Галя знала, что девочка не виновата, но все равно не могла испытывать к ней иных чувств кроме как раздражения. На Борю она была совсем не похожа – кругленькая, с темными глазами и густой рыжей челкой. Вылитая мамаша, и Галя до сих пор не могла понять – что Боря в ней нашел? Ладно бы, она была красавицей – какой муж не заглядывается на стройных прелестниц, когда собственная жена ходит раздувшимся беременным колобком? Но Анжела не отличалась красотой или харизмой, даже умной особо не была – никогда не понимала язвительных шуточек свекрови и все воспринимала всерьез. Но ведь что-то Боря в ней нашел, раз бросил Галю с двухмесячной девочкой на руках?
Девочки родились с разницей в три месяца. Любая другая свекровь встала бы на защиту Гали, отругала повесу-сына и прогнала бы наглую рыжеволосую Анжелу. Но Галю свекровь невзлюбила с первого дня знакомства, и поэтому Анжелу не только не прогнала, но и разрешила им с Борей жить у нее, потому что квартиру Боря оставил Гале.
— Сама виновата, от меня муж никогда не бегал, – безапелляционно заявила она.
Галя бы сказала, что он убежал всерьез и надолго, и туда, откуда не возвращаются, но даже свекровь не заслуживала такой злой шутки. Что бы про нее не говорили, мужа своего она любила, и когда тот решил покинуть этот мир, два года она не вставала с постели, похудела на пятнадцать килограмм – сама Галя этого не застала, но Боря много про это рассказывал: на него, неокрепшего тогда подростка, это произвело неизгладимое впечатление.
Если бы не дочка Вика, неизвестно как бы Галя пережила это предательство. Борю она забыть так и не смогла, и сначала придумывала, что это мать ему что-то наговорила или просто ему стало жалко эту недалекую Анжелу. Но когда через два года Борис бросил и Анжелу, укатив в далекий город Сургут со своей начальницей, женщиной старше его на десять лет и имеющей трех детей от двух браков, розовые очки пришлось снять.
Анжела все так же продолжала жить у свекрови. Та выкладывала общие фотографии с младшей внучкой, заставляя Галю скрипеть от злости зубами – ну, ладно ее та не любила, но девочка-то в чем виновата? И вещички фирменные для дочки вряд ли Анжела на свою зарплату парикмахерши покупает, а вот дочь Галины получает подарки строго два раза в год – на день рождения и на Рождество.
Все изменилось после того, как свекровь загремела в больницу с инсультом. Если бы не Анжела, неизвестно чем бы все закончилось, но та вовремя среагировала и спасла ей жизнь. Выписавшись из больницы, свекровь позвонила Гале.
— Привози Вику на выходные, – попросила она. – И сама приезжай.
Приглашение Галю удивило – ни разу она не была у свекрови в гостях за эти годы, та сама к ним заезжала, и то редко, а праздников никаких в ближайшее время не намечалось.
— Я, Галя, на том свете побывала! – сказала она. – Точно тебе говорю! Видела свет яркий, потом словно в тоннеле летела, а там Женю своего встретила, представляешь?
Свекровь лежала на кровати в голубом шелковом халате, словно герцогиня какая-нибудь, а Галя и Анжела сидели рядом, видимо, изображая роль ее придворных. Девочки играли на полу в ярких, пахнущих пластиком кукол – Галя купила подарок дочке Анжелы и Бори, чтобы показать свекрови, какая она благородная. Дочери тоже куклу купила, чтобы той обидно не было.
Сын к больной матери так и не прилетел, хотя сначала обещался. Но потом у него на работе аврал случился, и младший сын заболел. Так и сказал, сын, хотя тот никаким сыном и не был. А что дочери отца столько лет не видели, ему было все равно.
Так началась у них новая жизнь: раз в месяц Галя и Вика наводили марафет и ехали в гости к бабушке. Галя не могла перестать сравнивать себя с Анжелой и отмерять любовь свекрови к двум внучкам. В первом сравнении Галя всенепременно побеждала – будучи старше Анжелы, выглядела она гораздо лучше, имела более престижную работу и даже вполне сносного кавалера. Тот и замуж Галю звал, но Вика устраивала сцены, и с замужеством Галя решила подождать.
А вот внимание свекрови всегда перевешивало в сторону младшей внучки. Вроде и жили они вместе, так что на нее внимание обращать, когда вторая внучка приехала, но свекровь вечно: «Лилечка то, Лилечка это…». Бесило это страшно. И Вика тоже обижалась, хотя с сестрой в итоге подружилась. Ну а что им еще оставалось делать, не сидеть же каменными статуями за столом, как Галя с Анжелой – они шли в комнату Лилии и там играли сначала в кукол, а потом в компьютер.
Каждый раз, возвращаясь домой, Галя думала – и зачем она это делает? Нет, не поедет больше. Но проходил месяц, свекровь звонила, и Галя, как кролик при виде удава, послушно ехала. Ей было жалко эту одинокую, увядающую женщину, и очень хотелось получить хотя бы крупицу новостей о Боре.
Тот звонил редко. И свекровь во всеуслышание заявляла, что квартиру отпишет внучкам. Что сын ее – Иуда, бросил мать ради чужой женщины, которая даже ребенка не потрудилась ему родить. Анжела и Галя синхронно кивали на каждое ее слово и про свою скрытую вражду на тот момент забывали.
Умерла свекровь внезапно. Анжела позвонила ночью, захлебываясь от слез. Ей было страшно. Пришлось Гале будить Вику, рассказывать ей про бабушку, ехать на такси через весь город.
До утра они просидели на кухне, только тогда сообразили, что в Сургут уже можно давно было звонить. Звонить пришлось Гале, Анжела заявила, что она не сможет. Номер он давно сменил, и пришлось рыться в телефоне свекрови, благо тот был не запаролен.
Набрала она со своего, и когда чужой голос недовольно сказал «ало», Галя даже испугалась, что ошиблась в какой-нибудь цифре, и поспешно спросила:
— Боря, ты?
Это оказался он. В ответ на Галины слова в трубке что-то булькнуло, потом тот же самый голос хрипло ответил:
— Вылетаю первым же рейсом.
Этого Галя не могла понять. Почему прилететь проведать больную мать он не мог, а на похороны – первым же рейсом? Какая теперь разница?
Заниматься всем пришлось ей – первым же рейсом Боре не удалось прилететь, а Анжела все еще была не в состоянии, только и говорила о том, как наследство будут делить. Галю это не особо интересовало, поделят уж как-нибудь, такую квартиру задорого можно продать. Это ей Дима сказал, тот самый, который замуж звал. Он и с похоронами помог, Гале даже просить не пришлось.
Почему-то Галя думала, что Боря будет выглядеть рыхлым лысоватым мужиком в вышедшей из моды куртке. Но с волосами у Бори все было в порядке, костюм явно был пошит на заказ, а очки в дорогой оправе сильно ему шли. Галя и забыла уже, какой он красавец.
— Что это за такая большая девочка! – заговорил он с Викой так, словно той было лет пять.
Галя сморщилась, но смолчала. Вика же смотрела на отца с любопытством.
— Мне уже одиннадцать лет, – с гордостью сказала она.
На похоронах Вика стояла рядом с отцом. А вот Лиля вцепилась в мать, будто маленькая, и на отца смотрела исподлобья. Анжела купила дурацкую черную шляпку с вуалью, под которой прятала совсем не расстроенное лицо – свекровь она терпеть не могла, начала с годами, наконец-то, понимать ее злобные шуточки.
Завещание зачитывали, словно в каком-нибудь фильме – все собрались в гостиной, чинно расселись по креслам, грузный нотариус с густыми бровями бубнил равнодушным голосом, так что Галя не сразу даже поняла. Если бы не сердитый крик Анжелы, она бы еще долго не могла понять, потому что вместо того, чтобы слушать нотариуса, смотрела на Борю, чувствуя, как горит где-то в районе солнечного сплетения.
— Она же обещала девочкам квартиру оставить! – кричала Анжела. – Вы что, шутите, что ли?
Нотариус не шутил. Квартиру свекровь оставила сыну. И Боря еще удивлялся – что Анжела так бушует?
— Да я два года утки из-под нее выносила! – визжала Анжела. – Я жизни не видела, только и делала, что ее обслуживала! Не для себя же, для дочери старалась, чтобы было ей, где жить и не приходилось потом, как мне, терпеть такое!
Гале было неловко за Анжелу. А еще страшно, что Боря подумает, будто и она из-за квартиры к ней ездила. И громко, искоса поглядывая на Борю, Галя сказала:
— Так он сын ее, все же. Ты бы тоже так поступила.
Боря покачал головой, одобрительно посмотрел на Галю.
— Всему свой черед, Эля. После меня квартира детям останется, не переживай, я ее поровну поделю.
Кажется, на этот раз даже недалекая Анжела поняла, что поровну – это не значит между двумя дочками, сюда он и трех других детей относил, которых ему новая жена подсунула. Анжела встала, неловко толкнув кресло, которое ударилось о стеклянный столик, громко задребезжавший, но устоявший под напором ее совсем не худенького тела, и ни на кого не глядя вышла из комнаты. Уехать прямо сейчас она не могла – у нее все вещи здесь были. И Галя только сейчас поняла, что жить Анжеле с девочкой негде. Хотя, может, Боря разрешит им остаться. Заодно и за квартирой приглядят.
Но Галя ошиблась. Боря позвонил ей через два дня и попросил присмотреть за квартирой – он уже и жильцов нашел, да только ехать ему надо, дома заждались, он потом приедет, когда положенный срок пройдет и можно будет все по закону оформить.
— А как же Анжела? – брякнула Галя, с обидой вспомнив, как он назвал ее домашним именем «Эля». За эти годы Галя как-то убедила себя, что Анжела – это случайность, ничего серьезного, но это почти ласковое словечко заставило ее вспомнить, как муж заявил, что у него вот-вот должна родиться еще одна дочь, и что он уходит, а Галя должна справляться сама, он же говорил, что рано им еще детей.
— Так обиделась же она, — возмутился Боря. – Уехала, говорит, что я по миру хочу их с дочерью пустить. А я, между прочим, алименты все как надо плачу, сама знаешь!
Да уж, это Галя знала, алименты он платил. Только с белой зарплаты, и не копейкой больше. На душе у Гали стало так неприятно, что ее аж затошнило.
— Извини, я не могу, – сказала она. – Некогда мне.
— Что значит некогда? Да тут делов-то – раз в месяц приехать и посмотреть! Ты же раньше ездила? Или тоже на наследство надеялась?
Это было уже слишком.
— Свадьба у меня скоро, – брякнула она. – Беременная я.
— Ну, поздравляю.
Боря повесил трубку. А Галя посмотрела в зеркало на свою раздувшуюся грудь, снова с трудом сдержала приступ тошноты, и пошла звонить Диме.
— Знаешь, – сказала она. – Кажется, я согласна…
