Шустрая, в спортивной куртке и модных кроссовках, которые так удачно “не подошли” невестке, в вязаной шапочке и c электронными часами на руке, которые, по уверению сына, еще и показывали сердцебиение, пожилая женщина бодро вышагивала по песчаной дорожке парка. Она старалась правильно дышать и грациозно откидывать назад палки для “Скандинавской ходьбы”, так, как эта делала молоденькая инструктор Анечка. Анечка возглавляла процессию. Женщины, человек десять, иногда переговаривались о делах насущных, но под пристальным взглядом Анечки все затихали, прилежно чеканя ритм наконечниками палок.
Аня была строгой и неразговорчивой. Она делала свою работу, делала хорошо, грамотно, но не душевно. Что очень расстраивало ее подопечных.
-А что, Анечка, — Пелагея Дмитриевна, то ли немного опьянев от свежего, весеннего ветра и жарящего солнца, то ли поддавшись врожденному любопытству, наконец, решилась спросить о самом главном. — Вы замужем? Детки есть?
Товарки притихли, ускорились и прислушались. Кольца на пальце нет, счастья в глазах тоже… Кто она, эта Аня? Чем живет, о чем думает?
Участницы “Скандинавского забега” давно знали друг друга. Маленькие, уютные дворы, переплетающиеся тропки по магазинам, поликлиникам и садикам-“за внуками”- сплотили женщин, сделав их командой. И команда жаждала знать о своем вожаке все.
Услышав вопрос, Анна нахмурилась и как будто вся сжалась, скукожила душу, чтобы ее было не разглядеть.
-Это не важно, Пелагея Дмитриевна! Вы лучше следите за дыханием! — отрезала девушка и ускорила шаг. Стайка ее подопечных утвердительно кивнули друг другу, как будто их самые страшные предположения подтвердились.
-Встали в круг. Начинаем разминку! — голос Ани вихрем облетел хоккейную коробку, где на теплом от солнца покрытии расположились спортсменки.
-Нет у нее никого! — шептала одна.
-Есть, но они в ссоре, — отвечала ей другая.
-Хватит, девочки. Подтянитесь! — Пелагея Дмитриевна поправила шапочку и стала выполнять бодрые махи ногами. — Потом поговорим!
Тренировка закончилась. Аня попрощалась со всеми, и, схватив сумку, быстро ушла в сторону метро.
А ее подопечные, щебеча на весь парк, смеясь, прошли к пруду и расселись по лавочкам. Спортивная часть их прогулки закончилась, настало время солнечных ванн.
Все молчали, наблюдая, как молодая мать везет по аллее коляску с близнецами, проводили взглядом бегуна, чьи мускулы бесстыдно выпирали под футболкой, а потом следили за тем, как черная, похожая на большой камень, черепаха, жившая в местном пруду, осторожно карабкалась по стволу дерева, растущего у самой кромки воды. Черепаха забиралась все дальше, воображая, видимо, что парит над мутной, закиданной пушинками водой, а потом, сделав пару неловких движений, падала обратно в пруд. Но через несколько минут опять выныривала и начинала все с начала.
…Вот и Аня так же, как эта черепаха, карабкалась, стараясь сделать все правильно, но не получалось. Она соскальзывала в одиночество, шлепая руками по волнам жизни. Рядом с ней никто “не приживался”. Тяжелый характер, упрямство и страх. Страх стать слабой, довериться кому-то, позволив что-то решить в своей судьбе. Она шла по жизни, как по усыпанному стеклом асфальту. Не идти — невозможно, но и шагать вперед опасно.
Вот она и топталась на месте. Но этого не должен знать никто, тем более женщины с тренировки…
-Пелагея Дмитриевна! — вдруг посерьезнела одна из участниц занятия, Дарья Андреевна, в прошлом директор большого магазина. — Зря вы девочке в душу лезете.
-Ой, ладно! — возразили с соседней лавочки. — Подумаешь, просто спросила…
-Ничего не просто! — оборвала Дарья Андреевна. — Вы начальника на работе спрашивали о личной жизни? Нет? То-то же. А если бы спросили, то — трудовая книжка в руки и прощайте! Не хочет Аня рассказывать, пусть не говорит. Вам-то какое дело?!
-Правильно! Никому ни до кого нет дела! Никому ни до чего. Только о своем, о себе! — завелась вдруг одна из женщин, худенькая, похожая на тростинку, Елена. — Сейчас даже соседей по квартирам не все знают. Сидим в своих коробках. Раньше было не так…
-Завела опять свое! — Дарья Андреевна поморщилась, потирая колено. — Лезть в душу никогда не принято было. Кто мы ей? Тетки с занятий, просто единички в группе…
И вздохнула…
…Электричка раскачивалась в такт стуку колес. В вагоне стоял крепкий, душноватый запах свежесрезанных пионов, пирогов с мясом, гуталина и машинного масла.
Аня, крутя головой, не могла усидеть на месте. Девочка постоянно теребила мать за рукав куртки.
-Мам, а нам еще долго? А там куры есть? А гуси? А корова есть?
-Аня! — строго посмотрела на нее мама. — Отстань. Все там есть. Ехать еще долго, на, вот, книжку почитай!
Женщина вынула из сумки учебник и сунула в руки дочке.
-Фу! Опять эти уроки! Каникулы же!
-Тогда просто посиди молча!
Мать отвернулась, сложив руки на сумке, набитой продуктами.
И Аня сидела молча. Потом стала что-то напевать, потом все же устала и прикорнула, потихоньку заваливаясь на плечо матери.
Женщина даже не обратила на это внимание. Она, как и Аня, считала минуты до прибытия в Ольшанку. Там, в добротном, бревенчатом доме, с печкой, сенями и резными, выкрашенными в белый цвет наличниками на окнах, ее ждали родители.
-Мам! Аня поживет немного у вас? Деньги и продукты я оставлю. -Да пускай поживет! А что случилось-то? — баба Ира перебирала выложенные на стол деликатесы и потихоньку рассматривала лицо взрослой, худющей, задерганной заботами дочери.
-Работать мне надо. Такое хорошее место нашла, только весь день нужно быть, а куда я Аньку дену?… В лагерь уже опоздала, пусть у вас побудет.
И Аня побыла. Прожив до осени в уютном, дышащем смолой и наблюдающем за своими хозяевами глазами-сучками доме, вместе с дедом и бабой Ирой, Аня, по настоянию матери, переехала к ним и на “зимние квартиры”. Мама приезжала по выходным, в будни никак не получалось. Приехав, долго сидела на кухне и пила чай, а Аня звала ее гулять.
-Подожди, доченька! Отдохну немного, и пойдем. Я там тебе подарки привезла. В пакете на кровать положила. Иди, посмотри!
-Да на что ей твои подарки? Ты ей нужна, — баба Ира только качала головой, насухо, до скрипа, вытирая кастрюли, перебирая ложки и вздыхая.
-Я понимаю. Но что делать! — женщина за столом брала еще одну конфету и наливала еще одну чашку чая. — Деньги нужны? Нужны. Отец ее ничего не платит. Только иногда принесет что-нибудь съестное, благо свекровь на кухне работает где-то. И что мне с ее курицей делать? Из нее сапоги себе не сшить!…
Анина мама тогда устроилась в магазин, постепенно укоренилась там, пережив кризис, смену начальства, угрозу закрытия. Все время, которое она раньше тратила на дочь и семейные заботы, вдруг перекинулось на работу. Можно было не переживать о деньгах, как это было, пока она жила с мужем, можно было сходить в парикмахерскую, купить себе то или это. Себе… Себе…
Как она отвыкла от того, чтобы сделать что-то себе, для себя, и не чувствовать, что обделяет семью… Муж зарабатывал немного, “на еду хватало”, все остальное считалось излишеством. Аня сидела дома с мамой, потом пошла в школу. Мама забирала. кормила, вела на кружки во Дворец пионеров, возила на плавание, помогала с уроками. А потом вдруг поняла, что задыхается в такой клетке. Она уже не принадлежала себе, растворившись в чужой жизни.
-Мама! Ты куда? — строго спрашивала Аня, увидев, как мать надевает пальто и сапоги. — Нам же скоро на занятия!
-Я успею. У меня запись в парикмахерскую.
-А если нет? — муж вышел из комнаты. — Нашла время!…
И женщина начинала волноваться. А вдруг, и правда, не успеет? Подведет дочь, а ведь мать должна заботиться о ребенке прежде всего, раз не ходит на работу!
Парикмахерская откладывалась, сапоги сиротливо гнули свои голенища в уголке прихожей.
Год за годом текла жизнь этой семьи, пока вдруг, словно пружина, стянутая до предела, в душе женщины не произошел рывок, отчаянный, почти звериный, бросок на свободу. Она вдрызг разругалась с мужем и, взяв дочь, ушла.
На развод Даша подала сама. В день суда за окном вдруг повалил густой, пушистый, стирающий очертания соседних зданий, снег.
-Смотри, Анечка, какой белый снег! — говорила женщина, гладя дочь по голове. — Значит, все будет хорошо! Все у нас будет заново, все по-другому.
-А я хочу с папой! — Аня растерянно смотрела на мать. — Я хочу, чтобы он тоже жил с нами!
И плевать Ане было на полупустой холодильник, на то, что донашивает сапоги за соседской Валькой, не важно ей было, что там у матери на голове. Ее, Анин, мир и не знал, как может быть по-другому. Да и не хотел знать. Но мама решила все сама…
А когда Даша, так звали Анину маму, развелась и оказалась “на свободе”, нашлась и работа, появились, выросли, расправили перышки крылья за спиной. Даша стала сама себе хозяйкой, дом — полная чаша, Аня только крутилась по вечерам рядом, ноя, что хочет вернуть папу.
-Позвони ему, пусть заберет тебя в субботу, сходите куда-нибудь! — отмахивалась Даша. Ей муж уже стал совсем чужим. Только иногда просыпалась в душе тоска, Даша и сама не знала, по чему — по мужу ли, или по молодости, что прошла безвозвратно…
-Я с ним буду жить! Я буду жить с папой! Он сказал, заберет меня к себе! — Аня кричала на мать, требуя всем своим детским существом слепить обратно разрушенный песочный замок их счастливой семьи.
-Ага! Еще чего! Никогда этого не будет! — отрезала Даша. — Собирайся, завтра к бабушке едешь. Там каникулы догуляешь. Мне по работе надо будет уехать.
Баба Ира только вздыхала. Ей было всех жалко, но сделать она ничего не могла. Для Ирины семья была чем-то незыблемым, камнем, положенным в основание ее мира, фундаментом, без которого все старания бессмысленны. Но времена изменились, упростилось слово “развод”, стало каким-то будничным, превратилось в доступную опцию супружеской жизни…Может, и ничего в этом плохого нет?… Баба Ира не знала…
Так Аня и жила у бабы Иры, встречала мать в прихожей, надеясь, что та, наконец, скажет собираться и ехать домой. Но Даша молчала. Слишком жалко было ей своей свободы, она пила ее взахлеб, не в силах напиться. Грустила ли она по дочери? Было… Но всегда находились оправдания, Даша уговаривала сама себя в правильности поступков. Бабушки всегда помогают с внуками! Так заведено, ничего в этом страшного нет!…
А потом Аня выросла. Она перестала чего-то ждать, сидя с бабой Ирой на неудобном, но уже таком родном, диванчике в гостиной. Приезды матери часто пропускала, сама к ней не наведывалась, ссылаясь на учебу.
-Мам! А что, Анечка? Совсем мне не звонит, где она вообще? — Даша опять пила чай, расправляя ноготком фантик.
-Ну…
Баба Ира замялась, отвела глаза и кинулась мыть посуду, что так удачно оставил дед в раковине. Теперь руки заняты, шумящая в кране вода мешает разговаривать, авось, Даша напьется чая и уедет.
-Что? Где она? — Даша, встав рядом, резко закрыла кран.
-Дашенька, она гулять пошла. Просто погулять с другом…
-Другом? Каким еще другом?
Было почему-то обидно слушать, что у дочери появилась совсем другая, чужая жизнь, которой она никогда не поделится с матерью.
-Ты его не знаешь…
Баба Ира схватила полотенце и стала вытирать тарелки.
Аня влюбилась. Баба Ира это видела, мешать не стала. Аня девчонка умная, глупостей не наделает…
А Ане хотелось семьи. Своей, крепко связанной, до предела скрепленной, чтоб “глаза в глаза”, чтоб не было странной пустоты, оставшейся от расколотой матерью жизни.
-Аня! — мать стояла на пороге, встречая дочку. — Сколько можно ждать? Где ты гуляешь!?
-А ты не жди, — бросила ей Аня и прошла мимо, в свою комнату.
-Ты как со мной разговариваешь? Лучше бы поздоровалась!
-С кем?
-Со мной! Мать приехала, а ей плевать!
-Моя мать давно живет со мной, — процедила сквозь зубы Аня. — Зовут ее баба Ира. А тебя я уже и не знаю, как называть. Извини, я пойду к себе. Чай там, на кухне.
Даша растерянно смотрела ей в след… Жестоко, больно, как земля из-под ног…
…С тех пор прошло много лет. Аня вычеркнула мать из своей жизни. Похоронив бабу Иру и деда, она переехала жить к отцу, ухаживала за ним, училась в институте.
-Анечка! — хриплый голос отца Аня слышала даже во сне.
-Что, папа?
-Дашенька не звонила? Она на работе сейчас?
Аня замерла, уставившись на отца. До сегодняшнего вечера он никогда не спрашивал о бывшей жене.
-Нет, не звонила.
-Жалко. Я хотел сказать, чтобы хлеба купила. Хлеба у нас нет…
Новый, купленный только сегодня, батон лежал в хлебнице, Аня это точно помнила!
-Так я схожу! — с сомнением сказала девушка.
-Нет, что ты! Пусть Дашенька сходит! У нее рука легкая, самый вкусный выберет!…
Аня зажала рот рукой и вышла из комнаты…
Врачи только разводили руками. Старость нельзя вылечить. Только любить, каждую минуту, каждый миг, потому что следующий может стать последним!
И Аня старалась. Каждый день, прожитый без отца в детстве, с редкими встречами на выходных, она восполняла сейчас, боясь не успеть.
-Дашенька? Нет, ты. Аня… — отец все чаще путал их, открывая входную дверь…
Аня научилась не плакать, глядя на его дряхлеющее тело, слыша его голос, путающий слова…
…Что мать записалась к ней в группу, Аня узнала, прочитав знакомую фамилию в списке. Рука сам потянулась за карандашом — вычеркнуть, стереть, снова прогнать. Но начальство не разрешило. Дарья Андреевна была уважаемым, известным в узких кругах человеком, так рисковать было нельзя!
…Очередная тренировка закончилась. Женщины, как всегда, поблагодарили Анну за работу. И тут впервые Дарья Андреевна услышала Анин голос, называющей ее по имени.
-Дарья Андреевна! Что с коленом?
Тревога просквозила в голосе дочери, или показалось?
-Да так, Анечка. Ничего, помажу дома, пройдет.
-Тренировки на месяц прекратить, сходите ко врачу. Вам нужно обследоваться.
Аня кивнула всем остальным, прощаясь и уже собиралась уйти, но услышала за спиной Дашин оклик:
-Ань, ты не…
-Что?
Дарья Андреевна смутилась, замотала головой.
-Ничего. Извини.
Пелагея Дмитриевна быстро увела товарок на другой конец парка. Может, ничего у Даши и не получится, но ей дан шанс, не стоит мешать!
-Нет. Что ты хотела,… мама?
Дарья Андреевна встрепенулась, словно расцвела.
-Как вы там? Как отец? Можно, я приду?
Аня отвела глаза, помолчала, а потом, пожав плечами, утвердительно кивнула.
Вечером Даша стояла на пороге квартиры, из которой когда-то сбежала, устав быть замужем. Добилась ли она того, о чем мечтала? Отчасти. Много ли потеряла? Безусловно. Но жизнь есть жизнь, у каждого она своя…
-Дашенька пришла! — муж, совсем седой, похудевший, вышел в прихожую.
К нему вернулась его Даша. Такая, какой он запомнил ее много лет назад. Вернулась из магазина, сбегав за хлебом к обеду. Память мужчины сохранила все самое родное, теплое и нужное, перетасовав воспоминания, выбросив из их колоды ссоры, развод в суде, Дашины грубые слова, заменив прошлое. Так было нужно…
-Дашь! Ты больше так далеко не ходи! Я волновался! — мужчина протянул руки, забирая у Даши пакет с продуктами. — Такие тяжелые сумки носишь! Ай-ай!
Аня судорожно вздохнула и ушла на кухню.
-Не уйду, ты извини! — Даша взяла мужа за трясущуюся руку и повела в гостиную. — Просто долго шла домой…
И это было правдой…
