Борис с интересом смотрел на орущую странную тетку, а потом вежливо спросил:
— В дурдоме, наверное, отключили воду?
— В каком дурдоме? – не поняла мама Изольды – а это была она.
— Как в каком: в том, в котором Вы проходите лечение! А вас отпустили на короткое время домой – помыться и привести себя в порядок.
Анна Петровна какое-то время молча смотрела на кавалера дочери, а потом до нее стало доходить, что он издевается, причем нагло.
— А ты кто такой? – снова заорала женщина.
— А я – ваш будущий зять, мама! Поэтому, давайте знакомиться!
— Пошел вон, наглец! – бушевала Анна Петровна. – Где ты нашла этого отщепенца? – это уже относилось к Изке.
— Никуда я не уйду, — спокойно произнес мужчина. – А вот Вас мы попросим выйти вон. Правда, зая? – и он ласково улыбнулся дочери.
И тут Изольда неожиданно встала и, взяв мать за руку, вывела в прихожую.
— Ты что, совсем ох…? – зло спросила Анна Петровна у дочери. – Родную мать из-за какого-то … выгоняешь?
— Это я раньше ох…, а сейчас пришла в себя, — неожиданно ответила всегда послушная Изольда. — К тому же, он не … , мамочка. А вот если ты сейчас не уйдешь, мы вызовем полицию!
Слово «мы» неприятного покоробило: видимо, дочь вышла из-под ее родительского контроля. Ну, ничего, она сейчас наведет порядок!
— Они вызовут полицию! Ах, ты, д… неблагодарная! Мать для тебя – все, а ты вон, как!
— Мам, я тебя очень люблю, но ты сейчас лучше уйди! – и Иза распахнула входную дверь. А это оказалось просто плевком в душу.
Делать было нечего, и Анна Петровна вышла из квартиры дочери, которую сама же ей и подарила десять лет назад.
Действительно, не делай добра, не получишь зла! Да, старуха Шапокляк оказалась права: нельзя прославиться хорошими делами – они всегда будут наказуемы!
Вот и теперь дочь мало того, что ушла из родительского дома и стала жить отдельно, так еще и притащила в квартиру какого-то наглого мужика! А Анна Петровна воспитывала ее в строгости.
Ну, и что с того, что ей уже тридцать лет? Она же – как дитя неразумное: нуждается в неусыпном контроле. Поэтому мама постоянно была «на проводе» и часто забегала к дочери проведать, как ей живется отдельно.
Иногда она перед приходом звонила, но чаще являлась без предупреждения: чтобы сработал тот самый пресловутый эффект неожиданности. И до сегодняшнего дня все было нормально.
Но сегодняшний день стал исключением: ей удалось застать эту непокорную малолетнюю д***ь – да, она продолжала считать дочь малолетней! — с мужиком.
Но, почему-то, ожидаемого эффекта не получилось: и чувства вины с последующими оправданиями у присутствующих не возникло, к полному разочарованию мамы.
А виноватым человеком легче манипулировать: Анна Петровна в этом давно преуспела.
Нет-нет – все было вполне благопристойно: они не лежали в кровати, по шею укрытые простыней, и не целовались – Изка с симпатичным мужчиной, показавшимся маме омерзительным, как и все предыдущие кавалеры дочери, спокойно пила на кухне чай.
Но и этого оказалось достаточно, чтобы женщина усмотрела в поведении дочери некий «бунт на корабле», который допустить было нельзя. И дальше случилось то, что случилось.
Анна Петровна чувствовала себя отвратительно: во-первых, Изольда не только пошла наперекор воле матери, но и ослушалась ее. И это произошло впервые. Но, судя по всему, не в последний раз: видимо, дочь повзрослела и памперсы стали ей жать.
Во-вторых, поведение Изки оставляло желать лучшего: она вела себя оскорбительно, причем в присутствии чужого человека. Как можно выставить собственную мать?
Ну, да, мама немного поорала. И что с того? Это все происходит потому, что она желает своей непутевой доченьке исключительно добра!
Было ясно, кто в этом виноват: конечно же этот, как его, Борис, кажется! Ну, ничего, она через пару дней вправит этой мозги – Анна Петровна привыкла добиваться своей цели.
Она овдовела, когда Изольде исполнилось пятнадцать: самый переходный возраст. И они с дочерью просто потерялись: до этого все на себя брал любимый муж и отец Ванечка.
Он зарабатывал деньги, чтобы его дорогие птички ни в чем не нуждались: Анечка сидела дома, воспитывая дочь и обеспечивая мужу надежный тыл.
Иван оплачивал жилье и, по дороге домой, забегал в магазин, сверяясь с заранее написанным женой списком.
Он мог не только провертеть белье, как он называл стирку, но и очень хорошо развесить его на веревке, вопреки бытующему мнению, что мужики на это не способны.
Муж не гнушался мытьем посуды и мог протереть пол. Да, и сам чистил пойманную рыбу, чтобы Аня не портила руки.
После его ухода – у него оторвался тромб – оказалось, что обе птички не знают, как заполнить квитанции за коммунальные услуги.
Стало банально не хватать денег на жизнь, хотя Аня устроилась на работу. А рыба была навсегда исключена из рациона, потому что теперь было некому ее чистить.
А для Изки наступили черные дни: она всегда была папиной дочкой. В детстве именно он купал и укладывал спать девочку, варил ей кашу и заплетал коску – так он называл ее крысиный хвостик из тонких волос. И любил больше, чем мама.
Мама же просто все контролировала: и девочке нужно было всегда соответствовать.
И тут, оказавшись с пятнадцатилетней дочерью визави, как говорится, Анна Петровна поняла, что с девочкой стоит обращаться построже. Чтобы, не дай Бог, не выросла рас…путницей: ведь, все же, безотцовщина.
И началось: в восемь быть дома, куда надела такую короткую юбку, сотри тени и отстриги ногти – ты же не п… !
У мамы и дочери были разные представления о морали и нравственности.
Поэтому, к выпускному вечеру в школе Изольда даже не целовалась, хотя многие одноклассницы уже давно занимались кое-чем поинтереснее.
В институте ничего не изменилось с той только разницей, что Анна Петровна переписала полученную ей по наследству квартиру на дочь, и они стали ее сдавать – Изка пока жила с матерью и ее все устраивало.
Когда девушке исполнилось двадцать пять, она влюбилась, причем взаимно. И, естественно, надавила на маму, и та разрешила дочери переехать в свою однушку.
Но когда однажды утром Анна Петровна свалилась, по привычке, как снег на голову, и застукала свою девочку с каким-то мужиком, то устроила скандал.
И прикрывающий причинные места кавалер позорно бежал, а дочери была прочитана лекция, что приличные девушки так себя не ведут. И нечего позорить мать.
Приличная, закутавшаяся в халат, Изольда с тоской смотрела в угол, не слушая мамашины наставления и думая, что теперь парнишка вряд ли ей позвонит – и оказалась права.
А потом это повторилось еще и еще: и все кавалеры исчезали из жизни девушки. Кто-то скажет, что нужно было просто поменять замки!
Но Изольда была уже напугана и слишком хорошо воспитана, чтобы ослушаться маму, чье поведение стало переходить за границы нормы.
Сказать, чего Анна Петровна, в результате, добивалась, было трудно. Возможно, вопреки желанию дочери создать свою семью, хотела оставить ее при себе, боясь ненужности и одиночества.
Но, скорее всего, мама просто оказалась жуткой эгоисткой. Или она была ей изначально, или такой ее сделал любящий Ванечка.
Тут же все пошло не туда: кавалер дочери не бежал, как до него делали все остальные — выставили ее, Анну Петровну! И женщина, подождав пару дней позвонила дочери: дескать, подумала над своим поведением?
Да, Изка подумала.
— Ну, и что? – поинтересовалась мама, надеясь услышать привычное «Прости, мамочка – я больше так не буду!»
— Ну, и все! – радостно произнесла дочь и засмеялась. А потом добавила: — Я выхожу замуж, мамочка! Ах, да: и меняю замки! Только сначала меняю замки. О дне свадьбы сообщу!
На свадьбу Анна Петровна не пришла. Да, в знак протеста! А позже интересующимся родственникам сообщила, что отношения с этой неблагодарной девкой прерывает исключительно из-за отсутствия с ее стороны должного уважения. А об этом зяте с поро.сячьим именем Борька даже вспоминать не хочется.
Шло время. Близилась первая годовщина со дня свадьбы дочери. Страсти Анны Петровны несколько поутихли. И она все чаще стала вспоминать свою девочку и совершенно перестала обсуждать ее по телефону.
А воспоминания эти, в основном, были очень позитивными: все плохое куда-то делось, растворилось и смазалось — а на его место пришло только хорошее.
Вот они вместе наряжают елку, путаясь в проводах от гирлянды, и весело хохочут. Вот дочка дарит ей на первую свою зарплату дорогие духи, чтобы порадовать маму – ведь сама она ни за что такое не купит!
И женщина все чаще стала думать, что, возможно, была не совсем права. Самую чуточку. Но сделать первый шаг к примирению ей не позволял гордыня.
Утром в понедельник она пила кофе, как обычно. Настроение было тоже, как всегда: ровное, серое. Тут раздался телефонный звонок. И хотя номер был ей не известен, женщина ответила.
— Доброе утро, мама! – раздался в трубке знакомый неприятный голос. – Я звоню, чтобы Вас поздравить: Вы стали бабушкой! Поэтому, можете, если хотите, навестить внука – их уже выписали, и место бабушки пока вакантно!
— То есть, что значит — место пока вакантно? – не поняла Анна Петровна.
— Это значит, что в случае Вашего отказа, а мы не исключаем такую возможность, нами будут рассмотрены другие кандидатуры, — спокойно произнесли по ту сторону трубки.
Ну, уж нет – этого она не допустит: ведь ей очень хотелось внуков! Только признаться даже самой себе в этом было очень тяжело: все ненавистная гордыня… Поэтому, женщина торопливо произнесла:
— Я заеду!
— Вот и славненько! – одобрил ненавистный зять. – Кстати, Изка говорила, что вы неплохо вяжете? Не могли бы Вы связать внуку носочки? А шерсть мы купим!
Они купят шерсть! Да разве можно малышам вязать из шерсти? Она же будет кусать нежную кожу на пяточках! А еще считают себя умными людьми! Нужно же покупать только специальную мягкую детскую синтетику!
Все это подумала Анна Петровна, но, наученная горьким опытом, вслух произнести поостереглась, а только сказала:
— Я все сделаю сама!
— Тогда до связи! — и Борис отключился.
А она нашла пять спиц, а потом, нацепив старую шляпку, срочно поехала в магазин, где по понедельникам до часу дня пенсионерам были хорошие скидки.
Ведь настоящие бабушки должны быть экономными: а иначе у них не получится накопить внукам на хороший подарок.
