Не приняла Прасковья невестку, жену единственного сына Василия в свою семью и невзлюбила. Красивая женщина, эта Настасья! Любого охмурит, что и говорить. Только слава о ней нехорошая больно: и черной вдовой ее кличут, и ведьмой.
Василию сорок скоро, а Настасье тридцать пять. А уж дважды вдова, если не считать самого первого, еще не мужа, но жениха, который из армии не вернулся. А потом два раза замуж выходила, мужей похоронила. И вот Василий третий.
Прасковья места себе не находит, за сына переживает так, что ночей не спит, почернела, осунулась. А подруга ее давняя, соседка по дому, так и говорит:
— Извести ее надо, ведьму проклятую, пока она твоего сына следом за теми несчастными не отправила.
Настасья об этих разговорах не знала, но нелюбовь свекрови чувствовала очень хорошо, хоть и жили они с Василием у нее в дому, а к Прасковье только помочь или на чай вечерком заглядывали.
Та злилась, что сын в примаки пошел, и невестку всегда недобрым взглядом сверлила, а сыну что-то нашептывала. Тот отмахивался от матери, и жену домой уводил подобру-поздорову.
Жизнь у молодой женщины и впрямь была тяжелой. Красивая она была, Настасья, ладная. Еще в школе подружилась с Иваном, рослым парнем, из хорошей семьи. Его же и в армию проводила, как невеста уже. Ждать, говорит буду. А Иван по возвращении жениться обещал.
Но не дождалась Настасья жениха. Он погиб при выполнении своего воинского долга. А она долго переживала и замены не искала.
Но вот приехал в их село новый молодой агроном Илья Захарьин и влюбился в тихую красивую девушку. Долго ухаживал, наконец она ответила взаимностью. Да и то потому, что рыжий выпивоха Сенька проходу не давал.
Илья был хорошим мужем, образование имел, был на виду в колхозе. Дом выстроил, хозяйство завел. И жили они с Настасьей душа в душу. Правда, ребеночка завести не успели: погиб Илья.
Сенька пьяный тонуть стал, решив искупаться в студеной реке, да в омут попал. Илья на помощь бросился. Так вместе и ушли, не выплыли, бедняги.
Страшное это было время для всего села, сразу два утопленника. А Настасья вся горем изошла. Два года в черном ходила. Ей всего-то двадцать пять, а она уж вдова.
Но к тридцати годам, она в себя пришла немного, хозяйство свое не запустила. Работала на ферме бок о бок с Антоном Прошиным. Он за скотиной смотрел, ветеринар, а она за кормами да за чистотой следила. Доить помогала.
И влюбился Антон в ладную женщину, тихую, спокойную. Предложение сделал, Настасья не отказала. Свадьбу сыграли, а злые языки все свое твердят: мужики один за одним на тот свет уходят от этой Настасьи. И этот, мол, не жилец.
Кто-то защищал ее, что, мол, нельзя так о человеке. Она женщина хорошая, только невезучая очень. А вот с Антоном все у них будет хорошо.
Но накаркали недоброжелательные языки или сглазили, трудно сказать. Настасья и Антон ждали ребеночка, шел уже четвертый месяц ее «интересного положения», как новая беда обрушилась на ее хрупкие плечи.
Пожар на ферме приключился. Горело все страшно, сено занялось, полыхало так, что никакими силами было не остановить, пока пожарники из района не приехали.
А пока их ждали, старались скот вывести из огня. Желающих, правда, мало было в пекло лезть, а Антон больше всех старался. Себя не щадил.
И вот в очередной раз туда забежал, а обратно уже не вышел. Даже пoxopoнить толком нечего было.
Настасья сама чуть жива осталась после этой трагедии. Ребеночка потеряла от горя, седая прядь в ее густых волосах появилась, но красоты не убавилось. Наоборот, какая-то загадочная стала эта красота, мрачная что ли. И в глазах тоска-печаль.
Народ сельский ее сторониться стал. Так «ведьмой» за глаза и прозвали. Ни подруг, ни друзей. Маманя престарелая, тоже сколько горя с дочкой нахлебалась. Так и жили вдвоем. О замужестве Настасья не помышляла больше, мужчин сторонилась, а женщины сторонились ее.
Прошло пять лет, ей тридцать пять исполнилось, а внешность не менялась. Только седая прядь так и серебрилась у виска. И вот из города вернулся Прасковин сын Василий. Вновь к матери перебрался к сорока годам. Не заладилось там у него. Работу потерял, жена ушла, детей не заимел. Так со своим одиночеством и не справился.
А руки золотые, строитель. Поэтому приняли его в селе с распростертыми. Молодых мужчин раз два и обчелся. И молодухи прихорошились, засматриваются на городского да свободного. А он как Настасью увидел у колодца, так и покой потерял. Все, говорит матери, женюсь я на ней.
Прасковья и так и эдак, и в слезы и в уговоры. А сын ни в какую. Пришел к ним во двор, напомнил о себе, мол, молодым уехал из села, да вот вернулся.
Крыльцо им с матерью поправил, забор подновил, потом за прохудившуюся крышу взялся. А потом и за Настасью. Сосватал он ее. Та время на раздумье взяла.
Но прежде, чем согласиться на его предложение, все ему про себя и рассказала без утайки.
— Не любят меня в селе, боятся, а ты не забоишься? – спросила она его после своего горестного рассказа.
Но Василий ответил так:
— Это я все слышал, бабские сплетни. Я тебя полюбил, я на тебе женюсь. Только согласие свое дай, и свадьбу сыграем.
Согласилась Настасья с одним условием, что жить они у нее будут, с ее маманей. К свекрови она не пойдет. Василий не возражал. Все равно свой дом отстраивать собирался.
Расписались они в итоге, свадьбы не было. Так, посидели по-домашнему. Мать Василия в слезах из-за стола убежала. А ее соседка и подружка давняя так и сказала ей: извести, мол, эту ведьму нужно, пока твоего сына на тот свет не отправила.
Уехал как-то Василий за стройматериалами в область на два дня. Тут-то две кумушки и решили, что им пора действовать. Только как извести, не знали толком.
Подкрались ночью к дому, чтобы учинить неладное, припугнуть так, чтобы сама поняла: не жилец она, если с Василием не расстанется по доброй воле.
Смотрят в окно: старуха спит, свеча горит на столе, а Настасья сидит и пишет что-то в тетрадку, да и нашептывает еще.
— Вот! Проклятье шлет на Василия твоего, точно говорю! – прошептала подруга, а мать чуть в дом не бросилась, чтобы ей прямо в седые патлы вцепиться.
Но тут Настасья поднялась, вышла во двор, их не заметила в темноте и за воротами исчезла. Куда, зачем? Они быстро в избу шмыгнули и тетрадь со стола забрали. Прибежали домой, запыхались. Издалека видели, как Настасья вернулась с какими-то ветками, наверное для злодейства своего припасла.
Дома уселись и читать начали. Очень красивым аккуратным почерком было выведено:
«Оберег на мужа. Как собака на цепи стережет дом хозяйский, так чтобы и Ангелы-хранители охраняли, оберегали моего мужа Василия от злых людей, от диких зверей, от воды и огня, от чар женских и дел колдовских. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь».
Перекрестились обе, всплакнули, а утром к Настасье отправились. Покаялись, тетрадь вернули. Та обняла свекровь и сказала:
— Вместе молиться будем за него. Ваш сын, мой муж, последний и единственный.
Все закончилось хорошо. Двоих деток родили, дом построили. За матерями своими престарелыми ухаживают, по хозяйству помогают. Живут в мире и согласии. Дай бог каждому!
