Ветви черемухи свисают под тяжестью ягод – в этом году она необычайно плодовита, последний раз такое было в девяносто втором на ее памяти. Тогда они накрутили несколько трехлитровых банок варенья – Галка любила черемуховое. Сейчас же урожай опадает вниз, на скамью, и подслеповатая Валентина сколько раз уж садилась на спелые ягоды, оставляя ничем не отстирываемые темные платья на юбке. Вот и сейчас она сидела на скамейке и чувствовала, как твердой горошинкой впивается в бедро очередная косточка, но вставать не хотелось – ладно уж, все равно эта юбка рабочая, что ей будет.
Лаура паслась тут же рядом, на длинной привязи – соседи ругались, если Валентина отпускала ее на самовыгул, уж больно озорной у козы был норов: заберется к кому в ограду и ну то белье с веревок стягивать, то клумбы разорять. Цветы Лаура шибко любила, вся не своя становилась, стоило ей их заприметить.
— Морковка молодая почти созрела, — сообщила Валентина Лауре. – Скоро угощу тебя. Хотя ты не заслужила, кто веревку давеча порвал и у Никитишны всю капусту молодую поел? Придется делиться с ней осенью урожаем… Эх, непутевая ты у меня! Ну чего легла – не видишь, грозовые тучи идут? Я с тобой тут сидеть не буду, пойдешь в загон. Так что ешь, пока дают.
Тучи и правда тянусь с востока, заволакивая все небо, а вдали уже сверкало. Валентина вздохнула, тяжело поднялась и пошла снимать белье – не досохло еще, но что делать: похоже, ливень будет такой, что все вымокнет снова, и ладно вымокнет, еще и грязью забрызгает – веревки совсем провисли, а поправить их у Валентины не получается.
— Эй, есть кто дома?
Валентина вздрогнула от неожиданности, чуть простынь из руки не выпала. Прошла к калитке – стоит невысокая крепенькая девушка с короткой стрижкой под мальчика. Глаза темные, над губой родинка – словно со старинных картин сошла, только вот одежда не та: мужские синие штаны, джинсы их называют, что ли, сверху белая маечка на тонких лямках.
— Простите, Иван Кузнецов здесь живет? – спрашивает она у Валентины с явным нетерпением.
— Нету тут такого, — Валентина разводит руками, забывая, что в них белье, и порыв ветра подхватывает наволочку и несет ее в сторону девушки. Та ловит наволочку и протягивает ее Валентине.
— Как нету? – растерянно спрашивает девушка, достает из кармана клочок бумаги и медленно, словно школьница, читает адрес. Тот совпадает с адресом Валентины точь-в-точь, но никакого Ивана тут отродясь не было.
— А что за Иван-то? – тем не менее спрашивает Валентина.
Искры надежды вспыхивают в глазах у девушки.
— Высокий такой, красивый – волосы темные, как у меня, а глаза голубые, как у вас. И шрам, шрам на лице!
Валентина качает головой.
— Не знаю такого. Кузнецовых у нас уже давно нет. Раньше был Кузнецов, на комбайне работал, но тот еще в семидесятых помер – замерз в метель. Пьяный был…
Девушка словно бы вся сморщивается, как воздушный шарик, который долго висит в комнате и, в конце концов, начинает пропускать воздух. Галка обожала воздушные шары.
— А как же мне его тогда найти? – тихо произносит она, но это уже скорее не вопрос, а попытка смириться с неизбежным.
С неба начинают хлопать крупные капли, и Валентина сует девчонке в руки белье и велит:
— Неси в дом, мне козу нужно загнать.
Растерянная девушка берет белье и несмело шагает к покосившемуся крыльцу. Валентина отвязывает веревку и тащит упрямую Лауру в загон. Когда она, наконец, справляется, дождь идет уже не на шутку.
Девушка так и стоит в сенях с бельем в руках. Валентина открывает дверь и махает головой – дескать, иди. Та послушно ступает внутрь.
— Тебя как звать-то? – спрашивает она.
— Таня, — отвечает девушка, расплываясь в улыбке, и на щеке у нее появляется задорная ямочка.
— А меня Валентина Матвеевна. Пошли, чаем тебя, что ли, напою. Куда ты в такой дождь?
Она ведет гостью на кухню, ставит на газ закопченный чайник. Пока тот греется, достает из холодильника варенье, накладывает в тарелку.
— Вы одна живете? – догадывается Таня по тому, как Валентина ищет в пыльном шкафу вторую чайную чашку, которую потом споласкивает в ледяной струе воды.
И Валентина рассказывает ей про Лауру, про то, как уже пять лет она схоронила Николая и теперь хозяйничает сама, про Галку, которая раз в месяц приезжает с внуками, и Валентина печет для них сдобные булочки. Она не знает, для кого врет, делает это скорее машинально – кому хочется признаваться в том ,что родная дочь с похорон отца ни разу здесь и не была.
Таня слушала невнимательно, Валентина это видела – взгляд девушки блуждал в каких-то одной ей известных картинах, тонкие загорелые руки с обкусанными ногтями нервно крутили в руках чайную ложку.
— Что за Иван-то? – спрашивает Валентина, догадываясь, что это про него думает симпатичная девушка Таня.
Та вздыхает и говорит:
— Теперь уже никто, получается…
И рассказывает, как они познакомились на ретрите – это такая практика, объясняет Таня, когда уезжаешь в уединенное место и там занимаешься медитацией и все такое. Валентина ничего не понимает из ее объяснения, но кивает. Так вот, на ретрите Таня познакомилась с Иваном. Они почти не общались, там нельзя, но после вместе поехали на три дня на базу, и там…
— Я думала, это навсегда, — тихо произнесла Таня. – Он мне адрес вот этот оставил. Сказал, что сейчас пытается жить без электронных устройств, очищает разум. Снял домик в деревне, сказал, чтобы я приезжала как-нибудь.
Она сама спотыкается об это слово, понимая, что «как-нибудь» обычно значит «никогда».
Валентина понимающе кивает и говорит:
— У меня в молодости тоже был тракторист Илюша – наобещал мне золотые горы, лишь бы на сеновал затащить, а потом в кусты. Хорошо, что Николай оказался незлобивый человек, простил, что он не первый у меня.
Таня прыскает в ладошку, оттаивает. Они долго еще разговаривают, дождь уже давно закончился, но никто не спешит. Наконец, Таня смотрит на часы, и Валентина подсказывает – тут до электрички недалеко совсем, можно не ждать автобуса, километра три идти. В дорогу собирает ей малиновое варенье, крепко обнимает и шепчет на ухо:
— Будет у тебя еще настоящая любовь…
Таня вытирает ладошкой слезы, улыбается.
Валентина долго ей смотрит вслед, потом медленно идет в загон, чтобы выпустить Лауру еще немного попастись…
