Пожилая женщина и маленькая девочка стояли около холмика, огражденного металлической решеткой. Внутри решетки стоял каменный памятник с фотографией красивой женщины, ниже были выгравированы какие-то знаки. Девочка читать еще не умела, поэтому не знала. Что обозначают эти даты.
— Здесь живет твоя бабушка? – спросила девочка женщину.
— Да. Моя хорошая, здесь упокоилось ее тело, а душа живет на небе и смотрит сейчас на нас с тобой, — женщина промокнула уголки глаз платком.
— Ты плачешь? – девочка обняла ее и прошептала, — не плачь, ведь я с тобой.
— Я не плачу, моя ласточка, просто глаза слезятся от старости, — ответила женщина.
— А у меня, когда я вырасту тоже будут слезиться глаза? – со страхом в голосе спросила девочка.
— Нет, моя дорогая, когда ты вырастешь, врачи придумают средство, и люди всегда будут молодыми, — улыбаясь, ответила ей женщина, а на памяти возникло давно забытое воспоминание.
-Баб Кать, расскажи нам, как ты в школу ходила, гундели внучки, — ну расскажи.
— Я ж вам в прошлый раз рассказывала, — ворчала старушка, передвигая в печи чугунки.
В горнице было тепло. Печку-то баба Катя с самого раннего утра затопила, до первых петухов поднялась, знала, что сын с семьей. Надо было подготовиться.
Зима в этот год уж больно снежная удалась. Сугробы высокие вокруг, никаких горок делать специально не надо: залезай с санками да катайся сколько душе угодно. Дни стоят морозные, но солнечные, ясные. И морозец не тот, что схватывает до самого сердца, а легкий, трескучий, веселый, тот, что лишь щеки с носами румянит, да в снежки играть гонит.
А в лесу, что за деревней уж и лыжня проложена до самой речки. А там горки такие, что ни на какой лыжный курорт ехать не захочется. Зачем деньги переплачивать, если под боком природное бесплатное есть.
Только на неделе там пустынно, в деревне остались одни старики, до речки им уже не дойти на лыжах, да и на своих двоих тоже не дойти.
Зато на выходных деревня оживала – к старикам съезжались дети с женами, мужьями, детьми, друзьями. И вся эта веселая толпа катилась на лыжах в лес. Повсюду были слышны звонкие голоса и смех. Кто-то падал, кто-то кого-то поднимал, обгонял, подгонял, а меж сосен и дубов потрескивал веселый морозец. Ему тоже нравилась вся эта кутерьма.
Вот и бабы Катин сын с женой и дочками приехали погостить, по хозяйству помочь да на лыжах покататься. Сын у нее — до лыж большой охотник, в детстве весь лес вдоль и попек исходил с друзьями. Вот и семью свою на лыжи поставил.
С самого утра баба Катя была в хлопотах: обед приготовить надо, пирожков напечь, да картошечки натушить по своему фирменному рецепту. Любили внучки очень такую вот томленую в молочке картошечку из русской печи, уплетали ее за обе щеки. Это ж не обычная картошка, на газу приготовленная. Гостила старушка как-то у сына с недельку да по просьбе внучек попыталась картошечку потушить. Вкусная получилась картошка, но не такая как из печи, совсем не такая.
И вот сейчас сидят внучки румяные довольные, уставшие после лесных приключений, уплетают картошечку, запивают ее свежим молоком и просят в два голоса:
— Ну, баб Кать, ну расскажи!
Баба Катя уже со счету сбилась, сколько раз за эту зиму она уже рассказывала девчонкам свою нехитрую историю, а они просят и просят. И чудно им каждый раз становится, что люди раньше, оказывается не так жили, как сейчас. И жалеют они бабушку, что лыж-то у нее не было, и куколка была одна единственная тряпичная. И в маленьких их головенках совсем не укладывается, как это — двое валенок на восемь детей.
— Бабуль, — ластится к старушке младшая внучка, — ну расскажи!
— Ну чего тут рассказывать-то, — начинает баба Катя, — и рассказывать-то нечего. Решил, значит, тятька наш, что грамотными должны быть его дети и записал нас в школу. Как раз в соседнем селе всего за пять верст по полю школу открыли, вот мы и стали туда ходить со старшими братьями. Мамка нам из холстины сумки пошила. Хорошо она шила, всю деревню обшивала. Платье мне новое справили, в школу же в домашнем-то нельзя. По осени пока не холодно было мы ходили все, а как зима началась, тут мы очередь установили, кто в какой день идти должен.
— Зачем, бабуль? – обязательно спрашивает в этот момент младшая внучка, хотя уже давным-давно ответ на свой вопрос знает.
— Так, валенок-то у нас на детей на всех были только двое, — улыбаясь, ответила баба Катя.
— Как так? – вступает в разговор старшая, — платье тебе значит справили, а валенки купить что же? Денежек не хватило?
— Да какие раньше денежки-то были? За паек люди работали, — отвечает, как обычно, баба Катя и уже хочет продолжать свой рассказ, но старшая ее перебивает.
— А что такое паек? – спросила она.
— Продукты, милая моя, продукты да табак для мужчин, я же уже объясняла вам в прошлый раз. Ну так вот, слушайте дальше, сороки, и не перебивайте, а то рассказывать больше вам ничего не буду, — баба Маша делает вид, что сердится, а внучки хихикают, но замолкают. – На чем я там остановилась? Ах, да. Дни мы, значит, распределяли, но братьям учиться в школе совсем не нравилось, и частенько кто-то из них мне свой день предлагал. Я-то до учебы охочая была. Учительницу нашу с открытым ртом слушала да запомнить все пыталась. Уж очень интересно она рассказывала про разные страны заморские, про нашу Россию-матушку, про людей известных. Особливо про животных рассказывать хорошо у нее получалось. Утром, бывало, подойдет мамка меня будить в школу, а я уже и не сплю вовсе. Подскочу скоренько, умоюсь, одежку натяну на себя и жду, покамест мне мамка краюху с картохой заворачивает. Картоха горяченькая еще. Пока зимой через поля до школы добежишь, она, как грелка, за пазухой.
— Ты не завтракала перед школой, — глаза у младшей внучки, как обычно округлились от удивления.
— Почему не завтракала, завтракала. Молока кружку мне мать всегда наливала.
— Какая ты бабаушка смелая! — глаза младшей искрились от восхищения.
-Это почему же?
-Через поле, зимой одна бежала пять верст в школу! — уточняла девочка. — Ну, ты крутая!
-Да, почему ж одна? с села нас человека три-четыре набиралось, а иногда кто-то из взрослых нас на санях довозил, если по делам в ту сторону ехал.
-Все равно, крутая!
— И в школе у Вас обеда не было? – уточняла старшая.
— Ну, был у нас перерыв, учительница наша самовар заваривала, чаю всем разливала, яйцами вареными да небольшим кусочком пирога угощала, а уж потом кушали все, кто что из дому принес. А потом снова уроки начинала. То писать нам задаст, то читать, то считать, то наизусть стихи учим. Так я любила в школу-то ходить, что тятенька разрешил мне аж пять классов поучиться.
Баба Катя ненадолго замолчала и промокнула уголки глаз.
— Бабуль, ты плачешь? – внучки прижались к старушке, — не плачь, мы же с тобой! Мы купим тебе валенки.
— Нет, миленькие, — улыбаясь, ответила бабушка, — просто глаза слезятся от старости.
— А у меня тоже глаза слезиться будут, когда я вырасту? – спросила старшая.
— Да, нет, когда ты вырастешь, врачи уже придумают средство, чтобы люди были вечно молодыми.
Женщина улыбнулась своим воспоминаниям и подумала: «Надо внучке рассказать, как ее прабабушка в школу ходила».
© Елена Зауэр
