Молодая женщина прижимала к себе сверток с новорожденным ребенком, и с любовью смотрела на его красное, сморщенное личико. Бережно положив сына на жесткую больничную кровать, молодая мама аккуратно развернула пеленку, чтобы посмотреть, какой он, её сын. Щупленькое тельце малыша было таким же красным, как и его личико. Крохотные, кукольные ручки были настолько малы, что женщина улыбнулась. Кукленок, да и только. Ножка чуть больше, чем у куклы, что на старом комоде стоит.
-Эх, горе ты мое, горюшко. Как же мы жить-то с тобой будем? Мальчик ты мой маленький, сыночек дорогой. Егорушка- горюшко.
-Ты что причитаешь? Какое же это горе, когда у тебя сын, настоящий богатырь родился? Разве можно так на крошку говорить? Счастье это, настоящее счастье.
-Да я это так, к слову сказала. Конечно счастье. У меня дед был, Егор Кузьмич, так его всю жизнь Горем звали. Это как производное от Егор. А он ведь точно горем и был. Все что-то с ним случалось. Ох, много слез помню бабушка с ним пролила, много горюшка хапнула.
-Так вы сами на дитё горюшко и накликиваете. Не смей так мальца называть! -Соседка по палате прижимала к себе маленькую девочку, ласково на нее смотрела, и шептала: счастье ты мое, Верочка!
Маленькие детки- маленькие бедки это точно про Егорку сказано. Горе он и есть. Мать его, Мария Антоновна, в честь деда сына назвала, да с рождения Горем и называла. И ведь каждый, кто на мальца посмотрит, так и норовит сказать- ну вылитый дед Егор, Горе, не из породы, а в породу.
А Егор и правда похож на прадеда был. Он его хоть и не застал, но фотокарточки черно- белые видел. Тот же серьезный взгляд, вздорный характер, уши- лопухи, и россыпь веснушек на лице. Так же, как и прадед, умудрялся маленький Егор вляпаться в неприятности, словно только его они и ждали.
Ну посудите сами: Ходят гуси по улице, никого не трогают, но как только Егор выходит за калитку, эти гордые птицы с ума сходят. Казалось бы, ну идет малец, что тут такого? Так не мог он спокойно мимо пройти, обязательно надо было ему остановится, да подразнить гусей. Да разве стерпят они такое к себе отношение? Догонят, и ну его щипать! Он от гусей улепетывает, пухлые детские ножки заплетаются, да падает Горе в самую глубокую лужу, а гуси рядышком стоят, да хохочут. Обидно Егорке, что над ним даже птицы смеются, разревется он, слезы в 3 ручья, да домой бежит, а там уж мамка, да бабушка утешают его, слезки золотые вытирают.
Или вот еще. Увидал Егор, как котенок по шторам скачет, словно по канату. И главное ловко так, лапками маленькими перебирает, только что в самом низу был, а уже наверх забрался. А Егорка чем хуже котенка? что тот маленький, что другой. Снизу неловко Егорке на штору лезть, так он с пола как прыгнул, решил, что так ловчее будет. Прыгнул, ручонками маленькими обхватил штору, да на пол и свалился вместе с ней. Место мягкое отбил, да шторка сверху его и накрыла. Пока выбирался, уревелся весь, употел. Бабка в избу как зашла, так чуть не упала. Он покуда кутырялся по полу-то, шторкой опутанный, еще и кадушку с цветком на пол свалил. Досталось тогда Горю здорово. А что, маленький, не маленький, умей за поступки свои отвечать.
Постарше стал Егор, а все такой же, что и в детстве, где-то, да напакостит.
Мать к пасхе избу побелила, да шторы все постирала, повесила. Красота, свежо, известкой пахнет. Глянул Егор, а на стене мать наполосатила кисточкой ковылевой. Надо бы исправить, а то непорядок, когда такое безобразие перед светлым праздником в избе творится. Открыл флягу с известкой, щедро зачерпнул ковшом густой извести, так же щедро отсыпал в известку синьки из пакетика, плеснул воды, перемешал, и взялся за дело. Машет кисточкой, да радуется, какой он молодец, то-то мать с бабкой обрадуются, когда с работы придут! Красиво получается, ярко так, что небушко синее после дождика. Выбелил Егор стену, притомился, да побежал на улку к ребятам. После такого дела большого не грех и отдохнуть.
Пока играл, обеденное время пришло, мать да бабка с работы пришли. Бабка- то не видела творчество внука, мать первая заметила. Как зашла в зал, а там такое! Пол стены ровным, слегка голубым раствором побелены, аккуратно, красиво, а нижняя часть до того синяя, что кажется, из этой стены дождичек сейчас припустит, а на дощатом полу брызги, синие- синие, да таким слоем, что и за день не отмыть. Да что там, отмыл Егор весь пол, мамка больше ругала. Стену правда пришлось полностью под одно в темно- синий цвет перебеливать, а то когда уж эта синева забелится?
И ведь чем старше становился Егор, тем чаще Горюшком его и звали, тем больше пакостил он, да шалил.
Своих огурцов есть, не переесть, а у соседей вкуснее. Залез Егорка к соседу, нарвал тех огурцов полную рубаху, а зачем нарвал- и сам в толк не возьмет. Домой с ними идти- мамка заругает, мол зачем лазил? Сел он тут же, в огороде, на грядку навозную, съел один огурец, другой, да придумал. Увидал, что рядом с колонкой ведро стоит. Он огурцы эти в ведро переложил, да на крыльцо соседу поставил. А что? Сосед старый, ему трудно наклоняться, а Егор вон какой молодец, помог деду. порадовался своей выдумке, да домой отправился, а утром мамка так его крапивой отходила, что надолго он те огурцы запомнил. Дед- то еще ночью Егора увидел, да не стал выходить, издалека понаблюдал за мальчишкой, понял, что не шибко он напакостил.
Горе, он и есть горе. То подерется с кем, то поругается. Дня не проходило, чтобы без происшествий. Штаны штопала по 2 раза на дню, а толку что? Только вышел, тут же и порвал. Не успевала мамка из школы домой прийти, а ее уже обратно зовут, жалуются на сына.
Жалуются это одно, а ведь и хвалили ее. Учился- что семечки щёлкал, до того легко ему вся грамота давалась, что мать с бабкой все удивлялись, вот мол, штука-то какая! Сроду в роду ученых не было, и в кого наше Горе такое? Опять же бабка вспоминала, что дед Горе хоть и мало учился, а умный мужик был. Он может и учился бы, да где ему? Время-то тогда какое было, не до учебы им бедным было.
Не только по учебе гордились Егором. Добрый он сильно был, всем поможет, подскажет. Старых уважал, слабых не обижал. Так и жили. Где- то поругают Егора, где-то похвалят.
***
Всю жизнь Егор Горем был, а тут в одночасье счастьем стал. Он ведь уже школу закончил, в институт поступил, в городе в общежитие жил. Так же в истории разные попадал, иногда смешные, иногда не очень, и так же для всех окружающих Горем был.
Зимой темнеет рано, вот и в тот день вроде и не поздно еще было, а на улице уже темно. В центре фонари горят, хорошо, светло, снег искрится, словно днем все видно, а вот на задворках никаких фонарей нет. Возвращался Егор от друга городского в общежитие, да решил путь немного срезать, через дворы пройти.
Идет парень, глядь, а там парни какие-то к девушке пристают. Он сначала подумал, что просто знакомые стоят, беседуют, а когда поближе подошел, девушка крикнула- помогите!
Разве же может настоящий мужчина в стороне остаться? Вот и Егор не смог. Полез девушку выручать. Нечестная та борьба была, их двое, да еще и с предметом острым, а он, Егор, один. Конечно трудно с такими справится, чтобы и девушке не навредить, но Егор старался. А потом кольнули его в живот ножичком, вот и все разборки. Хорошо хоть девушка шум подняла, кричать стала. Набежали люди, помогли, и врачей вызвали, и милицию.
***
Как тебя зовут, спаситель? Перед Егором стояла женщина, молодая еще, наверное, как мать его.
-Егор. Горе.
-Горе? Почему горе?
-А меня с рождения так зовут. И прадеда моего так звали, и меня.
-Надо же. Слышала однажды, как мама одна в роддоме сына своего так называла. Никакое ты не Горе. Счастье ты, самое настоящее.
Мама Веры, девушки, которую спас Егор, горячо поблагодарила парня, и уже собиралась уходить, когда в палату вошла мама Егора, Мария. Две женщины смотрели друг на друга, а потом неожиданно обнялись, и заплакали.
-Я же говорила, что не Горе он, а счастье! спасибо тебе, Маша, за такого сына!
***
Неожиданно, но и такое тоже бывает. Спустя много лет при таких невеселых обстоятельствах встретились 2 женщины, которые вместе лежали в роддоме.
Да что уж там. Горе, не горе, а С тех пор Егор стал счастьем. Самым настоящим счастьем для девушки Веры. Поженились они, и уже много лет живут вместе. У них у самих уже внуки, а Верочка никогда своего Егора Горем не называет, только счастьем, и очень сердится, когда кто из знакомых по старой памяти его Горем назовет.
