился к Мужчинке:
— Пошли-ка, «подышим».
— Дядя Леша, ну вы-то куда? – простонала сверху Юлька. – Опять же все к нам потянет!
— Да мы форточку откроем! И вообще, Юлька, не лезь в мужское дело! Иди лучше к ребенку!
— Ой! Вадик! – пискнула молодая мамаша и убежала, хлопнув дверью.
Хлопнули двери и Ольги, и Калерии.
Женщины с облегчением переложили ситуацию туда, куда и положено: на сильные и крепкие мужские плечи.
Тем более что Лехины плечи были чуть ли не вдвое шире мужчинковых.
Да и тот, похоже, оценил Лехину могучесть. Если взять Леху и разделить напополам что в высоту, что в ширину – как раз выйдет штуки четыре таких, как он.
Поэтому безропотно подчинился Лехиной ручище, взявшей его под локоток. Ага… попробуй-ка не подчинись…
— Алексей. Можно Леха.
— Валерий.
Мужчинка с внутренней опаской протянул ладонь для пожатия.
Не, ничего. Обошлось. Рука целой осталась.
— Слушай, так я не понял: что это было-то, а? И ты вообще кто? Что-то я тебя у нас раньше не видел.
Леха попыхивал «орудием труда», любезно предложенным Валерием.
— Да не, я тут в гостях. Мой друг недавно с семьей квартиру снял. – Валерий кивнул на дверь на восьмом, как раз под Ольгиной. – А жена с детьми к мамаше на каникулы уехали. А у Сереги, другана, с тещей терки. Он к ней не ездит. Ну, а раз хата свободна, он нас и пригласил Новый год праздновать. Чисто мужской компанией. Ты ж понимаешь – хорошо погудели. Утром бошки у всех болят, а тут сверху долбят и долбят! Серега ж не пойдет разбираться! Чтобы ему потом хозяйка не настучала. Ну, а я пошел. А эта! Дверь даже не открыла! Я же сначала по-хорошему хотел!
Валерий снова раскипятился и погрозил кулаком Ольгиной двери.
— Подумаешь, пару раз ногой в дверь дал! Так вышла бы, поговорили как люди! А она визжать! Глазок сломал, как же! Значит, и был на соплях!
— Да не, Валера, это ты брось. Ольгин Толян – мужик дотошный. У него все нормально сделано. Значит, ты сильно тряхнул.
Леха помолчал.
— И вообще, это тебе повезло, что его дома не было. А то летел бы ты с девятого этажа по ступенькам только так.
Леха говорил, вроде бы, обидные слова, но как-то так спокойно и дружелюбно, что обижаться не хотелось. Да и то – обидься на такого… Смысл?
— А про долбежку – ты тоже не прав. Дом-то какой? Бетонный. Тут у нас знаешь, какая слышимость? За три подъезда сверлят, а кажется, что в соседней квартире.
Леха тщательно затушил окурок о ступеньку и бросил в мусоропровод.
— А Ольга и не стучала, точно тебе говорю. Зачем? Ладно бы Толян, мог что-то делать. Да уж не первого, точно! Да его и нет дома, ты ж слышал. Так что, Валерий, хош – не хош, а придется тебе извиняться.
— Чего это! – вскинулся тот.
— Как чего? – удивился Леха. – Ты в дверь ломился – раз. Женщину напугал – два. Матом на весь подъезд орал – три. Глазок, — четыре. Кстати, чинить придется. Или заплатить за ремонт. Так что – пошли.
Леха улыбался. Приветливой улыбкой голодного льва. Или тигра. Или крокодила. Кто там из них опаснее?
Так что пришлось идти.
Леха позвонил сам. И сказал на Ольгин вопрос «Кто там»:
— Я это, Леха, Оль. Открой на минутку.
Ольга открыла, улыбаясь, но тут же, увидев Валерия, поджала губы:
— Что еще нужно?
— Не, ничего, — заторопился тот, украдкой косясь на своего «вновь обретенного друга». – Просто это… ошибся я насчет шума… Извините, зря накинулся…
Леха слегка шевельнулся.
— А, да, еще вот. Глазок я … нарушил… Давайте, починю. Может, подкрутить там что надо?
Леха снова шевельнулся.
— Ну, или денег заплатить. За ремонт. Или на новый глазок. Только я сейчас, у меня портмоне в куртке, я схожу!
По мере его речи глаза Ольги становились все шире. Но потом она перевела взгляд на безмятежно улыбающегося Леху, и удивление сменилось пониманием.
— Ладно, извиняю, — кивнула она. – Чинить ничего не надо. Там, честно говоря, только чуть-чуть отошло, Толик сам сделает.
— А деньги? Сколько надо?
— Да нисколько, — Ольга пожала плечами. – Я же говорю: Толик сам сделает.
— Ну… Я пошел тогда? – Валера опасливо глянул на Леху.
— Ага. Бывай, Валера! Смотри, будешь еще тут у друга в гостях – не шуми больше!
— Да… До свидания! С Новым годом! – Валерик так стремительно скатился по лестнице, что договаривал уже, закрывая за собой спасительную Серегину дверь.
Ольга засмеялась:
— Ой, Леха, здорово ты его! Спасибо! А то я так испугалась!
— Да ладно тебе! Соседи же, — пожал Леха могучими плечами.
— Да, Леш… А ты чего в одном носке-то? – не выдержала Ольга.
Леха перевел взгляд на свои ноги.
— Ой, ё! Блин, штаны-то не надел!
Под веселый Ольгин смех Леха запрыгнул в свою дверь еще быстрее, чем Валера в свою.
***
На следующее утро Леха только закрыл дверь и вызвал лифт, как тут же открылась Ольгина квартира:
— Леш, погоди, не уезжай!
Ольга быстро выскочила, закрыла дверь на ключ и заскочила в лифт.
— Чего, Леш, пивасик кончился? – подмигнула она.
— Ага, – кивнул Леха. – Да вот, решил хоть на улицу выйти, подышать свежим воздухом. С прошлого года не выходил, — засмеялся он собственной искрометной шутке. – А ты куда?
— Да тоже в магазин. Хлеба свежего купить, да так, кое-чего по мелочи.
— Твой-то как?
— Да спит, после суток отсыпается.
Ольга помолчала.
— Леш, спасибо тебе еще раз. Прямо спас меня.
— Да ну, — отмахнулся тот.
— Понимаешь, дочка с зятем на десять дней уехали по путевке. Внука на все каникулы сваты забрали. Ну, мы с Толиком и решили плитку в ванной переложить. Пока никого нет, да пока выходные. А тут его – раз! – и на дежурство вызвали!
Знаешь, такая досада меня взяла! Ну, думаю, чтобы время не пропадало, дай-ка я начну старую плитку понемножку отбивать. Ну, ведь я честно до обеда ждала. Понимаю, что после новогодней ночи людям поспать хочется. Ну, Леш, ведь уже после обеда стала! Только-только, всего-то минут пятнадцать постукала, а тут этот! Как стал звонить да орать! А потом ногой в дверь колотить! Думала, разнесет все нафиг! Хорошо, ты вышел!
— Ну, Оля! Ты даешь! – Леха лишь головой покрутил.
— Леш, ты уж Толику не говори ничего, ладно? А то мне от него влетит… — Ольга заискивающе заглянула Лехе в глаза.
— Да ладно… — только и смог ответить Леха.
