Даше снова не спалось.
Она лежала в постели и вспоминала то время, когда была маленькой. Тогда мама с папой еще любили ее, покупали леденцы на палочке и милых пупсов.
Но вскоре мир рухнул как карточный домик. Отец загремел за пьяные разборки, а мама от тоски и бессилия начала пить сама. В 10 лет ее мама скоропостижно ушла из жизни, Дашу забрала к себе тетя Оля, мамина сестра.
Даша все понимала. Мама и папа ее покинули, потому что она была недостаточно хорошей девочкой. А мир вокруг не рад ей. Она чувствовала себя никчемной и одинокой, но держалась изо всех сил и не плакала.
Днем Даша ходила в школу, а ночью жила своей жизнью. Представляла себя малышкой, которая гуляет с мамой по душистому цветочному полю. Когда слезы предательски подступали к глазам, Даша брала карандаш и водила им по стене. Так она успокаивалась.
В школе Даше никак не удавалось добиться успехов, на фоне детей тети Оли она была неумехой и неудачницей. Ее не ругали — жалели, понимали, что с такими родителями девочка многому научиться вовремя не смогла.
«Что поделать, – сказал как-то дядя Толя, – от осинки не родятся апельсинки»; после этого фраза стала «крылатой» и ее вспоминали при каждом удобном случае.
Однажды тетя Оля зашла к Даше ночью.
– Дашенька, ты зачем опять на стене рисуешь?
– Простите меня, тетя Оля.
– У тебя трудности в школе?
– У меня все хорошо, но я по маме с папой скучаю, – грустно ответила девочка.
Тетя Оля уложила ее и сказала: «Это пройдет».
В ту же ночь Даша подслушала разговор тети и ее мужа дяди Толи.
– С ней что-то не так. Ты видел, какие загогулины она на стене выводит?
– Видел, – недовольно сказал дядя Толя.
– А на руках у нее ссадины, как будто сама себя царапает. Надо ее к психиатру сводить.
После услышанного Даша сжалась как пружина и снова начала рисовать на стене. Она понимала, что ей за это попадет, но не могла остановиться. Сжимая изо всех сил карандаш, она чувствовала как пальцы немеют от напряжения, и от этой и ее душевная боль как будто тоже немела, уменьшалась.
Я ненормальная, — горько шептала Даша, и карандаш сжимался в ее руке еще сильнее. Они меня отведут к психиатру, потому что я псих, — бормотала девочка, и карандаш выводил на стене ломаные линии и паутины. Я осинка, и мне никогда, никогда не стать апельсинкой, — выдавливала из себя Даша, и вместе с этим грифель выдавливался из карандаша и крошился под яростным напором детских рук.
Наконец, карандаш сломался, Даша легла на пол и тихо заскулила, плакать у нее не получалось, только причитать. Завтра ей снова попадет за изрисованные стены, и она снова не сможет объяснить, зачем она это сделала.
К психиатру решили сводить «по знакомству», тайно, чтобы никто из знакомых не узнал. Врач выглядел странно, походил больше на какого-нибудь охранника: квадратная челюсть, взгляд исподлобья, запах алкоголя. Встретились в парке, он задал Даше пару вопросов, после этого сказал, что ничего не поделаешь, дети, рожденные в семьях алкоголиков, часто нервные и малоспособные, взял баснословную сумму и ушел.
— Я же говорил, — сказал дядя Толя, — от осинки не родятся апельсинки. — Зря только деньги потратили, и Дашку напугали этим врачишкой, вон она дрожит вся.
Однажды к ним домой приехал гость из Москвы, троюродный брат тети Оли Иван. Он зашел в комнату Даши, чтобы подарить книгу «Волшебник Изумрудного города».
– Милая барышня, это тебе. Как дела?
– Хорошо, – еле слышно сказала Даша.
– А это что за наскальная живопись? – спросил Иван.
– Даша рисует… на стенах, – вмешалась в разговор тетя Оля. Ей хотелось закрыть тему, чтобы не нервировать Дашу и не ставить в неловкое положение себя. — Это так бывает, у детей, которые эээммм… ну, как сказать…
— У детей, которые «осинки», — выпалила Даша.
— Что? — удивился Иван. — Какие такие осинки, Дашуля?
— Есть такие родители — осинки, сказала Даша, — которые не любят детей и обижают их, а потом и вовсе оставляют. У них дети никогда не становятся апельсинками, они тоже растут плохими, например, портят стены, как я.
Тетя Оля пораженно молчала. Как Даша могла так все переиначить? Они же ей никогда такого не говорили.
Ваня мягко улыбнулся.
– Интересно! Осинка, а меня сможешь нарисовать?
– Смогу, – бойко ответила Даша.
Через час сияющая девочка протянула Ивану его портрет.
– Что ж… неплохо, – задумчиво произнес мужчина.
Перед отъездом Иван затеял беседу с сестрой.
– У девочки талант, я вам как художник говорю. Обязательно отдайте ее в художку.
– Ты серьезно? Ей русский то с математикой еле даются. Она с двойки на тройку перебивается, как и отец ее в свое время.
– Она не калька со своего отца. Это не помешает ее способностям.
– Ой, не знаю. Она вообще не от мира сего, вот и психиатр сказал, ничего из нее не выйдет.
— Оля, ты погубишь ее, если не дашь шанс.
После долгих сомнений тетя Оля все же отвела девочку в художественную школу. Ее приняли. Каждый день она с радостью бежала туда после уроков. Раскрашивая холсты яркими цветами, Даша представляла свою новую жизнь.
***
10 лет спустя
– Дарья Игоревна, как вы? Волнуетесь? Все-таки ваша первая выставка сегодня.
– Очень, – ответила Даша и начала ходить по залу, чтобы снять тревогу.
Ее творчество целиком было посвящено детям из неблагополучных семей. Первая ее выставка называлась «Осинки и апельсинки». Вот здесь мальчик кормит щенка, а рядом отец с бутылкой в руке. На другой сцена из ее детства. Девочка рисует на стене, а женщина смотрит в окно и не замечает ребенка.
Каждая картина рассказывала свою историю о том, сколько боли выносят дети неблагополучных родителей из семьи, сколько «штампов» их окружает со стороны общества, и сколько прекрасного эти дети могут сделать, если найдется кто-то, кто в них поверит.
Постепенно зал заполнился людьми, которые переходили от картины к картине и восхищенно шептались со своими спутниками.
Даша почувствовала, как будто за ее спиной выросли крылья. И мир, который все детство отворачивался от нее, наконец, улыбнулся ей.
Она собрала зрителей и произнесла.
– Спасибо всем, кто пришел на мою выставку. Для меня огромное счастье видеть вас. История этой выставки началась, когда мне было 12 лет. Я тогда страдала депрессией и была подвержена явлению, которое называется «селфхарм»: я царапала себя карандашом, и царапала стены вокруг себя.
Так я облегчала свою душевную боль. В то время не нашлось хорошего специалиста-психиатра, который подсказал бы моим близким, как мне с этим помочь, а про психологов в нашем городишке и не слыхивали. Поэтому я встречала непонимание своего поведения, и оставалась наедине со своей печалью.
Но из этой боли родились мои первые рисунки, пусть и на стенах. И слава богу, что в моей жизни оказались люди, которые помогли сделать путь к освобождению от боли через рисование.
Я благодарю сегодня трех важных людей. Мою маму – за то, что она подарила мне жизнь. Мою тетю – за то, что она дала мне кров и вырастила меня. И человека по имени Иван, который помог мне стать собой и увидеть мир в другом свете.
Зрители зааплодировали и разбрелись по залу, чтобы еще раз взглянуть на будоражащие душу картины. Каждый видел в них что-то свое. Неуловимое, неясное, но очень родное…
Галина Соколенко
