— Я понимаю, вы меня совсем не знаете, — Тамара Михайловна сделала паузу, внимательно смотря в глаза Катиной маме, Елене. Если вот так смотреть и кивать, то человек думает, что ты и правда на одной с ним волне. — Я чужой человек, ворвалась к вам, сижу на вашей уютной, милой кухне, а вы не понимаете, чего я хочу, не доверяете мне… Я бы тоже так настороженно отнеслась к незваной, уж что тут говорить, гостье. Но если Катя следит за соревнованиями по гимнастике, то должна знать и Друзову, и Пантелееву, и Арнакову в конце концов! Это всё мои воспитанницы, прекрасные девочки, большие умницы. Да, сейчас они тренируются у других специалистов, но зато я могу заняться подготовкой молодёжи. Что это? Чай? Спасибо… — Тамара Михайловна взялась за ручку поставленной перед ней чашки, потом, уловив аромат дешёвого, и наверное, очень невкусного напитка, ведь какой чай могут подать ей в этой дыре, отставила чашечку, сделав вид, что поправляет волосы. Те были стянуты в тугой пучок на макушке.
Отец Кати, Ленин муж, Андрей, всё гадал: вот если так натянуть причёску, то морщины тоже разгладятся? А ведь у этой дамы, что возникла у них с Леной на пороге в этот вечер, должны быть морщины. Она прячет свой возраст, старается казаться свежей, но… Руки… Всё выдают её руки, а точнее кисти рук. Андреева мать подрабатывала маникюршей, когда мальчик учился в школе. К ней часто приходили и его учительницы, и соседки, и просто незнакомые женщины, узнавшие о мастерице по «сарафанному радио». Они сидели, пили кофе и обсуждали, что лицо поддается воздействию массажей, масок, каких–то там процедур, а вот руки…
— Кремики надо бы вам, увлажняющие, питательные, — советовала Андрюшина мама пожилой женщине, жившей двумя этажами выше. Она всю свою жизнь преподавала игру на фортепьяно, теперь вышла на пенсию, принимала учеников на дому. Тонкие кисти её рук с дряблой кожей, выступающими суставами и вздутыми от скачков давления венами выдавали возраст. А лицо было ухоженным, красивым, убережённым от морщин…
— Да уж какие тут кремики, Риточка… Против природы не пойдёшь… Берут годы своё, высушивают нас… Ну ничего! Ничего, мы ещё поживём! — уверенно говорила пианистка и улыбалась, подмигивая Андрюше. Она всегда приносила ему в подарок фигурный шоколад – белку, медведя, лисицу. Завернутый в красочную фольгу, полый внутри, подарок вызывал у мальчишки восторг, тем более что шоколад был действительно вкусный, бельгийский. Его привозил той женщине сын из–за границы…
… — У нас свой спортивный комплекс, там можно жить, учиться тренироваться, там созданы все условия! — между тем продолжила гостья. — А у вашей девочки талант, это видно сразу! Она просто алмаз, только огранить, придать стати и…
— У Кати хороший тренер, Павлина Кирилловна нам очень нравится, — строго глянув на жену, что сидела с тревожно–восторженным выражением на лице, ответил Андрей. — И потом, Катя должна окончить нормально школу, поступить в институт, стать человеком. А спорт – это лишь развлечение, сегодня она занимается гимнастикой, завтра волейболом, потом ещё чем–то. Она маленькая, чтобы принимать такие решения!
— Ваш тренер, уж извините, не может детям даже хорошие купальники заказать! В чём девочки выступали на последних соревнованиях?! Это же ужас! А ведь костюмы тоже влияют на общее впечатление, на оценки в конце концов! Вы просто наступаете на талант вашей дочки ногой! Так не стоит делать. А учиться она вполне сможет у нас, поверьте, все наши воспитанницы имеют высокий уровень образования.
— Да, костюмы… Но Павлина Кирилловна сказала, что это очень дорого, она показывала нам варианты, но мы, признаться, не можем себе этого позволить… — пролепетала Лена.
Вот! Вот крючок, на который они точно попадут! Тамара Михайловна выпрямилась, улыбнулась. Она всё точно рассчитала: бедная семья, убогая квартира, эта Лена, мать девчонки, одета как будто донашивает вещи за бабушкой, её муж явно не блещет интеллектом, просто он зануда. Катю отсюда надо забирать! И точка.
…Тамара увидела эту худенькую, гибкую девочку случайно, приехав в Поликамск на экскурсию. А тут как раз день города, выступают местные коллективы творческих объединений на сцене в парке. Катю Томка выделила сразу — чувствует музыку, растворяется в ней, плывёт, грациозно выполняя, что требуется. Глаза горят, улыбка на лице сияет, суставчики гуттаперчевые, рост в самый раз. Очень походила она на Томкину дочку, Настю, Ясеньку, как её чаще называли, только той уже нет…
Но что за ужасные, расшитые огромными пайетками купальники?! Что за самодельные обручи, обкрученные какими–то обрезками? Отвратительно!
Тамара Михайловна тут же узнала у руководства, что за коллектив, как зовут девочек, где они живут. Ей всё сказали, даже не поинтересовавшись, зачем чужой женщине такая информация, уж очень она нахваливала праздник…
Тамара пришла вечером, когда родители Кати были дома. Она открыла тяжёлую, сколоченную из досок дверь подъезда, зашла в темноту, принюхалась. Опять всё отвратительно! Так пахла и её жизнь до тех пор, пока она не сбежала из родного городка, чтобы попасть к одному тренеру по гимнастике… И тогда началось нечто иное. И Тамара ни разу не жалела, что улизнула из дома, бросив мать с алкоголиком–отцом одних в квартире. И Катю надо вытащить, спасти, показать, что можно жить по–другому! Зато потом взыскать с неё за все усердия…
Ну что подала эта Лена к столу, когда к ним домой пришла Тамара Михайловна?! Варенье, засохший зефир и какие–то плюшки, которые якобы пекла сама Катя вчера. Разве так надо встречать гостей? Ну, что говорить, глубинка, простота и узость мышления…
— Я понимаю, у вас сложности с деньгами, — встрепенулась Тома. — Но мы определим Катерину на бюджет, она будет в составе нашей сборной, мы обеспечим её всем необходимым и…
— А что взамен? — положив руки на стол, спросил Андрей. — Ей–богу, как на рынке! Вы нам расхваливаете товар, то есть ваши услуги…
— Ну что ты, Андрюша! — испуганно замахала ладонями Лена. — Извините, он не это хотел сказать, просто…
— Ничего. Хотя вы поймите, молодой человек, ни один уважающий себя тренер не станет вот так ходить к родителям и уговаривать их подумать о будущем их же ребёнка, а потом принять верное, единственно верное, я подчеркну, решение. Что взамен? Медали, слава, и моя в том числе. Достаток, деньги, почёт. Вам мало? Дайте девочке шанс стать кем–то другим, чем…
Тамара вдруг поняла, что перегнула палку. Не надо было говорить, что они, эти сидящие перед ней люди, пустые и недалёкие… Ладно, перемелется!
— Чем её сверстницы! — нашлась Тома. — Ну куда она тут поступит? Ученицей на ткацкую фабрику? Продавцом в магазин? Нет, профессии достойные, нужные, но она не сможет так жить! Она же погибнет! Да бросьте! — Тамара Михайловна рубанула по воздуху рукой. — Вы просто не видите в ней того таланта, который вижу я, а он есть! Есть! И не надо обманывать самого себя!
Она строго, даже свирепо посмотрела на отца девочки, потом, чуть мягче, на Лену.
— У вас же вторая девочка есть. Как её зовут? — Тамара кивнула на стоящего в уголке ребёнка.
— Это Юля. Она младше Катюши на четыре года. Скоро тоже в школу пойдёт…
Юля робко повернулась, подошла к поманившей её матери, посмотрела на Тамару Михайловну. Эта женщина пугала девочку, в ней было столько от ведьмы, от зла, тайного, чёрного, с клубами сернистой тоски, что Юльку даже чуть тошнило.
— Что с ней? — спросила, наблюдая за ребёнком, Тома.
— Она трудно рождалась, были осложнения… Но мы стараемся дать ей всё так же, как давали Кате, она умеет ездить на велосипеде, умеет петь и хорошо рисует! — гладя по головке прильнувшую к ней девочку, ответила Лена.
— Ей нужны массажи. Абсолютно точно! Но не те, что делают в поликлиниках, ей нужны специальные, у узких специалистов приёмы, курсы, осмотры! Вы сможете дотянуть ее до уровня старшей дочери, но на это нужны деньги, — сказала Тамара Михайловна.
Лена кивнула, её подбородок задрожал, она зашептала:
— Да, нам давали направление в центр, но там эти услуги платные, мы не смогли пока выкроить из бюджета… Но я взяла вторую ставку на работе, Андрей тоже старается, мы надеемся, что к лету накопим и…
В том, что Юлька родилась с проблемами, Лена винила себя. Не врачей, не случай, а только себя. В тот день она пошла погулять, хотя на улице было очень скользко, она шла осторожно, бережно поддерживая большой живот, прохожие качали головами, каждый второй предупреждал, что дорога ледяная, но Лена всё шла и шла вперед… Ей так хотелось увидеть снегирей, которые прилетели в парк полакомиться рябиной…
Она упала, выставила руки, но всё равно не успела предотвратить удар. Подбежали люди, вызвали скорую, Лена почувствовала на платье и рейтузах что–то тёплое, влажное.
В больнице все бегали, кричали о потере крови, об отслойке, о том, что «неизвестно ещё…», а Лена лежала с задранными в «стремена» ногами и плакала: она убила своего ребёнка, потому что хотела посмотреть на снегирей…
Юля оказалась жива, но со сложностями, которые теперь всё больше отличали её от шустрых и вертлявых ровесников. Юля не любила ходить в садик, потому что иногда дети смеялись над ней, иногда она не могла делать то, что они, и проигрывала. Юля каждый вечер забиралась к матери под одеяло и тихо–тихо, чтобы не разбудить отца, рассказывала ей, как хочет быть похожей на Катю, какая Катя красивая, и спрашивала, когда к ней, к Юле, тоже придёт грация и невероятная, почти сказочная утончённость. Лена, закусив губу, слушала, потом, обняв девочку, уверяла, что совсем скоро, говорила, как она любит своего Юльчонка, какая Юля добрая, какая хорошая… А однажды после очередного приёма у невропатолога Юля грустно сказала, уставившись в окно: «Я как карлик–нос, мама, я уродливая и надо мной все будут смеяться!»
— Не смей так говорить! Моя Юлька самая смелая и самая–самая МОЯ девочка! — подхватил её на руки Андрей, закружил. Юля засмеялась, она всегда смеялась, если отец вот так держал её и кружил. Это было страшно, страх порождал смех. Не слёзы, нет! Юлька не станет плакать, она будет смеяться!..
— Не стоит винить себя, — вкрадчиво сказала, рассматривая лицо Лены, гостья. — В жизни бывают вещи гораздо худшие, чем то, что мы видим сейчас. Мы найдём хорошего специалиста, но уже в большом, развитом городе, Юлю можно будет отвезти, она пройдёт курс лечения. Но это, конечно, стоит денег. И их мы, то есть вы, сможете получить, если Катя выиграет, если станет участвовать в хороших, высокого уровня соревнованиях. Этот доход, естественно, пойдёт вам. Сможет спасти Юлю.
Андрей усмехнулся, резко отставил тарелку с плюшками.
— Одну за счёт другой? — наклонился он к Тамаре, задышал ей прямо в лицо. — Катя будет выбиваться из сил, гробить своё здоровье ряди ваших эфемерных обещаний? Вы думаете, я не знаю, что становится с гимнастками, как они потом живут? — прошептал он.
— Ну, по крайней мере, вы меня уж извините, не в плесневелых стенах дома в захолустном городке. Моё дело было предложить вам, дать шанс. А какой у вас выход, Андрей?! Какой? Нервная система, чем моложе, тем лучше поддаётся коррекции. Юлю вы уже почти упустили, поверьте моему опыту! Ну подождите ещё год, два, и тогда всё. Тогда она уже не изменится. И Катя, узнав о том, что могла бы стать спортсменкой, но по вашей милости этого лишённая, вас возненавидит. Не стоит хоронить таланты своих детей только потому, что вы сами в этой жизни не добились многого! — Тамара Михайловна вскочила, покачала головой. — И не стоит тут скрежетать зубами! Вы знаете, что я права! Вы обрекли вашу семью на жизнь в этой квартире, в этом Богом забытом городе, вы каждый день уверяете себя, что это хорошо, правильно, что те, кто хотят большего, просто глупцы и зазнайки, но в глубине души вы тоже хотите вырваться отсюда. Только не хватает то ли сил, то ли ума. Лена, я вас прошу, подумайте, вот мой телефон. Я буду в вашем городе еще два дня, жду вашего звонка. Катя – талантливый, от Бога наделённый красотой ребёнок, не ломайте её судьбу.
Женщина вышла в прихожую, взяла из рук хозяйки свой плащ, хотела уже выйти, но тут в квартиру вбежала сама Катя, запыхавшаяся, румяная, очень от чего–то счастливая. Она, увидев, что в доме гости, замерла, потом, поправив выбившуюся из–за уха прядку волос, сказала:
— Здравствуйте… А вы ведь… Вы…
Про Тамару Михайловну, про то, что та смотрела их выступление и потом расспрашивала о семье Кати, девочка уже знала. Зачем? Для чего она пришла к ним в гости? Почему мама так смотрит на Тамару Михайловну, а потом, чуть виновато, на папу?
— Да, я тренер по гимнастике, детка. Ну, раз уж мы с тобой, Катерина, пересеклись, то я скажу сразу: я хочу взять тебя с собой.
— Куда? — чуть слышно переспросила девочка, теребя ремешок спортивной сумки. Всё вокруг как будто сузилось до размеров только лица этой женщины–тренера, не было уже ни мамы, ни отца, ни Юли, ни старых обоев с карандашными каляками, ни вытертого паркета, а были только Катя, её мечта и Тамара Михайловна…
— В Москву, конечно. Я предложила твоим родителям отправить тебя на обучение в нашу школу, сделать из тебя профессиональную спортсменку. Это будет трудно, но оно, поверь мне, того стоит! Ну, мне пора, — заспешила вдруг женщина. — Елена, как решите что–то, позвоните, я буду ждать!
Уже идя по улице в сторону трамвайной остановки, Тома подумала: «Очень хорошо, что пришла эта девочка, что мы встретились. Теперь родители не посмеют лгать ей, что я просто какой–нибудь рекламный агент или, ещё хуже, вообще утаят факт моего визита!»
Доехав до гостиницы, Тамара Михайловна быстро поднялась в свой номер, разделась, приняла горячий душ. Стоя под струями воды, бьющими из видавшей виды проржавевшей душевой лейки, она о чем–то всё думала, её губы шептали что–то, лицо становилось то нежно–ласковым, то хмурились, складывались домиком брови. Тома как будто вела с кем–то разговор, спорила, потом просила прощения…
Уже поздно вечером, спустившись к бару, она заказала себе немного вина, села в мягкое, продавленное тысячами людей до неё кресло и улыбнулась. Она сегодня выиграла, это точно!..
… Катя еще минут пять стояла, растерянно показывая то на захлопнувшуюся за гостьей дверь, то на маму, то на свою сумку.
— Мама, это правда? Она заберёт меня с собой? — наконец прошептала Катя. — Она выбрала меня из нас всех и заберёт туда?
— Не говори ерунды, Катя! Ты думаешь, что мы отдадим тебя какой–то незнакомой тётке? Вот просто потому, что она пришла и попросила? — строго сказал Андрей, велел Кате переодеваться и идти ужинать.
— Но она – не незнакомая, папа! Я слышала о ней, видела по телевизору, она очень сильный тренер! — Катя говорила уверенно, громко, её щеки пылали, а руки от волнения начали дрожать.
— Я не хочу ничего слышать. Катя, мы семья, ты нормальный, обычный ребёнок, ты отучишься в школе, потом в институте, ты получишь профессию и… — Андрей шёл вслед за Катей, а она, оттолкнув вставшую в коридоре сестру, зашла в родительскую комнату, отодвинула стул и, сосредоточенно считая, сделала несколько упражнений, потом, одёрнув олимпийку, встала перед отцом.
— Обычные дети так могут, а? Юля, ты так можешь? А ну–ка, повтори! — вдруг зло сказала она.
— Катя! Ты что? Не надо так с сестрой! Юля не сможет, она еще маленькая, не дразни её, зачем… — покачала головой Лена, но дочка уже не слушала её. Она гипнотизировала Андрея, виновника её счастья, жизни, смеха в далёком детстве, а теперь самого большого горя, какое только можно представить.
— Я загадала! Шла сегодня из нашей школы и увидела падающую звезду. Я загадала, что стану великой гимнасткой, что буду стоять на пьедестале, а вы махать мне рукой. Оно сбывается, моё желание! Папа, как же ты не понимаешь?!
Катерина, расплакавшись, убежала в их с Юлей комнату, заперла дверь. Сестра просила пустить её, но Катя ей даже не ответила…
— Она устала просто, Юлёк, пусть посидит одна. А мы пойдём пока варить картошку, да? — обняв младшую дочь, предложила Лена. Девочка послушно кивнула. Она не понимала, но чувствовала, что скоро всё изменится, и ничего поделать уже не могла…
Лежа в кровати, Катя слышала, как ругаются на кухне родители. Отец что–то громко говорил, бил даже кулаком по столу, мама шикала на него, что–то отвечала, а потом крикнула, что Андрей хочет убить в дочке мечту так же, как сделал это много лет назад с самой Леной! Но она, Елена, этого не позволит!
Лена познакомилась с будущем мужем на курорте. Они мило беседовали, купались, гуляли вечерами, он дарил девушке цветы. Она тогда училась на последнем курсе института, хотела стать химиком… А Андрей работал и жил в этом Богом забытом городке, здесь не было места для химика. Выйдя замуж и переехав к мужу, Лена как–то пыталась устроиться в школу или колледж преподавать свою любимую науку, но все места были уже заняты. Её взяли на фабрику по производству лакокрасочной продукции. Обещали химиком–технологом, но, по сути, поставили у конвейера, научили нажимать нужные кнопки и смешивать ингредиенты. Лена ушла оттуда, когда забеременела Катей. Долго искала другую работу, стала зарабатывать на заказах по машинописи. Лена быстро печатала, бралась за рефераты, доклады, дипломы – словом, всё, что могло быть изложено на бумаге в виде печатных букв. А подруги, те, с которыми училась раньше Лена, устроились по специальности, кто в частные фирмы, кто на государственные места, неплохо жили, ходили в театры, гуляли по широким проспектам больших городов и только пожимали плечами, слушая, как Лена уговаривает их и себя, что поступила правильно, уехав с мужем…
— Мечта? — на миг запнувшись, переспросил Андрей. — А ты уверена, что это настоящая Катина мечта? Пара проигрышей, тяжёлые тренировки, и она взвоет, захочет обратно!
— Если она захочет, мы заберём её. А сейчас жизнь дала ей шанс. Ну и потом, ведь действительно, если она будет так зарабатывать, то и на лечение Юли хватит… — Лена осеклась. — Я знаю, что ты скажешь! Что я продаю одну дочь ради другой. Но Юля не должна страдать, и она может быть гораздо счастливей! И, если бы мы не жили здесь, возможно, она бы родилась нормальной! А ты… Ты!..
Лена вдруг расплакалась, села на кровать, отвернулась. И зачем только эта женщина пришла к ним сегодня?! Зачем?..
… Тамара Михайловна, услышав в трубке Ленин голос, счастливо улыбнулась.
— Да, Леночка, я вас слушаю. Согласны? Тогда что тянуть?! Оформим документы, и я забираю девочку, — сказала она.
Лена что–то спрашивала про жильё, питание, учёбу, про то, можно ли навещать девочку. Но тут Тамара строго одёрнула её:
— С момента нашего отъезда Катя станет мне как дочь. Неужели вы думаете, что я не прослежу, чтобы всё было хорошо? Вот только с контактом пока придётся подождать. Адаптация, вы же понимаете… Ей будет тяжело слышать ваш голос, это нормально, поэтому я попрошу пару месяцев звонить исключительно мне. И вот ещё что – я не обещаю скорых побед, но что мы будем идти к этому – клянусь.
В один из тоскливых дождливых дней, коими была богата местная атмосфера, Катя вместе с Тамарой Михайловной остановились на перроне. Андрей, хмуро глядя куда–то в сторону, буркнул, чтобы Катя там держалась, чтобы, если что, сразу звонила, и он её заберёт.
Лена виновато пожала плечами. Она и сама места себе не находила, пока собирала дочку в дорогу. Всё вышло как–то быстро, внезапно, слишком нереальным казалась их разлука, но вот поезд дал гудок, пассажиры поспешили в купе, Катя, стиснув зубы, потому что Тамара Михайловна велела не плакать, обняла Юльку, маму, потянулась к отцу. Тот подхватил её, обнял, прижал к себе и дунул в ухо, как обычно делал в минуты нежности.
— Ну довольно, Катя, а то мы опоздаем! — заторопилась Тамара Михайловна. — Я позвоню вам, как только устроимся. Катины тренировки начнутся с понедельника, так что будем очень заняты!
Проводник оттеснила Лену и Андрея, встала на верхнюю ступеньку, что–то сказала, но Лена не расслышала. Она вообще ничего не слышала сейчас – ни стука набирающих скорость колёс, ни Юлиного плача, ни проклятий Андрея. Она стояла, растерянно глядя на уходящий состав, потом зажмурилась…
Всё в дороге было интересно, всё впервые — и фирменное купе, которое Тома выкупила целиком и теперь, вальяжно откинувшись на подушку, рассказывала Кате о великих гимнастках, об их победах, тернистом пути.
— Я читала про Оксану Костину, — вдруг ввернула Катя, думая, что за такие познания тренер станет ещё больше любить её. — Жаль, что она разбилась… И ваша дочка, Настя, она же тоже…
Тамара Михайловна нервно выпрямилась, вздохнула так, как будто её только что душили, строго посмотрела на воспитанницу и, пригрозив пальцем, прошептала:
— Не смей никогда говорить про мою дочь, поняла? Яся была и будет только моей. Только моя это боль…
Катя вся сжалась, уставилась в окно, потом, поужинав, пассажиры улеглись спать. Катя долго ворочалась, но Тамара Михайловна прикрикнула на неё, чтобы замерла. Катя послушно вытянулась на койке, закрыла глаза и представила, что рядом спит Юля, а за стеной – мама с папой. Стало легче…
— Если будешь хорошо тренироваться, не капризничать, то мы выйдем на хороший уровень, сможешь посылать родным деньги. Им нужна твоя поддержка, — уже в темноте, как будто зевая, проговорила женщина. — Сестре бы к специалистам, да и матери твоей легче будет, если деньги появятся.
Катя сжалась под одеялом. Ей стало страшно от той ответственности, что вдруг положили на плечи…
… — Ты будешь жить здесь, — тренер, кивая на ходу знакомым и раздавая какие–то указания, ввела Катю в комнату, представила другим девочкам. — График занятий на стене. За опоздания я строго наказываю. Если вижу, что становится хуже, выгоняю. Поедешь домой, разочаруешь родственников!
Дверь захлопнулась, Катя уставилась на своих соседок. Те, пожав плечами, стали заниматься своими делами. Девочки были года на четыре старше Катерины, им с ней было неинтересно.
— Очередная Яся, да? Даже внешне похожи… — бросила подруге одна, девочка с тёмными волосами и вытянутым, худым лицом.
— И где она их находит? — ответила другая, косясь на Катю. Та несмело улыбнулась. — Ладно, располагайся, мы не кусаемся!
Новенькая кивнула, стала вынимать вещи и раскладывать их на полках в шкафу…
… Лена даже подскочила, когда раздался звонок Тамары Михайловны.
— Доехали, всё хорошо. Уже в своей комнате, сейчас пойдёт на обед, — отрапортовала тренер.
— А можно с ней поговорить, мне бы хоть словечко… — попросила Лена. Юля, вцепившись в её руку, слушала рядом.
— Нет, вы же знаете, это только сделает расставание трудным. Это никому не нужно! Вам достаточно того, что я с вами говорю. Извините, мне пора.
Тома выключила телефон. Она знала, что Андрей сунул дочке маленький, кнопочный сотовый, велев звонить, если будет нужда, но и его Тамара Михайловна уже нашла и засунула подальше в своей квартире. Незачем Кате звонить, писать. Теперь у неё новая жизнь. Теперь они вместе – Катя и её тренер, станут делать из девочки великую гимнастку…
Для Кати время как будто остановилось, застыло, наполненное сплошными занятиями, тренировками, каким–то обследованиями у врачей, потом опять в зал.
— Дай Бог, года через три ты приобретёшь нужную растяжку, — качая головой, говорила Тамара Михайловна. — Всё хорошо у тебя – музыку чувствуешь, ритм, предметы любишь, лента особенно тебе даётся, это видно, а вот мышцы пока чуть деревянные. Плохой у тебя был тренер до меня.
— Неправда! Павлина Кирилловна очень… — устало возразила Катя, но тренер не дала ей договорить.
— Послушай, девочка моя! Единственный хороший для тебя человек тут – это я. Я вытащила тебя, разглядела, и не смей спорить со мной, поняла? Ещё раз всю программу! Вставай!
— Я устала. Я хочу поговорить с мамой! — закапризничала Катя, скривилась, чтобы заплакать. На неё смотрели другие девочки, качали головой. — Отстаньте от меня! Всё болит, я хочу отдохнуть! Ну пожалуйста! — Катя схватила Тамару Михайловну за руку, но та вырвалась и… дала Кате пощёчину.
Девочка задохнулась от боли и неожиданности. Её ещё никогда не били…
— Чтобы я больше не слышала нытья, поняла? Ты спортсменка, а не девочка на физкультуре! А ну марш к станку, тянуть буду до тех пор, пока в узел не завяжешься! А вы что смотрите? Вам особое приглашение? — гаркнула тренер.
Катерина, всхлипывая, встала к перекладине, задрала ногу, потянулась. Тамара надавила сильно–сильно, так, что из глаз у девчонки хлынули слёзы.
— А ты как думала? Красивую жизнь надо ещё заработать! — бросила тренер. — Выдыхай и тянись, а то ноги как дрова!..
Через два месяца, гуляя по территории интерната, Катя вдруг увидела за воротами отца. Андрей искал её глазами, рассматривая одинаковые худенькие спины воспитанниц. У него в руках были любимые Катины фиалки, маленький букетик.
— Папа! — заплакав, крикнула девочка, хотела побежать, но Тамара была уже тут как тут.
— Послушай меня внимательно, Катя. Ты сейчас подойдёшь к забору, поздороваешься, скажешь отцу, что занята, что у тебя всё хорошо, и уйдёшь. Если же начнёшь нести чушь про то, что тебе тяжело, что нагрузки большие, я выгоню тебя, твоя сестра останется без денег на лечение, и всё из–за тебя. И папа расстроится тоже. Поняла?
Катя кивнула. Тамара сразу смекнула, что этой девочкой легко манипулировать, её больная сестра и убогое существование родни всегда встанут укором сытой и богатой до изысков жизни Катерины.
— Дочка! Катя! Да как же тут у вас калитка открывается?! — Андрей рвался на территорию, но дверца в заборе не поддавалась. — Катя! Я всё жду, что ты позвонишь! Как дела?! Цветы, вот цветы, это тебе!
Он протянул свой букет через решётку. Катя взяла его, оглянулась на тренера, та кивнула.
— Спасибо, папочка. У меня всё хорошо, просто совсем нет времени! Мы скоро будем выступать на каких–то соревнованиях, если я займу хорошее место, то вы сможете мной гордиться, да? — улыбнувшись, как будто ей очень весело, сказала девочка. — Мне пора! Извини, пожалуйста, папочка!
Андрей хватал её за куртку, но Катя увернулась, сначала пошла, потом побежала прочь.
— Что же вы делаете? — подойдя, спросила Тамара. — Только ребёнок адаптировался, вы являетесь, опять всю душу тревожите! Вы эгоист, Андрей! Настоящий эгоист! Вам надо, вы хотите её увидеть, а о дочке не думаете… Знаете, что? Уходите! У нас соревнования на носу, уходите!
Наблюдая за ними через огромное окно первого этажа, Катя видела, как злится отец, как строго разговаривает с ним тренер.
— Что, уже домой хочется? — услышала насмешливый голос сзади себя девочка. — Так беги! А Тамара себе другую найдёт. У неё их много было, всех перемолола, и тобой не подавится!
Рядом с Катей остановилась крепкая, вся какая–то упругая девочка, чуть старше самой Катерины.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего, что слышала. Отстань! — увидев, что Тамара Михайловна направляется к зданию интерната, девчонка убежала, а Катя так и стояла, держа в руках букет.
— Ну что ты тут торчишь?! Поставь цветы в воду и иди переодеваться! На время не смотришь? — тренер уже раздаёт указания. — И вот ещё что, диету надо будет тебе. За весом не следишь!
Катя кивнула и пошла к лестнице. А всё–таки хорошо, что папка приезжал, так как–то легче, а то вокруг чужие люди…
Пару раз Кате было разрешено поговорить с матерью, но та была занята. Юля простудилась, заболела, её с Леной положили в больницу. Катя тараторила, что всё у неё хорошо, что главное, чтобы Юлька выздоравливала, что мама должна непременно посмотреть соревнования по телевизору, маленькие, местечковые, какие–то коммерческие, но зато за первые три места дадут деньги…
— Я выиграю, мама, и отдам всё вам! — уверенно сказала Катя. Лена угукала, жмурясь и прижимая к себе Юлю…
Тогда Катерина ничего не выиграла. Ни тогда, ни в следующие пять соревнований. Тамара ругала её, чихвостила, на чём свет стоит, называя это закалкой характера.
— Так, — наконец сказала она, — или ты доказываешь мне, что достойна хотя бы минуты потраченного на тебя времени, либо уезжай! Только растраты от тебя! Но имей в виду, вернёшься в свой городишко с клеймом неудачницы, разочаруешь родителей, а Юля вообще будет над тобой смеяться. Ты слишком высоко вскочила, Катя, ты под крылом у звезды, будь добра соответствовать!
Когда–то Тамара так уже говорила. Не Кате, нет. Перед ней много лет назад, съёжившись от материнского голоса, стояла Яся, выкручивала сама себе пальцы, благо поразительная гибкость суставов давала возможность для многого, всхлипывала, тряслась от страха. Она усвоила урок. Следующие турниры она выигрывала, ни разу не давал промах. Значит и Катя сможет!..
…Звезда… Катя вспомнила о ней, когда на пятнадцатилетие тренер подарила ей купальник с красивой, вышитой переливающейся всем цветами радуги звездой. На падающую звезду загадала когда–то Катя стать гимнасткой, побеждать и удивлять… Звезда тренирует её, опекает, знает, что лучше, а что хуже… Сплошные звезды вокруг, а внутри пусто…
Катя уже давно перестала бороться с Тамарой Михайловной. Та считала это успешной адаптацией и ростом спортсмена, Катя же просто поняла, что так проще и безопасней жить. Катя уже стояла на пьедестале небольших соревнований, в её коллекции были «серебро» и «бронза», Тамара уверила, что выигрыш отчасти перечислила родителям девочки.
— Почему не весь? — поинтересовалась Катя. — Юле бы как раз хватило на реабилитологов.
— Ну извини, дорогая. Твоя мать и так ничего мне не платит, а купальники, аренду залов, взносы за коммерческие турниры тоже оплачиваю я. Так что в виде компенсации я беру часть суммы.
— Отдайте им побольше. Пусть сделают ремонт в нашей… в Юлиной, — поправилась Катя, — комнате.
— Я сама решу, что и как. А ты что разговорилась? Иди, вещи собирай.
— Зачем?
— Я забираю тебя к себе в квартиру. Тебе нужен индивидуальный график, хороший сон, а тут этого нет…
Тамара жила в большой квартире на пятнадцатом этаже новенькой высотки. Огромные, в пол, окна, выходили на Москву–реку, было видно, как по ней плывут теплоходы, носятся катера и частные моторные лодки.
Со вкусом обставленная квартира, картины на стенах, пол под мрамор, две ванных комнаты, просторная кухня – столовая, отдельный зал для тренировок заставили Катю зачарованно глазеть на всё это убранство.
— Что ты застыла? Твоя комната вон та, за светлой дверью. Иди, обживайся, а я пока приготовлю нам поесть, — распорядилась Тамара.
Катя послушно потащила свой чемодан, открыла дверь, зажмурилась от бьющего в окно солнца.
— Нравится? — крикнула Тамара Михайловна, включила духовку, постояла немного, раздумывая, а потом подошла и вдруг обняла Катю за плечи, нежно провела рукой по её волосам. — Твоя комната, дочкина…
— Что?
— Ничего. Мой руки, скоро обед будет готов…
Что–то изменилось между ними, появилась какая–то едва заметная ласка, будто Тамара наконец признала Катю «своей». Девочке это был неожиданно приятно, она старалась угодить тренеру, аккуратно выполняла программу, выкладывалась так, что пот по спине тёк, а ноги тряслись и подкашивались.
Тамара Михайловна уверенно вела свою подопечную вперед, а Лена, сидя дома у телевизора, смотрела на дочь. Они несколько раз виделись. Лена просила приехать, побыть дома, но Катя отказывалась, ссылаясь на занятость.
— Как там Юля, а, мам? Вы были у врача? — постоянно интересовалась Катерина.
— Конечно были, Катенька. Всё хорошо, немножко получше, ты не переживай!
— Мам, я ещё заработаю и вам пришлю, вы только Юльку в хороший центр отвезите, пусть ею займутся!
— Да ну что ты, Катя! И так всего хватает! — врала Лена. Да и это было не нужно. Врачи, которых порекомендовала Тамара, сказали, что ожидать от их манипуляций чего–то существенного не стоит.
— У вашей дочери повреждён сам мозг, — говорили они, разводя руками. — Компенсаторные механизмы работали усиленно в первые годы жизни, сейчас уже поздновато.
— Скажи это Кате, слышишь?! — кричал на жену Андрей. — Скажи, чтобы возвращалась, не дурила! Всё равно ничего не поможет!
— Андрюш, ей там нравится, я не стану её огорчать, — качала головой Лена. Она и сама запуталась – что можно говорить, а что нельзя, что будет Кате на пользу, а что нет. Правда – это не всегда легко, это как нож, острый, не терпящий сопротивления. Кате сейчас это не нужно!
… — Мы будем участвовать в региональных, Катерина, надо сделать новую программу, обязательно! — сев вечером напротив своей подопечной, заявила Тамара Михайловна. — У меня есть намётки, музыка, программа почти готова, только надо под тебя её чуть переделать. Кстати, купальник со звездой наденешь, он подойдёт. И в этот раз у тебя должно быть «золото».
Катя рассеянно кивала, потом, подняв на Тамару глаза, сказала:
— Я хочу поехать домой. На недельку отпустите меня, а…
Женщина напряжённо встала, подошла к окну, отвернулась.
— И что там, дома? — спросила она наконец. — Плакать будете, жаловаться друг другу на судьбу? Нет, сейчас это ни к месту. Вот победишь, отпущу.
— Но…
— Всё, я сказала. Иди к себе, Яся!
Тамара вдруг резко обернулась, увидела, как удивлённо смотрит на неё Катя.
— Уйди же! Сегодня годовщина смерти моей дочери. Я хочу побыть одна… — прошептала женщина.
Катя послушно поднялась с диванчика, извинилась и ушла…
Яся… Комната как будто была раньше её… Или они тут не жили? Но вот же на стене её фотография, вот какие–то игрушки за стеклом в шкафу…
Катя села за стол, включила компьютер, зашла в интернет. Потом Тамара будет ругать её за нарушение режима, тренеру придёт сообщение о входе в поисковик, но сейчас надо всё же узнать, кто такая была эта Яся…
Она умерла в больнице… Официальная причина смерти – инфаркт. В шестнадцать лет инфаркт?!
Катя сидела и смотрела на монитор. А там, на картинке, было запечатлено выступление девушки. Грациозная, очень симпатичная, она выполняла упражнения с лентой. И на ней был тот самый купальник с вышитой звездой…
За окном опять падали звёзды. Тамара смотрела на их короткий полёт и не успевала загадать желание. В её голове все перепуталось – что просить? Победы Яси? Но той уже нет… Кати? Да, точно, она же так похожа на дочку, она талантлива, она справится…
Но опять звезда упала, а Тома не загадала…
Сама Тамара тоже когда–то «упала» с пьедестала потускневшей звёздочкой, проиграла, после чего ушла в тренеры. Её звезда должна возродиться благодаря Катерине! Яся не смогла, не выдержало сердце, а Катя сможет!..
К соревнованиям готовились полным ходом. Тамара как будто озверела, не давая подопечной свободно вздохнуть, гоняла её, заставляла отрабатывать всё с начала до конца. Сорок три прогона за одну тренировку Катя выдерживала с трудом, проклинала всё, но потом, представив, как на неё одевают золотую медаль, вздыхала, стискивала зубы и вставала, готовая работать.
— Ты угробишь её, Тома! — говорила коллеге хореограф. — Сломаешь. Зачем? Дай девчонке перевести дух!
— Отстань, Николаева. Если бы я тебя слушала, то плелись бы мы в хвосте, а ты посмотри на нашу звёздочку! — отмахивалась Тамара Михайловна. — Она ещё сделает нас с тобой лучшими!
— Дай–то Бог! — хореограф только поджимала губы…
Утро перед соревнованиями выдалось каким–то суматошным. Катю рвало, у неё кружилась голова. Вызвали врача, тот диагностировал истощение, велел сниматься с состязаний, грозился написать, куда следует.
Но Тамара Михайловна уверила его, что всё будет хорошо, сунула в карман конверт с деньгами и выставила за дверь.
— Вставай, Катя, хватит уже. А ну вставай! — закричала на воспитанницу Тома, шлепнула ту по бедру.
— Не могу. Не буду. Всё! — отмахнулась Катерина, накрылась одеялом.
— Катя, детка, — перешла на ласку тренер, — ты же помнишь, что, выступив, ты получаешь право поехать домой. Ну же! Последние силы собери, потом отдыхай, я слова не скажу! Яся… Ясенька…
Катя резко села на кровати, испуганно смотрела в полубезумные глаза Тамары Михайловны. Та опомнилась, отвернулась.
— Дочка моя эту же программу делала. Ну ради меня, Катя, постарайся! Ты не знаешь, что значит потерять дочь, ты ничего не знаешь!.. — всхлипнула Тамара.
Катя послушно поднялась, сходила в душ, поела. Да, она, слава Богу, никого не теряла. Раз тренер просит, надо потерпеть, уж как–то дотянуть, а потом поехать домой… И не вернуться!
Андрей позвонил на сотовый Тамары Михайловны за час до начала соревнований.
— Сейчас я не могу её дать, она разминается, ты, что, не понимаешь?! — рявкнула она.
— Нет, не понимаю. Лена в больнице, она просит Катю приехать! — выпалил мужчина.
— Зачем? Она не врач, она сейчас занята. Выступим, я ей передам, она позвонит.
— Послушайте, вы! Я знаю, что у вас нет ничего в голове, кроме вашей работы, вы никого не любили, никого вам не жаль, но сейчас не время рушить жизнь другим. Позовите Катю, я сказал!
— Не любила?.. Да я любила больше, чем ты себе можешь вообразить! Я любила свою дочь, я дала ей всё, а не запирала в захолустье! Я бережно относилась к своей беременности, а не шаталась зимой по дорогам, я вырастила её, выпестовала, а потом…
— А потом убила! — крикнул Андрей, выругался. — Об этом мало пишут, но я нашёл всё же. Ваша дочка умерла от того, что вы её загоняли! Инфаркт в столь юном возрасте? С чего вдруг?! Вы сумасшедшая, сдвинутая на голову! Позовите Катю и скажите, чтобы ехала домой! Она не ваша, она моя, Ленина, она Юлькина в конце концов! Она сама своя! Быстро!
— Нет… Нет… — улыбнулась, бегая глазками, Тома. — Она моя. Я сделала её, вылепила, растила, кормила, поила. А теперь она должна мне за это. Много чего должна. Завтра приедет. Всё!
Тамара Михайловна бросила на стол телефон, развернулась и пошла в раздевалку, где Катя должна была готовиться к своему выходу…
— Где она?! Где? — металась по спорткомплексу растрёпанная, растерянная Тамара. — Где моя девочка, моя гимнастка?!
Камеры видеонаблюдения показали, что Катя полчаса назад вышла из здания, села в такси и уехала. Потом одна из участниц соревнований расскажет, что дала Кате свой телефон, та позвонила домой, бросила вещи и убежала.
— Как же она могла?! Как могла нас с Ясей подвести?! Моя звёздочка, моя девочка… Как же так… — сидя на полу, шептала Тамара Михайловна. К ней подошла хореограф Татьяна Николаева, села рядом. Тома уткнулась в её плечо, заплакала. — Я совсем запуталась, Таня… Я больше не понимаю, что происходит…
— Поехали домой, Тамарочка, ты выспишься, отдохнёшь, — гладя подругу по спине, уговаривала Татьяна. — Так даже лучше, так Яся осталась звездой, её Катя твоя не обошла, не победила. Хорошо же, да?
Тамара, улыбаясь, кивнула. Ясина звезда так и сияет на небе, она не упала, её просто не видно за облаками…
… Катя сидела у маминой койки, смотрела, как чуть трепещут во сне Ленины ресницы.
— Ничего, уже всё позади, — успокоил два часа назад ворвавшуюся в больницу девушку врач. — Теперь надо контролировать сахар, соблюдать диету, я всё расскажу, но пока она у нас под наблюдением, успокойтесь! Ну что же вы так дрожите?! Погодите, а вы же гимнастка, да? Вы же должны были выступать сегодня! — удивился доктор.
— Да уж как–то не судьба, — пожала плечами Катерина.
— Ой, но вы мне всё равно автограф дайте, пожалуйста! Дочка у меня, шестилетка, вами бредит! Вот, говорит, вырастет, тоже станет звездой, как Екатерина, то есть вы…
— Да какая теперь я звезда? Упавшая только если… Дисквалификацию дадут мне. Но, знаете, я не жалею. Упав на землю, я начала дышать… Мамочка, проснулась? Мама, ну что же ты нас так пугаешь?..
Лена улыбнулась, потянулась к дочери, та осторожно обняла её.
Вошла в палату Юля, за ней Андрей. Обнялись, Катя погладила Юлю по спине, заметила, как девочка окрепла.
— Нам нашли хорошего врача–реабилитолога, совершенно бесплатно, представляешь?! — рассказывал потом, по дороге домой отец. — У неё какие–то свои методы, Юле нравится, всё понятно, доступно, а результат превосходный! Её, кстати, сюда твоя Тамара прислала. Месяц уже занимаются, Юлю не узнать.
— Тамара Михайловна? Ты ничего не путаешь? — удивлённо спросила Катя.
Андрей помотал головой…
… Тамара Михайловна сидела на скамейке, держа в руках газету. Она сидит здесь уже два часа, так и не прочитав ни строчки. Она ждёт. Сегодня к ней приедет Катя, она будет рассказывать, как живёт, как учится, потом они пойдут пить чай или кофе в ресторанчик за углом. Потом помолчат, думая каждый о своём, и Тома наконец спросит:
— Ты довольна своей жизнью, дочка?
Катя задумается.
— Да, я довольна.
— Ты жалеешь, что мы познакомились? — взор Тамары чуть прояснится. — Ты не о таком мечтала?
— Нет, не жалею. Я поняла, что мечты – это что–то непонятное, неоформленное. Её загадываешь, думаешь, что всё просто, а она оформляется в земное, теряет блеск…Ты многому меня научила, например быть сильной. Ты показала мне другую сторону жизни, закулисную, трудную. Это пошло на пользу.
— Но ты же могла стать звездой, Катя… Могла всех их обыграть…
— Нет, Тамара Михайловна, я бы обязательно сорвалась, напутала что–нибудь. Вашу дочку трудно превзойти. Я смотрела в записи её выступление, вот она действительно звёздочка.
— Спасибо, Катюша… Спасибо…
Катя приезжает к Тамаре Михайловне каждый месяц. Она не в обиде на неё, не злится. Ей Тамару жалко, а помочь ничем нельзя…
Падают и загораются на небе звёзды, восходят на пьедесталы новые чемпионы, а Ясина звезда всегда особенная, она горит только для её мамы. Тома узнает её из тысячи, вздохнёт и прошепчет о своей любви…
Зюзинские истории
