Царская пасека пахнет детством. Влажными досками, сладко подгнивающими яблоками, сырой землёй и мёдом. Старый сад моего дедушки. Мне пять. В мозолистой ладони прозрачная ягодка крыжовника и три малинки: одна красная, одна жёлтая и одна белая. Дед любил выводить хитрые сорта.
— Съешь три малинки и будет жизнь как картинка!
Ягоды по очереди летят в рот. Вкус кончается быстро, зато остаётся мечта. Жизнь как картинка… Интересно, а как какая? Может, как у бабушки над кроватью? Берег моря, белый домик, над домиком — радуга. Или как у деда в кабинете? Поле, долина узкой реки, мама с дочкой собирают розовые цветы, над ними жужжат пчёлы, а из травы в разные стороны разлетаются кузнечики.
Дедушка, который основал царскую пасеку в Измайлово – царь Алексей Михайлович – своего внука царевича Алексея сюда водил едва ли. Зато здесь точно бывал его сын, Пётр Первый. И даже отрабатывал хождение на ботике по расположенной неподалёку реке Серебрянке. Это сейчас Серебрянка крошечный ручей. А в те годы была большая полноводная река с сильным течением.
— Уже бывали на пасеке? – спрашивает девушка-экскурсовод в зелёной кепке с надписью Мосприрода.
— Один раз. Триста пятьдесят назад! – говорит мальчик лет семи в очках и панаме, напоминающей пробковый шлем колонизаторов.
Все смеются.
— В прошлом году были, — аккуратно поправляет мама мальчика.
Я зачем-то считаю, какой год был триста пятьдесят лет назад. 1672. Как раз, значит, при Алексее Михайловиче…
Экскурсовод показывает табличку, на которой изображены пчелиная матка, трутень и рабочие пчелы. У матки крылья коротенкие, у рабочей пчелы длинные: надо много летать. Местные пчёлы пролетают по 3-5 километров. Больше всего им нравится берег Серебрянки: там заросли недотроги железистой. Такие розовые цветы с сочными стебельками: отличный медонос.
Рассматриваем домик матки. Вытянутый, намного длиннее, чем обычные ячейки сот. На одной из старых рамок, которую показывает нам девушка-экскурсовод, таких домиков два.
— А тут что, две матки жили? – спрашивает мама «колонизатора».
— В улье всегда живёт одна. Если появляются две, вторую убирают.
— Убивают?
— Нет, они сами друг с другом дерутся, кто выживет, тот останется.
— Да уж, две хозяйки в доме – гиблое дело, — вздыхает женщина.
У действующего демонстрационного улья — ящика с круглым входом и стеклянным окошком — экскурсовод просит надеть шляпы с сетками: могут покусать. Валя засовывает под сетку плюшевых зайца и пингвина: им нужнее. Но потом всё-таки соглашается надеть шляпу сама. Молодые пчелы пушистые, взрослые — гладкие, у матки на спинке пятнышко: маток в улье помечают, чтобы не потерять и не перепутать. Уже уходим, когда экскурсовод подзывает всех обратно. Вид у неё оживлённый.
— Тихо, не спугните. Оса-кукушка! – говорит она и показывает на крохотное насекомое с синей блестящей спинкой, которое крутится у входа в улей, – Она, как кукушка, подбрасывает яйца в улей, а пчёлы растят её детей.
— Какая модная! – говорит Валя. – Наверное танцует целыми днями. Когда ей за детьми смотреть?
Отойдя от улья, мальчик в очках говорит маме громким шёпотом:
— Мама, сегодня худший жизнь моей жизни!
— Почему?
— Потому что мы не сфотографировали осу-кукушку!
Девушка-экскурсовод замечает, что расстраиваться нет причины, ведь в долине Серебрянки таких ос очень много. Мама обещает мальчику завтра сходить к реке. А мы с Валькой решаем заглянуть туда уже сегодня. Спускаемся в овраг, кругом исполинские розовые цветы, в них жужжат пчелы. Кукушки не видать, но Валька говорит, что у одной из пчёл знакомое лицо.
Надо перейти на тот берег, а моста нет: снесло весной во время таяния, а новый не поставили.
Мы разуваемся, спускаемся в воду. Прохлада по щиколотку, под ногами масляное дно. Выбираемся на берег, делаем первый шаг, и из травы в разные стороны разлетаются кузнечики.
Автор: Екатерина Фадеева
