Вера Степановна, женщина грузная, с красновато–коричневыми пятнышками по лицу и рукам, в длинной юбке, футболке с надписью «Олимпиада–80» и в шлёпанцах, выпрямилась, поднесла руку ко лбу и, заправив прядку волос за ухо, чтобы не мешала обзору, наблюдала, как к калитке подъехал «Москвич», рыкнул мотором и выплюнул из салона парня в клетчатой рубашке с закатанными по локоть рукавами и брюках–клеш. Из машины неслась музыка. «Самоцветы» стройными голосами спрашивали: «Кто тебе сказал, кто придумал, что тебя я не люблю?..»
Вера усмехнулась. Вот подлец! Это ж какую наглость надо иметь, чтобы приехать сюда, дык еще такие песни запузыривать! Ну ничего, она этому кавалеру жизнь в сказку превратит, она ему покажет и расскажет всё, что надо!
Гость подошел вплотную к калитке, подергал – заперто, поискал глазами людей.
— Есть кто живой? — крикнул молодой человек.
Вера чуть шелохнулась.
— А! Отлично! Извините, бабуль, а Дарья Носова тут живёт? Дарья Носова, говорю, тут живёт? Вам хорошо меня слышно?
Вера Степановна сделала шаг вперед, презрительно скривилась – у них в роду тугоухих отродясь не было.
— Да не ори, как оглашенный. И шарманку свою выключи, не дома! Машину–то, машину отгони подальше, нечего тут!
Что «нечего», Вера пока не придумала, но решительно махнула рукой, показывая, что она тут хозяйка, и возражения не принимаются.
— Да я быстро. Мне Носову. Я вроде правильно по адресу приехал. Деревня Быково, дом три. Синенький, с белыми кружавчиками.
Вера оглянулась на дом. Ну уж и не такой он теперь синий, выцвел давно, и «кружавчики» посгнили, отломились, когда снег с крыши сходил…
— А вам что надо–то? — Женщина отряхнула руки от земли, поправила пучок волос, сползший немного набок, и сделала еще несколько шагов вперед. Краем глаза она увидела, как из соседнего дома высунулась голова Марии Егоровны, любопытной Вериной знакомой.
— Вот вечно свой нос, куда не попадя, сует! — с досадой пошептала Вера. — Скройся с глаз!
Мария Егоровна, будто услышав требование Веры, всунулась в обратно в избу, зашептала что–то мужу, Ивану Андреевичу. Тот, видимо, опять с похмелья не в духе, жахнул кулаком по столу, прогудел, чтобы со своими сплетнями Маша шла куда подальше, и велел захлопнуть окошко.
Мария Егоровна, поджав губы, подчинилась, потом прокралась на крылечко и сделал вид, будто зовёт кошку, а сама так и вертела головой, выглядывая городского гостя.
— Я же говорю, мне Дашу Носову, — повторил парень.
— Кому Даша, а кому и Дарья Николаевна. Ишь ты, быстрый какой, Даша ему нужна! Сами–то кто будете?
Вера Степановна открывать не спешила, сейчас промурыжит его за околицей, пусть попереступает своими страусиными ногами, пока баба Вера придумает, как за Дунечку отомстить! Ох, придумает!
— Я знакомый её, из города. Дело у меня к ней. Бабуль, ну не томите, времени прям в обрез!
Молодой человек провёл пальцем по шее, показывая, где тот самый обрез у него находится.
Мария Егоровна спустилась с крылечка, бочком стала красться к забору. Вот сейчас до смородины дойдет, бухнется там на лавочку и всё–всё услышит.
Но тут в доме загрохотало, видимо Машин муж, поняв, что наливки нет, а за самогоном он просто не дойдёт, смёл с полки выставленные там железные миски. Те посыпались на пол, зазвенели, мешая Марии Егоровне подслушивать.
Маша досадливо скривилась, но жест приезжего увидела, испуганно охнула.
Никак угрожает он Верке! Точно, по горлу, говорит, тебя сейчас! Ой, и к машине пошёл, ой, батюшки!
Маша заметалась по двору, глазами зыркает, что взять – вилы, лопату или за ружьем сбегать? Но она с оружием управляться не умела, страшно… Схватила веник, посеменила к калиточке, что между участками сделана, пробралась между Вериными кустами крыжовника, встала рядом с соседкой.
Мужчина тем временем сел в автомобиль, выключил радио, завел мотор и отогнал машину чуть в сторону.
Вера Степановна удивленно гаркнула:
— Маша, тебе чего тут? Не кино, иди к себе.
— Да что ты?! Неужто я такого убивца да с тобой одного оставляю! А кто это, Вер?
— Городской Дашкин ухажёр. Вишь, как хорохорится, петух, тьфу на него! — уверенно сказала Вера.
— Тот самый? — уточнила расплывчато Маша.
— Да, — отрезала Вера.
Ну а кто ж еще? Из города, Дашу знает, на машине приехал, ведет себя нагло… Точно он!
— Верусь, ты только не кипятись, давай как–то мы с ним по–человечески, а? — забеспокоилась Маша, погладила подругу по плечу, увидев, как недобро блестят глаза соседки, а губы сжались в упрямую, мстительную линию.
— Не встревай, Машка! Не время сейчас! Я за свою Дашеньку головы им всем поотрываю, да я их всех узлами свяжу, да я… Нет ему прощения!
— Ой, да! Да! — опомнилась Маша, отринула от себя всякий гуманизм и показала гостю кулак. — Вот тебе, вот!
— Погоди, не пугай. Пусть поближе подойдёт, изверг! Как таких только земля носит! Ты гляди, и рубашонка на нем какая, и брючки вельветочка, тока Дашуня говорила, паклы висеть должны… А у этого не висят… — задумчиво протянула Вера.
— Сбрил, состриг, долго ли, если голова пустая! — нашлась Маша. — Это он специально, чтобы не узнали! Точно! Шпиён!
— Ладно, полно, какой шпион, Маша! Что ты несёшь! Пусть поближе подойдет, касатик! Хочу в лицо его посмотреть, а там решим… — одернула Вера Степановна. Она еще и сама не придумала, что с гостем делать будет. — А ты бы к Ивану шла, вон, из окошка глядит, зовёт вроде тебя.
Маша, махнув рукой на мужа, отрицательно замотала головой. Зная подругу, Мария Егоровна чувствовала, что впереди будет весело, поэтому решила остаться.
— А ну его! Ну чего с ним мне?! Дай чекушку, дай чекушку, только и мелит, чтоб сходила в магазин. Спать ложись! — крикнула она Ивану, погрозила кулаком и отвернулась.
Мужчина в окошке чертыхнулся, скинул со злости с подоконника герань в пузатом горшке и скрылся в темноте избы.
Тем временем гость опять маячил у калитки.
— Милые женщины, я тороплюсь, мне бы с Дашей поговорить, и всё.
— Вот так прям сразу и поговорить? — Вера Степановна пошла открывать калитку. В голове созрел план. — Дашенька… Она там, в сарае, картошку перебирает. Вас как зовут?
— Виктор, — улыбнулся паренёк.
— Витенька, голубчик, я вас к сараю–то провожу, помогите Дашульке, она уж вся измучилась, в её–то положении, сами понимаете!..
— В каком положении? — Витя медленно, рассматривая ухоженный огородик Веры, шел по дорожке к сараю.
— А то ты не знаешь! — выдохнула возмущенно Вера Степановна.
Мария Егоровна, шаркая сзади, возмущенно крякнула.
— Ах, да… — растерянно пробормотал Виктор. — Да… Некрасиво получилось…
Вера Степановна вдруг замерла, потом, вынув торчащие из земли вилы, развернулась, черканула острым кончиком зубьев по клетчатой рубашонке гостя и скривилась.
— Ах это теперь так называется — некрасиво?! Понаделали делов, понаворочали, а теперь просто «некрасиииво» — проблеяла она последнее слово. Из загончика послышался ответный голосок козлёнка.
— Ну погорячились мы, там же не разберешь, кто, что, толпятся все… — испуганно стал отступать Виктор, наткнулся спиной на Марию Егоровну, та чмокнула громко губами. Парень вздрогнул.
— Шагай к сараю, — приказала Вера.
— Даша там?
— Там, там! Иди.
Большой, под крытой шифером крышей сарай, в две доски, с маленькими окошками на уровне человеческого роста и еще одним окном–бойницей наверху, стоял в углу участка. Посеревшие, некрашеные стены кое–где поросли мхом. Слева, под навесом, свалены инструменты – вилы, лопаты, грабли, тяпки и «тюкалки» – на маленьких ручках железяки, с которыми Вера ползала между грядками, выковыривала сорняки. По углам сарая – ржавые бочки, полные дождевой воды. В ней, если приглядеться, снуют оранжевые точки – водяные блохи, дафнии, мечутся от стенки к стенке, сталкиваются с червями–личинками комаров, бросаются врассыпную, прячась в темноте у дна.
Витя с любопытством заглянул в ближайшую бочку, потрогал воду – тёплая.
— Иди, иди, милок. Даша там тебя ждёт! — ласково прошептала Вера Степановна.
Виктор кивнул и шагнул в сарай.
— Даша! Даша, это я, Витя, нам бы поговорить!..
В ответ тишина.
— Ты подальше зайди, там она! — подтолкнула его в спину Вера Степановна, потом быстро отбросила инструмент и захлопнула дверь.
— Маша! Маша, да помоги, видишь, замок заело. Эй, окаянный, ржавая закорючка, чтоб тебя!
Витя обернулся, стал барабанить в дверь.
— Женщины! Что вы делаете?! А ну выпустите! Как это понимать вообще?! Даша! Дарья Николаевна, я к вам!..
— Зови – не зови, не будет тебе Даши. Все вы, городские, на девичью красу падкие, а потом в кусты! — ухмыляясь, шептала в щель Вера Степановна. — Ну ничего, ничего, как миленький, к ней на коленках приползёшь! Понял?!
— Да какие кусты, какая красота?!
— Ах ты еще имеешь наглость сказать, что Даша некрасивая? Внученька моя, цветочек мой аленький некрасивая?! Уууу!
Вера Степановна ударила кулаком в дверь, та дрогнула, но выстояла.
— Нет, вы не поняли! Мне ехать надо, у меня дела! Я на минутку только… — пнул в ответ деревяшки Витя. — А Даша… Она очень даже красивая… Очень…
Голос узника стал сразу нежным, ласковым. Маша толкнула подругу в бок, кивнула на дверь, мол, говорит хорошо парень, про Дашеньку–то…
— Не встревай! — одернула ее Вера. — Мягко стелет да жёстко спать! Пойдем отсюда, пусть посидит, подумает. Спешит он…
Вера Степановна развернулась и потащила подругу по тропинке к дому.
— Женщины! Женщины, одумайтесь! Меня будут искать, я…
Но его уже никто не слушал. Разнёсся по двору крик петуха, замычала корова, кинулись от быстрых шагов хозяйки врассыпную куры, проехал мимо участка трактор, чуть не зацепил Витькину машину. Тракторист остановил агрегат, выскочил, посвистывая, обошёл чистенький «Москвич», провёл рукой по крыше.
— Тёть Вер, это кто ж? — крикнул он Вере Степановне.
— Да так, Коль, к Дашеньке жених вот приехал, встречаем! — улыбнулась хитро Вера.
— Жених?! К Дашке? — растерянно повторил тракторист, его лицо вытянулось, плечи опустились, спина ослабла, скрючилась.
— Так пора уж, пора, — Вера махнула рукой. — Будем свадьбу оговаривать!..
— Ну ладно, тёть Вер. Поеду…
Коля прыгнул в кабину, дал газу и помчал трактор по дороге. Колеса, огромные, облепленные глиной, поднимали пыль. Та оседала на траве, на ромашках, белым жемчугом рассыпанных по обочине, на стекле кабины. Николай, крепко сжав зубы, ехал вперед, потом резко свернул в сторону, остановился и застыл изваянием на сидении. Дашка замуж выходит… За городского… И «Москвич» у него, и денег, кажись, тьма… А у Коли – гармошка да трактор. Даже школу как следует не окончил… Вот так и уплывает из рук счастье…
… Виктор, увидев в щелочку, что женщины ушли, стал биться в запертую дверь. Она прогибалась, но ломаться решительно отказывалась.
Парень перевел дух, прищурился. В сарае было темновато, но можно было разглядеть деревянный пол, ящики и стеллажи вдоль стен, на них банки с соленьями. Вера была запасливой хозяйкой, накрутит огурцов, перца да помидоров, наливочки сделает в огромных бутылях, грибов маринованных, компота. Потом всю зиму можно лакомиться.
Виктор сел на чурбан, стоящий у окна, провел рукой по лбу, посмотрел на часы, схватился за голову. Через три часа ему встречать мать из аэропорта, потом в институте надо быть, совещание там затеяли по поводу поездки в Сочи, а его, Виктора Макарцева, там не будет… Странно, Даша вроде такая разумная девушка, милая, а родственники у неё…
— Эй! Эй, кто –нибудь! Выпустите меня, я в туалет хочу! — услышала Вера, пока дрызгалась в корыте, простирывая их с Дашкой полотенца.
— Ишь, ты! — подойдя к стенке сарая, спокойно ответила она. — Ну потерпи, некогда мне сейчас.
— Женщина! Вера Степановна, ведь так? Я правильно вспомнил?
— Ну правильно.
— Выпустите меня, и мы поговорим, как цивилизованные люди.
— А с тобой нельзя как с цивилизованным. Кто Дашу мою обидит, тому головы не сносить!
— Да что вы говорите? Ну, погорячился я, с кем не бывает? Она тоже то одно говорит, то другое… Расстроилась она, да? Зря! Так в жизни много раз будет, надо уметь отстаивать себя!
Вера аж задохнулась, хотела ворваться внутрь, отходить наглеца по бокам, по спине его ненавистной, но сдержалась.
— Много раз, говоришь? Нет. Женишься на ней, и точка. И чтоб волоска с головы моей Дашули не упало, слышишь?! А то прокляну, вечность в аду будешь гореть!
— Чего? Какая женитьба, при чём тут женитьба?! — вскинулся Витя, стал карабкаться к окну, провёл рукой по пыльному стеклу, разглядел, как Вера в своей белой футболке «Олимпиада–80» идет по дорожке, как обернулась, показала ему язык.
— Ведьма! — прошептал Виктор. — Ну что мне теперь, сарай разнести вдребезги что ли?! Надо как–то выбираться, а то спалит ещё!..
Нога Виктора соскочила с приступочки, парень грузно упал на пол, задев стоящую на полке банку. Та зазвенела, покатилась, но не разбилась.
— Не смей запасы мои бить, ирод! Не тобой закатаны, не тобой выращены! Посиди, в ум приди, потом поговорим.
Вера Степановна к банкам относилась с большим трепетом. И себе, и соседям всегда к столу вынимала зимой закусочку, чужих в сарай никогда не пускала. Но сегодня уж дала маху. Но дело нешуточное, ведь честь внучки надо защищать!..
… Две недели назад Даша вернулась из города к бабушке в Быково. В институте начались каникулы, сессию она сдала прекрасно, погода тоже радовала – тепло, солнечно, вода в речке прогрелась как парное молоко, стрижи по небу носятся, галдят, у кур цыплятки вывелись, золотые комочки, щенки у дворняжки Альки бегают по двору, хватают всех за ноги, играть хотят… Благодать!
А Даше невесело. Приехала, кинулась в свою комнату, заперлась, пить–есть не хочет, тихонько плачет. Вера Степановна к внучке уж и так, и сяк, просит рассказать, что стряслось, а Даша молчит, головой мотает, мол, всё в порядке. А какой уж тут порядок, если бледная девчонка ходит, даже, кажется, похудела!..
Подослали к Дашке ее брата младшего, Петьку. Петьке десять, он тутошний, живет с бабушкой, ходит в местную школу, пока сестра в городе учится. Петя к Даше в окошко залез, сначала просто сидел, вздыхал, а она, отвернувшись к стенке, на кровати лежала. Потом, осмелев, Петр начал, как учила бабушка, издалека допытываться – хорошо ли в городе, как институт, да кем Даша работать будет.
— Учителем, ты же знаешь, глупый! — Даша лягнулась, отодвинула брата подальше. Тот хотел шлёпнуть ее в ответ, но потом передумал.
— Даш, а у тебя в городе друзья есть? — потерев уши, спросил опять Петя.
— Подруги есть. Тебе–то что?
— А друзья? — не отставал мальчик.
— Нет у меня больше друзей. Все вы, мужчины, одинаковые, гадкие, противные, уууу! — она заплакала, зажимая рот уголком одеяла. — Волосы отрастите, рубашки дурацкие понадеваете и думаете, что царь–птицы. Уходи, Петька! Не до тебя сейчас, уходи!
Но Петя не сдавался. Баба Вера велела выведать всё–всё!
— Даш, а пойдем на речку, а? Меня бабушка без тебя не пускает. Пойдем!
— Врёшь, ты один сколько раз бегал! Ни на какую речку я теперь ходить не буду, и гулять не буду, и в институте тоже учиться не буду! Уйди, живот даже от тебя заболел!
Дашка вскочила и выволокла брата за ворот рубашки. Мальчик обиженно пыхтел, упирался, но потом сдался и ушёл, оставив на столике в Дашиной комнате несколько вишенок. Он специально принес их сюда угостить сестру. Вишню она очень любила…
Ягодки девушка даже не заметила, опять бухнулась на кровать и замерла, закрыв глаза…
— Ну, что она сказала? — поймала бегущего по двору Петю Вера Степановна. — рассказала, что там у неё?
— Сказала, что парень с паклями, в красивой рубашке думает, что он – царь–птица. А она так не думает. И у нее болит живот. Всё, баб Вер, ну пусти, я гулять побежал.
— Беги… Беги, внучок…
Вера Степановна, проводив Петю до калитки, устало добрела до лавки, села, опираясь на руку.
— Вер! — тут как тут Мария Егоровна. — Вер, я зайду?
Не дожидаясь ответа, она ринулась через калиточку на соседний участок, пристроилась рядом на лавке, тронула женщину за плечо.
— Что постреленок сказал? Я не разобрала.
Вера помолчала, потом в голове сложилась страшная, черная картинка, кусочки мозаики запрыгнули на свои места.
— Дашенька наша… Дашуля беременна…
— Чего? — скукожила коричневое от загара лицо Мария Егоровна. — Да ну ты придумала!
— Не уберегла я девку, не сохранила… Позор–то какой! Позор на всю округу! Живот у ней теперь болит, а всё из–за какого–то волосатого в рубашке, я не поняла, то ли рваной, то ли заграничной… Петя непонятно объяснил… Не ест ничего, стонет, бедная… Все признаки…
— Ой… Ой, горе–то какое! — стала раскачиваться Маша, потом, поймав на себе строгий взгляд подруги, остановилась. — Или радость? Не пойму тебя! Ты сразу скажи, празднуем или поминаем, а то я путаюсь!
— Старая кошёлка! Какая радость, если мужа нет, отца у дитятки не будет! Беда, непролазная беда в дом пришла! А я говорила, что от этих общежитий да институтов одни горести. Вот мы с тобой в ихних институтах не учились, а живём, не тужим, да?
— Да, — кивнула Маша, потом вспомнила, как долго ходила с улыбкой на губах Вера, когда внучка в институт поступила, как рассказывала всем, хвалилась, как Кольку–тракториста чихвостила, чтобы Дашеньке не мешал отдыхать, она после экзаменов вся на нервах… — Вер, ты ж сама говорила…
— Мало ли, что я говорила! Мало ли, что я там говорила! Что ты мне голову морочишь?! Беда у меня, поняла?
Маша опять кивнула.
— Поняла, беда… Слушай, а мож не беда? Ну родится у тебя головастенький правнук, что ж плохого?! Будем его купать, будем молочко давать, а Дашенька доучится, вернется, его буковкам станет учить… Петя рогатку ему сделает… Слушай, а мож, пока не поздно, их с Колей поженить? Дашуля вроде его привечала раньше…
— Иди отсюда, не трави душу! — топнула ногой Вера Степановна. — Рогатки, буковки… Грех на внучке большой, вот что!.. Что я матери–то её скажу?..
— Да как скажешь, если Мариночки, Дашиной и Петиной мамы, уж на свете нет? Чего говорить–то теперь?
— Помру, стану перед ней ответ всё равно держать, — махнула рукой Вера. — Грех… А ты ступай, уши тут свои не грей, старая сплетница. Иди!
Маша обиженно поджала губы, зашаркала к себе. На пути к калитке потеряла галошу, сплюнула, подтянула обувку к себе босой ногой.
— А всё–таки хорошо, когда детки! — крикнула она, юркнув на свой участок. О захлопнувшуюся калитку ударился камушек. Вера всегда отличалась меткостью…
Петя, затаив дыхание, сидел в кусте смородины. Он случайно подслушал разговор бабушки с соседкой и теперь хмуро раздумывал, хорошо ли, если у Дашки родится сын. Сколько женщина носит ребенка в себе, он забыл, но уж точно не как слонихи, значит, к следующему лету родит. Надо попрятать свои сокровища – ножик перочинный, зеркальце для бриться, ржавую бритву и рогаток пять штук, а то новорожденный доползёт, да и заберет себе…
О том, что Даша на сносях, соседская ребятня узнала дня через два. Петя молчал сначала, потом стали хвастаться друг перед другом, у кого что есть, кто чем богат. Петя, устав перечислять своё барахло, вдруг крикнул, что его сестра скоро родит мальчика. Но это секрет.
Все замолчали, переваривая услышанное, долго не могли решить, уважать за это Петьку или высмеять, сошлись на том, что надо погодить и посмотреть на новорожденного – если страшненький, то засмеют, если хороший, то пусть Петя будет у них главным, признают за атамана…
Секретная новость быстро передалась по деревне. Знакомые Веру Степановну жалели, на Дашу смотрели снисходительно, в спину никто не обзывал, но и радости особой не выказывал. Грех он и есть грех…
Как–то столкнувшись с Дашей у магазина, жена священника, отца Фёдора, предложила ей прийти исповедаться. Девушка смутилась.
— Да вроде нет особого повода у меня… — прошептала она.
— Всегда есть, за что прощение попросить! Тем более в слабости женской! — ответила матушка, погладила Дашу по плечу и ушла.
Дарья нахмурилась. Что–то последнее время много странного происходит! Люди на неё косятся, Петька особенно внимателен, выхаживает, кормит ягодами, баба Вера всхлипывает иногда…
— Ну что такое–то?! — не выдержала Даша за ужином после того, как Вера предложила ей вторую порцию еды и жалостливо погладила по голове. — Вы можете сказать, что происходит?
— Дашенька! — наклонилась над ее головкой старушка. — Ты только знай, что всё к лучшему, всё по воле Божьей…
И ушла, будто бы по делам. Девушка растерянно поглядела на брата, тот пожал плечами.
Как назло, Дашины подружки пока не приехали домой – кто–то пересдавал экзамены, кто–то ушел в поход, в горы, другие, обосновавшись в городе у родственников, в деревню не спешили, ходили по театрам и кино, ели мороженое и купались в бассейнах… Хоть бы кто сказал, что происходит… Но нет, все берегли Дашеньку от лишних пересудов…
… Витя обошёл сарай по периметру. В окно, даже если выбить стекло, он не пролезет. Стенку не прошибёшь, топора нет, а плечом бить тяжело, еще кости поломает. Ну вот и что тут делать?!..
Посмотрев в щель, увидел край своей машины, у колеса сидит мальчишка, что–то там ковыряет.
— А ну брысь! — рявкнул Виктор. — Еще не хватало, чтобы камеры прокололи! Ну и порядки тут у вас!
Мальчишка убежал, показав сараю язык.
Прошло часа два. Вера куда–то ушла, на участке было тихо, всех разморило палящее солнце. Вите захотелось пить.
— Эй! Я пить хочу! Узникам полагается вода! — закричал он и стал колотить ногой в дверь.
— Не кричи, баба ушла, а ключ у неё, — зашептал кто–то сбоку.
Витя даже отскочил от неожиданности.
— Ты! Ты! — разглядел он через дырку от выпавшего сучка того мальчишку, что копошился у машины. — Колёса хотел проколоть, да?
— Неее, — протянул мальчуган. — Просто смотрел, как всё устроено. Даже под брюхо лазил. Твоя машина?
— Отца.
— Ты украл?! — глаза Пети расширились от испуга и восхищения. — Угнал и приехал за Дашей?!
— За Дашей? Нет… Ну, в смысле я приехал к ней, но совершенно по другим вопросам.
— А баба Вера сказала, что не выпустит тебя, пока ты не покаешься, не бросишься к ней в ноги, грехи замаливая, и не скажешь, что женишься на Даше сию же минуту.
— Что–то твоя баба Вера головой тронулась, мне кажется! Где сама Дарья?
— В школе. Школу тут у нас новую построили. Я сам гвозди забивал, пока стены возводили, потом парты, стулья – тоже я делал! — Петька гордо ткнул себя в грудь рукой. — Дашка там стены расписывает, ну, цветочки там всякие, стебелёчки, зайцы. Я считаю, это глупо, а она сказала, что пусть будет, для малышни.
— Цветочки… Стебелёчки, говоришь… Расписывает? Зови ее сюда, парень! А то разнесу сарай, бабе твой Вере мало не покажется. Пить хочу, жуть как. А бабушка твоя, говоришь, ушла?
— Ушла.
— И запретила мне трогать ее засолки, да? Да… — сам себе ответил парень. — Беги к бабушке, скажи, узник банки бьет, совсем разошёлся. Компоты, скажи, все допил, за наливки принялся. Дуй быстрее, опаздываю! А я тебя за это на машине потом покатаю.
— Правда?
— Правда. Если бабка твоя меня не убьет.
Петя встрепенулся, выскочил за калитку и помчался к продуктовому ларьку, куда ушла баба Вера.
… Они появились минут через десять. Впереди вприпрыжку бежал мальчишка, за ним, припадая на правую ногу, охая и хватаясь за поясницу, семенила Вера Степановна. Раскраснелась, в глазах – испуг вперемешку с негодованием, кулаками потрясает, кричит что–то.
Петя оборачивается, то и дело подгоняет старушку.
— Скорее, бабуля! Скорее! Он уже компот весь вдребезги, за огурцы принялся. Чувствуешь, пахнет даже тут?!
Вера остановилась, повела носом, чихнула.
— Ох, ирод! Я к нему с пониманием, для него же стараюсь, а он… А он!.. Стой! Стой, полоумный!
Она распахнула дверь сарая и уставилась в темноту.
— Ни зги не видать! Петя, неси фонарь! — Вера Степановна влетела внутрь помещения, замерла.
Посередине сарая, на чурбанчике, сидит Виктор, на полочках стройными рядами банки, целёхонькие, даже протёр он их, чтобы блестели, делать–то всё равно нечего.
В углу брезент откинут, на подножке стоит мотоцикл.
— На ходу? — деловито кивнул на мотоцикл Витя.
Баба Вера пожала плечами.
— Значит так, — Виктор встал, медленно подошёл к Вере Степановне, потом вдруг обнял ее, прижал к груди так, что остеохондроз в позвоночнике женщины сразу перешел в острую форму. Она охнула. — Держитесь, тёщенька, держитесь! Все болезни от нервов, от нервов все болезни! Так что вы говорите, Дашу замуж выдаём? А за кого? Ах, да, за меня. Отлично! Отлично! Петя, зови Дарью, надо всё обговорить!
Петр замешкался, внимательно глядя на гостя.
— Да помню я про машину! Помню, беги!
Мальчик кивнул и убежал.
— Итак, Вера Степановна, я человек простой, прямой. Давайте, говорите всё, как есть!
Вера даже растерялась.
— Вот так прямо и говорить?
— Да, мы с вами взрослые люди, чего ж теперь… — Виктор еще раз обнял ее и повел к дому.
— Только вот что, дорогая… Как вас, напомните!
— Вера Степановна Носова, — прошептала женщина.
— Так вот, дорогая Вера Степановна Носова, я всухомятку про дела говорить не люблю, у вас есть, что заложить, так сказать, за воротник?
С соседнего дома крякнули.
— Наш человек! — радостно кивнул сосед, Марии Егоровны муж.
Он уже давно наблюдал за перемещениями у Верки.
— Вы алкоголик что ли? — испуганно приложив руку ко рту, спросила Вера Степановна. Вот ведь угораздило Дашу с таким связаться…
— А чего сразу алкоголик? — взревел Иван Андреевич, гордо выпрямился, уже не прячась за крыжовником. — Умеет человек жить, да и всё!
— Вот, золотые слова! Вас как зовут? — Виктор кинулся жать руку обросшему щетиной, лохматому мужчине.
— Иван.
— Меня Виктор. Давайте дружить!
— Давайте. Ко мне?
— Нет, с тещей вопросы решить надо, — покачал головой Витя.
— Лады. Значит, тут будем пить?
— Тут. И жить, наверное, тоже. Я, понимаете, квартиру уже пропил, да и дело на меня в городе завели. Отец сидит, мать с сестрой… Ну, как это говорится, гулящие… Такая семья… Да…
Вера Степановна широко распахнула глаза, переводя взгляд с одного на другого, сглотнула, хотела что–то сказать, но Витя перебил её.
— Женюсь на Дашке, она родит мне, нам сына. Мотоцикл ему подарю, тот, что в сарае. Лет в семь будет кататься. А, как вам, тёть Вер? Хорошо я придумал? Ох и люблю я вас!
— Да как же за алкоголика–то? Как же за тебя?! Не отдам! Не отдам, и всё! — топнула ногой Вера.
— Ну как же! Она ж беременна! Она беременна! — кричал Витя. — Я женюсь на ней! Так же правильно, так хорошо? Дитё без отца расти не должно. Я отец, я буду воспитывать. Только вот что, дело одно на мне висит, «мокрое2, так вы это… Схороните меня?
Он сгрёб женщину, приподняв над землей, закружил ее в бешеном вальсе, послетали с ног Верины шлёпанцы, замелькали босые ноги. Вера Степановна завизжала, прибежала на истошный зов подруги Мария Егоровна, запричитала, толкнула мужа, чтобы вызволял Веру из рук хулигана. А у калитки стояла, смеясь, Даша. Она, румяная от бега, с быстро колотящемся сердцем, косынкой в руках и в короткой юбчонке была сейчас совсем девчонкой, веснушчатой и счастливой.
— Бабушка! Бабушка, какая свадьба, какой жених?! Вы что?! Просто был у меня знакомый, был да сплыл, а этот… — она, смеясь, показала на Витю, — это сын директора Дома пионеров. Я хотела там тоже стены расписывать, эскизы принесла, мне сказали, подумают. А я из–за своих сердечных дел так расстроилась, что всё бросила и уехала. Но ребенка никакого нет и не было! Бабушка, как ты могла так подумать?!
Вера Степановна посмотрела на соседку, та развела руками, мол, я не при чём тут. Тогда бабушка вперилась глазами в Петьку.
— Это же всё ты, балабол! Ты про живот, про ухажёра ейного мне наплёл! А ну иди сюда, Петька!
Мальчишка, вырвав свою руку из Дашиной ладошки, запрыгал, завертелся, а потом рванул прочь, только пятки засверкали…
— Так вы пьете или нет? — в тревоге переспросил Иван.
— Нет, я за рулём, — пожал плечами Виктор. — Да и вообще не пью. Это я так, для испугу.
Иван махнул на него рукой и ушёл, а заодно и Марию Егоровну прихватил, чтобы не мешалась…
— Даша, ваши эскизы одобрили. Мы ждём вас. Я вот хотел лично сообщить… — Виктор пожал девушке руку. Даша смутилась.
— Спасибо. Извините… Когда можно начать?
Вера Степановна, красная, запыхавшаяся, тихонько подошла к парню, вздохнула.
— Ну, пойдемте, чаем что ли напою… Раз так вышло…
Она даже немного расстроилась, что не будет внука, свадьбы, что так опозорилась, заперев сына какого–то директора, без вины виноватого, в сарае…
«Олимпиада–80» бурно вздымалась на пышной груди Веры Степановны, пока та накрывала на стол. Даша и Виктор о чем–то спорили, обсуждали проект росписи фойе здания, цветовые решения и какие–то еще тонкости. Петя так и не появлялся, хотя Вера Степановна на него давно не злилась, поняла, что всё себе придумала сама.
Чай пили с баранками и пряниками, потом Даша пригласила Виктора погулять по деревне, но он отказался.
— Даш, меня на работе ждут, уж думают, наверное, пропал…
— Жаль, ну ладно, тогда в следующий раз… — вздохнула Даша.
Отъезжающей машине махали вместе – баба Вера и Даша. Виктор посигналил им и прибавил скорость.
Уже в поле он заметил бегущую наискосок, через рядки молодых побегов фигурку. Петька!
— Что же вы, дядя Витя, покатать обещали, а сами уехали! — задыхаясь от быстрого бега, закричал Пётр.
— Забыл… Я забыл! Извини. Садись! Да куда ты! Вперед садись, на коленки, за руль!
Петя что только не визжал от восторга, вытягивал шею, крутил руль, слушая, что говорит Витя.
— А ты еще приедешь? — тихо спросил Петька, встав на обочине и прощаясь с гостем.
— Конечно! Должен же кто–то научить тебя водить машину!
— А на Дашке женитесь? — еще тише спросил мальчик.
Витя потрепал его по шевелюре, подмигнул и уехал. Ну как он мог ответить на этот вопрос… Жизнь покажет…
Через три дня Даша вместе с Петькой приехала в город, остановилась у знакомых Виктора, так как в общежитии затеяли ремонт. Девушка целыми днями стояла на лесенке, рисовала, брат бегал по пустым огромным залам, помогал таскать мебель, играл в «салочки» с другими ребятишками. Виктор вечером водил Дашу и Петю гулять, катал на лодке, на карусели, угощал мороженым и водил в кино.
Петя всё ждал, когда же сестра выйдет замуж, хотел праздника, веселой суеты, но Даша сказала, что до окончания учёбы ни о каком замужестве думать не будет. Витя смирился…
Зюзинские истории
