Ступеньки бежали вниз, Ниночка их догоняла. Она счастливо улыбалась и мурлыкала под нос какую-то песенку. Наконец она спрыгнула с последней ступеньки прямо на влажную от утренней росы гальку.
Было раннее утро и туристов ещё не было на пляже. Это было то время, когда местные жители могли насладиться своим морем. Хоть они и считали его своим, но принадлежало-то оно туристам. Они и не возражали, ведь это их заработок.
Ниночка сбросила с себя сарафан и с криком побежала в море. Вода была ещё холодной, но солнце уже ласкало поверхность.
Море. Море было Ниночкиной стихией. Она родилась и выросла в этих краях. До семи лет она прожила бок о бок с диким пляжем, где вековые сосны охраняли берег от пиратов.
— Дедушка, дедушка, а расскажи про пиратов, — просила Ниночка деда, когда они сидели на берегу и ловили барабульку.
— Про пиратов? — прищурив один глаз и разглаживая усы, спрашивал дед.
Ниночка усаживалась поудобнее, подпирала кулаками щёчки, и готовилась слушать.
— Ну, слушай про пиратов. Давно это было, сто, а может, и двести лет назад. Меня тогда ещё на свете не было, а мой дед ещё мальцом был. Вот, таким как ты.
И вот однажды они с ребятами пришли на берег, вот прямо на это место, и видят корабль лежит на боку. А рядом с ним валяется пиратский флаг, ну тот, где череп и кости. Мальчишки-то завсегда любопытные. Ну, они и полезли в самую пробоину в трюме. А пробоина большая была, спокойно влезть можно. Залезли, а там сундук. Большой, но не на столько, чтобы втроем нельзя было вытащить. Вот тащат они его, тащат, уже из трюма вытащили на берег. Сели отдышаться и подумать как бы им замок сбить, а сзади слышат скрипучий голос:
— За этот сундук трёх мертвецов дают.
Обернулись они и как закричат от ужаса. Стоит одноногий пират, опираясь на костыль. Одежда его вся в крови, лицо изуродовано, а вместо одного глаза чёрная дыра. Стоит он и зловеще улыбается, обнажив гнилые зубы.
Хоть мальчишки были не из робкого десятка, да как такое увидели, так пулей убежали с берега.
Убежать-то убежали, но любопытство было сильнее. Подговорили они ребят постарше пойти на следующий день на берег. Приходят, а там ни корабля, ни сундука. Ну, старшие-то ребята побили моего деда с друзьями, мол, чтобы не повадно врать было. А какой резон им врать? И пират тот такой страшный был, что не приведи Господь увидеть. Да и сундук с богатством они тащили, вот как я эту барабульку тащу.
В общем, мой дед божился, что этот пират свой сундук где-то на берегу спрятал, а корабль в море спрут утащил. Да, тогда ещё в наших краях вот такие спруты водились, — дед развёл руками, а Ниночка поежилась от страха, представив щупальца огромного спрута, тащившего корабль в море.
А потом родители уехали далеко от моря и увезли с собой Ниночку. Она скучала и по шуму прибоя, и по крикам чаек, и дедовым рассказам, и по жаренной на костре барабульке.
И только летом, когда её привозили на каникулы в родной город, к родному морю, Ниночка была счастлива.
Вот и сейчас, будучи взрослой девушкой, и вдоволь накупавшись в море, она спешила домой. Ведь скоро надо будет открывать ларёк, в котором дедушка прямо на глазах у отдыхающих будет жарить барабульку и складывать её в бумажный пакет. А Ниночка будет принимать заказы, улыбаться и просить подождать пять минут.
Дедушка. Её милый дедушка, чьё лицо круглый год было чёрным от горячего солнца и солёного ветра. От которого пахло табаком и рыбой, был уже стариком. Ещё не совсем немощным, но после смерти бабушки, заметно сдавшим. Он стоял возле уличной плитки, бросал в кипящее масло рыбу, и напевал пиратские песни.
— Деда, а сундук-то с сокровищами кто-то нашёл, — лукаво улыбаясь, спросила Ниночка, пока не было покупателей.
Дед засмеялся, разгладил усы, подмигнул, и ответил:
— Да кто его знает. А сокровище у каждого своё. У меня, например, сокровище сидит напротив и хитро улыбается.
Ниночка обняла деда за плечи и рассмеялась. Как же ей было хорошо в этом городе, где жаркое солнце, соленое море, и дед со своей неизменной барабулькой. Это было для неё самым большим счастьем.
