Макар Ильич сытно поужинал: жена приготовила сегодня рябчика, потушила его в домашней сметане, вместе с картошечкой и луком.
Горбушкой от свежеиспеченного хлеба, Макар с наслаждением протер тарелку дочиста и съел все, до последней крошечки, прикрыв глаза.
— Уф, — произнес он. — Опять жирного наготовила.
— Так все ж свое, домашнее, от такого разве будет плохо? — проворчала супруга, Антонина. И принялась мыть посуду в тазу.
— Включай телевизор. Скоро передача моя начнется, — попросила она.
— А, этот твой. С челкой, — проворчал мужчина. Но телевизор включил.
Глаза его закрывались по-привычке: всегда после еды спать хочется, однако он пересилил себя и пошел одеваться. Достал из шкафа собачий пояс, натянул на себя. В прошлый раз было ветренно и морозно, кажись продуло. В этот раз он оденется потеплее, кто его знает, сколько придется стоять на улице.
— Куда ты? — удивилась «старуха».
(Макар жену ласково называл «старухой». Та злилась, но тем не менее, прозвище закрепилось за ней).
— А пойду подышу воздухом, — соврал он.
А как только вышел за ограду, припустил по темной улице к дому сына.
-1-
Младшего сына, Алешки.
Тот женился полгода назад, на девчонке из их деревни, Алине. Хорошая девка. И парочка красивая, видная и любящая, однако…
Не доверял чужой девке Макар Львович. Сердце отцовское подсказывало что тяжело сыну. Попал он под «каблук» своей женушки. Оно бы может и не так плохо, коль жена мозговитая, но умом невестка Алинка не отличалась.
Прячась от света уличных фонарей, Макар шмыгнул к воротам дома, в котором жил сын с невесткой. Там отпер калитку и подошел ближе к кухонному окну.
Обычно в это время молодые всегда за столом в кухне. И бывает что немного слышно, кричат иль нет.
Макар имел честь однажды услышать как орет невестка на своего мужа.
Очень неприятное было открытие. На людях Алинка немногословная, тихенькая. Он так и думал что в тихом омуте черти водятся!
***
В деревне тем хорошо, что в фонари только на главной улице, ближе к дому уже темно, пробираться приходится в потемках, хорошо если в доме свет горит.
Макар Львович услышал голоса женщин и успел вовремя отойти в темноту, что за углом дома.
С удивлением он понял, что на ночь глядя, в дом сына пришло не менее трех, или даже четырех женщин! Они хохотали и скрипели своими сапогами по снегу, громко хлопали дверями, пока наконец гул не стих, за закрывшейся входной дверью.
Макар понял, что «бабье» внутри дома и подошел обратно к кухонному окну.
«То был голос Хорзовой, а еще Полуяновой и этой… Запамятовал, дяди Аркаши-водителя, дочери, во», — размышлял про себя подглядывальщик.
За окном в маленькой кухне сына развертывались гуляния кажется.
Ох и горластая эта Хорзова, вроде бы говорит, а как будто орет! Все слышно.
***
Морозило.
Макар достал из-под пазухи припасенный с собой мини-термос. В нем горячий чай, в размере одной кружечки, придется выпить, иначе он окончательно замерзнет.
Немолодой мужичишка устал подпрыгивать у окна, от холода.
Оно вроде бы в валенках, да теплых носках вязанных женой из собачьей шерсти, ан нет, все одно ноги мерзнут.
«Эх бабы, заявились на ночь глядя!» — сердился он.
Зато подглядывания в угол окна кухни Макару дали понять: бабы там расположились с винцом, которое подливают тайком от Алексея, хозяина дома.
С ними же, таясь и трясясь от хохота, попивала и невестка Алина.
Они будто бы чай пили, а сами успевали из бутылочки наливать.
«Вот козьи морды», — рассердился Макар. — «А Алешка там спать залег небось. Как тюфяк! Но ничего, спи, я пригляжу за твоей царевной.»
…Когда Макар совсем замерз, превратившись в Морозко, гостьи наконец соизволили покинуть дом молодоженов.
Вместе с Алинкою. Та в модной дубленке и в длинных, с голяшками, сапогах. Бабоньки окружили ее хороводом и помчали в клуб.
Макар конечно-же припустил за ними. На негнущихся уже, закоченевших ногах.
***
Макар выяснил достаточно много за сегодняшнюю ночку.
Достаточно, намерзся.
Он вернулся в дом, напился горячего чаю, а потом залез в постель греться.
— Эть! — заворчала супруга, удивившись его ледяным ногам. — Ты где был то? Загулял что-ли? Я тут за тебя переживала.
— Ты за себя переживай! Спи, говорю! Все на свете проспишь, лежебока! — проворчал Макар.
-2-
А наутро он заявился к сыну.
— Алешка! — пробежал он прямиком в кухню.
И зорко начал высматривать, где что. Посуда мытая, чашки тоже. Что-то не припомнил он, чтобы после чаепития невестка посуду мыла.
Значит мыл сын?
Он совсем что-ли под жену прогнулся?
Нет, так не пойдет!
— Чего тебе, бать?
Сын, Алексей, выглядел понурым. Видать жена нервы вымотала.
— Ты сегодня приходи с молодой женой к нам в гости, — предложил Макар Львович. — Мы курочку запечем, в духовке. И беленькая у меня припасена для нас. Дамам — сухое есть.
Невестушка тоже выглянула из опочивальни. Лицо припухшее, после бессонной ночи.
Ну-ну.
Макар Львович с неприязнью на нее посмотрел, ожидая чаю.
Та выбежала в кухню, в шелковой пижаме, начала греть чайник. Свекор внимательно на нее смотрел, а та, чуя взгляд его, отворачивалась.
«Поганка. Сама ночами с подружками шастает, подружки дороже мужа!»
Как он и предполагал, невестка воспротивилась приглашению. У нее прямо на лице написано, что не хочет.
«Конечно, с подружками ей интереснее, чем посидеть с матерью мужа», — вспылил Макар.
Обидно. По-стариковски обидно, что для невестки родители мужа — пустое место.
Даже лень в гости прийти.
Итак ведь не появляется, хоть и живут в одной деревне.
А вечером таки пришли. Антонина шикарный стол накрыла, все самое вкусное вынула из припасов.
Дорогое, выдержанное красненькое сухое разлила по бокалам. И невдомек бабе, что невестушка то не рада сидеть за их столом. Макар тоже налил, поглядел на сына.
— Ты ешь Алешка. Матерь с любовью вам наготовила. Каждый день между прочим, надеется что зайдете.
Алина поиграла бровками, смакуя питье.
Сегодня и не хохочет как вчера с подружками. Макар не сводил с невестки глаз. Видел он, как вчера в клубе она согласилась танцевать в-обнимку с Колодешниковым Андрюшкой.
Замужняя женщина и тако вытворяет!
Через часок у Макара Львовича развязался язык. Осмелела и невестка. Озорно улыбаясь и подмигивая свекровке, отпросилась домой.
Знал Макар, к кому она торопится. К подружкам. Подружки же дороже мужа и родни мужниной. Пускай идет.
Ушла и Антонина. У той тоже подруга есть, соседка. К ней и навострилась, с красными щеками.
***
— Алешка, — завел разговор Макар Львович. — Я не буду ходить вокруг да около, сам рассказывай, что у вас в семье происходит.
— А что у нас происходит? — удивился сын.
— Ну ты мне глазками тут не хлопай, я все знаю. У вас не дом, а проходной двор! Бабы бегают гурьбой, я не раз видел. Тайком винцо попивают даже. Потом в клуб идут развеселые, а Алинку учат.
Изменился в лице Алексей.
— Чему учат, бать?
— Да всякому. Ты если не понял, жена твоя дружбу водит с разведенными женщинами. Эта Хорозова двух мужей разменяла. Последний от нее еле сбежал, оставшись гол как сокол. Обобрала его эта баба до ниточки! Кто там еще? А, Полуянова, которая Петьку выгнала, и на алименты теперь живет. Ты об чем думаешь, сын? Ты кого в дом впускаешь? Оне ж когда в клуб идут, Алинку твою наущают, что с тебя требуется дорогие шмотки просить!
Алексей покраснел от стыда и опустил голову. Вяло ковырял он вилкой в квашенной капусте.
— Пап, не надо мне этого говорить. Ну допустим, я об этом догадываюсь. Но жене запрещать дружить я не могу.
— Значит ты жену потеряешь, — развел руками Макар Львович. — Я когда приглядывал за нашей Алинкой, всякого наслушался и понял: женщины эти, подруги… ее настраивают и учат как жить. А она их слушает. Потому что, как Полуянова сказала, подруг своих Алина с самого детства знает, а тебя — чуть меньше года!
Ты должен, ты обязан, сын, отвоевать свою супругу у подружек. Приложи к этому все усилия. Иначе ты потеряешь жену, ведь она постарается уподобиться им.
-3-
Макар Львович не заметил как уснул, его разбудила супруга, толкнув в бок:
— Просыпайся давай. — Ты чего это, родной мой, наговорил сыну?
Макар Львович продрал спросонья глаза, зевнул и выдал:
— А чего я там наговорил?
— Так я у тебя спрашиваю! Алексей домой пришел и стал с женой ругаться! Та выбежала в слезах с вещами и ушла к матери. Я тебя спрашиваю, что ты наделал?
***
Макар спать хотел, а не отделять зерна от плевел, однако сердитое лицо супруги вынудило его пойти к сыну.
А в доме Алексея везде свет горит и посуда битая валяется в кухне. Сам сын сидит за столом у окна и грустит, подперев щеку.
— Вы чего Алешка, поругались с Алинкой что ли? — переступил через черепки посуды Макар Львович.
— Не лезь отец, в наши отношения, — устало произнес сын. — Я жену воспитываю. Сказал ей, чтобы никаких подруг больше. Я тишины в доме хочу. Вкусного ужина для двоих, а не для этой вечной толпы.
— А она психанула?
— Ну. Да и я немного погорячился. Зато я не каблук, коим ты меня посчитал.
— Я тебя каблуком назвал? — поразился папаша. — Ах, язык мой, враг мой. Сболтнул таки. А это между прочим, Хорзова тебя так называет! Каблук да каблук, вот коза…
— А это уже неважно, — пробормотал сын. — Иди папа домой, спать. Уже время позднее.
— А ты? Неужто в пустом доме спать ляжешь? Пошли тогда к нам домой, сынок.
— Ты не понимаешь пап, мне нельзя. Я должен возвращения жены дожидаться.
-4-
Последующие дни, вооружившись терпением, Макар Львович бегал к дому сватов.
Теперь там подслушивал.
Оказывается, Алина там такого про Лешку наговорила, что даже у всякого наслушавшегося Макара, волосы дыбом встали.
Сваты конечно, принялись ругать Лешку.
Уж и зачем замуж за него выходила, и поди забери подушки и перины с посудой, которые мы тебе в приданое дали.
«Ух эта Алинка! Сама заварила кашу, со своими подружками, сама теперь собственного мужа очернила!»
И бегом домой, Антонине жаловаться. Антонина слушала, что ей муж рассказывал, возмущалась и плакала.
— Ах вот они как, про нашего Лешку? Совсем его за человека не считают? Ну я им покажу! Они Лешку больше не увидят! Пускай эта Алина теперь одна живет.
А потом расплакалась.
— Я ж к ней так привыкла! Я думала, обрела дочь, а оказалось, змею пригрела!
***
Расстроился почему-то Макар Львович.
Домой приходит, дома жена плачет, слезы льет.
— Антонина, — просит он. — А чем ужинать будем?
— Да отстань ты с ужином! Тебе лишь бы живот набить! А что у сына семья разрушена, и неважно?
Покружится у кухни Макар, да к сыну в гости идет.
А там Лешка у окна вздыхает.
И даже выпить Макару Львовичу не с кем стало. Раньше для этого дела к свату бегал, а сейчас побаивается.
Долго раздумывал Макар Львович, чем сыну помочь. Совесть его изрядно мучила:
«Это ж я открыл этот чертов ящик пандоры! Не бегал бы к сыну подглядывать, была бы семья цела! Нет, взял и влез в их отношения дурак старый!»
Уж и надумал идти к невестке с повинной, просить ее помириться, однако…
Антонина прибежала домой счастливая. Тихонечко Макару Львовичу шепнула:
— Иди, чего скажу. Иди, ой обрадуешься! Алинка наша вернулась домой. Ребенка ждут! Мы с тобой бабушкой и дедушкой станем. А как же!
— Да ты что, — растерялся Макар. — Ой, кака радостна весть! А Алешка то что? А сваты?
— Так сватья мне и рассказала!
Антонина лучилась счастьем. Она принялась рыться в шкафу:
— Давай собирайся. Сваты пригласили нас в гости же. Будем отмечать примирением деток.
— Ага, сейчас! — заторопился Макар.
…Но в гостях у сватов, он опять задумался. Крепко задумался.
«Эх, сын. Конечно хорошо, помирил вас будущей ребенок. Однако… Он же может и стать в будущем, камнем преткновения. Он же прекрасный инструмент для будущих манипуляций твоей жены, сынок. Чуть что, готовься к разводу. Баба будет пугать тебя разводом и алиментами. Ну, как Полуянова делала кстати…»
Сваты веселились, Антонина улыбалась.
И только Макар Львович улыбался как из-под палки.
Страшные подозрения рождались в его мыслях…
