– Ну что, Зинаида Семёновна, как молодые ваши поживают, – усаживаясь за стол на веранде, спрашивала седоволосая женщина свою подругу.
– Ой, Анна Григорьевна, пустоцвет наша Ольга, – слегка пригнувшись ближе к столу шёпотом говорила Зинаида Семёновна, – Пятый год уже по врачам мотаются, а всё никак. Пустоцвет – не иначе. И чего Гриша с ней носится? Нашёл бы нормальную и давно бы уже внуков мне подарили. А так – не дождусь я, наверное, уже, – женщина вздрогнула, потому что на веранде появилась Ольга.
– Не переживайте, Зинаида Семёновна, дождётесь. А обсуждать постельные дела своего сына с посторонними, мне кажется, не очень красиво, – Ольга демонстративно поставила перед женщинами заварочный чайник.
– Анна Григорьевна непосторонний человек, мы дружим уже больше сорока лет. Я с ней могу обсуждать всё что угодно, – пытаясь убедить себя и Ольгу в правильности своих действий, деловито вскинула брови женщина.
– Ну, в таком случае, пусть Анна Григорьевна знает, что медицина сейчас на таком уровне, что остаться без детей практически нереально. Вот и мы не останемся, – Ольга смерила взглядом женщин и, недовольно фыркнув, удалилась.
Женщины обменялись многозначительными взглядами и продолжили обсуждать новости, накопившееся за год. Такая у них была традиция, каждый год в день выпускного встречаться за чаем и вспоминать молодость, перемывать кости общим знакомым, снохам и зятьям.
На встрече через год женщины обсуждали беременность Ольги. И восхищались, что современная медицина действительно творит чудеса и то, что Ольга, будучи пустоцветом, понесла – явное тому подтверждение.
Ещё через год Зинаида Семёновна хвасталась подруге фотографиями своего внука. Пожилые дамы не уставали повторять, что дети – истинное счастье для любой женщины, и не могли нарадоваться на то, как стремительно растут щёки у внучка Сёмочки.
А ещё через год Анна Григорьевна застала подругу в понуром настроении. Та всё тяжело вздыхала, пока накрывала на стол и обещала, что за чаем обо всём расскажет.
– Зина, ну что стряслось? Лица на тебе нет. Осунулась, еле ноги волочишь. Заболел кто? – едва дождавшись, пока подруга усядется за стол, налетела с вопросами Анна Григорьевна.
– Ой, Ань, это какой-то кошмар. Ольга на Сёму трёхэтажным орёт. Лупит его за каждую провинность. Подзатыльники, оплеухи – всё в порядке вещей. Они редко бывают у меня, а тут у них ремонт в квартире был, жили здесь месяц. Я думала, что с ума сойду, – Зинаида Семёновна, поджав губы, отвернулась к окну, пытаясь спрятать от подруги выступившие слёзы.
– А ты с Ольгой говорила? Пыталась опытом поделиться? – заботливо взяв подругу за руку, спросила Анна Григорьевна.
– Да говорила, конечно. Она только огрызается. А ведь они столько лет пытались ребёнка завести, столько денег и времени потратили. Родили ребёнка и ненавидят его. Между собой тоже собачились, а неделю назад и вовсе на развод подали. Мальчишка хорошенький такой, сообразительный, но затюканный до невозможности. Приёмыши и те счастливее выглядят, чем этот, – женщина, расплакавшись, махнула рукой.
– Да, медицина, видимо, без детей действительно не оставит. Только насколько каждой женщине действительно нужны эти дети – вопрос, конечно, интересный, – Анна Григорьевна покачала головой.
– Ведь душа в душу же жили все эти годы, пока Сёма не родился. Столько сложностей было – всегда поддерживали друг друга, всё вместе, всегда друг за друга. Сёма родился – живи и радуйся, вот он результат ваших стараний и смысл жизни. Нет, житья друг другу не дают и ребёнку психику калечат. Вот почему так, скажи, Ань?
Анна Григорьевна лишь шумно выдохнула. Ответа на этот вопрос у неё не было.
