— Ну, точно опоздаешь! Автобус через десять минут приедет, засоня ты эдакая! Давай быстрей!
Светлана сорвала с вешалки дочкину куртку и шипела, потрясая ею в проёме кухни, и раздражаясь всё больше: «Быстрей! Быстрей! Ну, чẏчело такое! Остальные уже минут десять, как прошли у нас под окнами, а она всё возится!»
Соня протолкнула в горло остаток утреннего бутерброда, залив его горячим чаем, и с набитыми щеками вскочила в зимнюю куртку. Мама уже подавала ей шапку с шарфом.
— Смотри, перчатки опять не потеряй! Следующие на резинку пришью и будешь ходить, как первоклассница! Все перчатки растеряла, ну что за девочка!
— Ой, мам, ну всё, всё! Не тарахти!
Соня с разгона влетела в сапоги, закинула за плечи рюкзак и открыла дверную защёлку.
— Застегнись!
— Да по дороге уж!
Она выскочила на крыльцо, где её ждала неожиданность — под дверью как раз дежурил кот Тёмка, надеясь прошмыгнуть в дом. Его целью был кухонный стол с оставленной на нём докторской колбаской. Но утро не задалось и для кота: Соня, не заметив животное, наступила ему на лапку. Кот заорал благим матом, словно из него выдавили кишки.
— Уйди, гад! — шикнула на него, замахнувшись, Соня. — Дуҏак!
— Деньги! Ключи! — орала из котельной мама.
— Взяла! — огрызнулась было Соня и запустила руку в карман, — Ой! Ключи забыла!
— Разиня! И в кого ты такая, Господи ты Боже мой!
Светлана кинула ей ключи и девочка поймала их на лету. Ну, всё! Тишина наконец-то! Только снег шуршит под сапогами. Соня на ходу застегнула куртку. Теперь бегом-бегом на остановку! Оббегая дом мимо кухонного окна, Соня услышала мамино: «Тёмка! Ах ты ж свọлочь! Щас я тебя накормлю-ю-ю!». Это значило, что кот проскочил-таки на кухню и урвал со стола колбасу.
— Фух! Ох уж эти утренние сборы!
Снега намело неожиданно много. Ещё перед выходными всё выглядело неприглядно и уныло, природа была словно мертва, до того всё пожухло и опало, только утренний иней загадочно оплетал сухие кусты и травы, наползая на улицы с реки. А теперь припорошило снежком те оголённые непристойности и не видно больше изъянов: устыдилась, наконец, земля, и прикрылась снежным палантином.
Соня, пыхтя, как мчащийся на последних оборотах паровоз, уже пробегала пустырь между домами — это означало, что половина пути преодолена. На том пустыре всегда дул сильный ветер и росла на нём одна несчастная, тонюсенькая ель, которая давно согнулась под натиском ветров и походила на выбитого из сил человека, который уже будучи не в состоянии напрячь члены, словно повалился на забор, не дошёл до дому, руки его безвольно закинулись и кончики пальцев касаются земли — так макушка ели, изогнувшись, касается снежного намёта. Холодно и сил нет. А ветер свистит, метёт колючим снегом и нет спасения от той зимней жестокости!
На повороте перед почтой открывался вид на дорогу, по которой должен был ехать за ребятами школьный автобус. Их возили из посёлка в городскую школу. Если Сонька опоздала… Ох, горюшко! Придётся идти полчаса пешком по такой отвратной погоде! А потом ещё и класуха опять пропишет, что опоздала на первый урок! Завернув за угол почты, Соня увидела возле турников свою подругу-одноклассницу Веру. Та встрепенулась:
— Ну, наконец-то! Пять минут тебя жду! Вся замёрзла!
— А почему не на остановке?
Соня быстро засеменила вслед за Верой по протоптанной снежной дорожке. Из-под шапки у подруги торчал русый и толстый хвост.
— Боялась, что ты опоздаешь, вернулась вот… Попросила тётю Шуру, чтоб если что, задержала автобус.
— Ох, спасибо, Вер… Я еле встала, ночью не могла заснуть.
— Как всегда, да? — улыбнулась Вера. — Вон он едет, смотри! Как раз успеем!
Девочки ускорились. Вдруг Соня ахнула, заметив, во что была обута Вера:
— Вера!!! Ты почему в кроссовках, такая холодина!
Кроссовки у Веры были тряпичные и с сеточкой, по щиколотки облепленные снегом и, мало того, над щиколотками уже успели промокнуть колготки.
— А! — отмахнулась Вера. — Мне не холодно.
— Не может быть! Где твои сапоги?!
— Нет у меня сапог. У мамы нет денег.
Соня была поражена до глубины души. Как это нет денег на сапоги? Да её, Сонькина мама, сняла бы с себя последнее, чтобы дочке было комфортно! А тут… Да что говорить! Мамка у Веры дҏянь! Относится к ней хуже некуда и мечтает, чтобы дочь поскорее съехала, а ей всего-то 14 лет. До этого избавлялась она от Веры при всякой возможности: так девочка до девяти лет прожила у старшей сестры на Урале, пока не привезли её назад к матери.
Когда приехали в школу и стали переобуваться в сменку, оказалось, что все ноги у Веры вымокли: в автобусе снег на её кроссовках оттаял и впитался в ткань. Вера оставила их до конца уроков на батарее в раздевалке.
В школе Соня и Вера общались не сильно, их сближали в основном деревенские будни. Соня предпочитала Вере компанию отличницы Кати, Вера же больше сближалась с хулиганистыми и плюющими на учёбу одноклассницами. К своим явным способностям к учёбе Вера относилась халатно, что всегда вызывало в Соне недоумение: Вере новые знания даются легко, но она их затаптывает в корне, у неё нет желания к развитию, к познанию, а когда начался подростковый возраст, Соне стало казаться, что гормоны вытесняют у Веры мозги. Самой же Соне учёба давалась сложнее, ей нужно было долго сидеть и вникать, разжёвывать каждую тему урока, но было большое стремление к знаниям, живой интерес к новому и ещё неизвестному.
Самым тяжёлым уроком для Сони была алгебра. Иногда она, не понимая примеры, списывала решение у сидящей позади неё Веры, которая схватывала новые темы на лету и забывала о них до следующего урока. Она часто приходила к Соне домой, чтобы разъяснить подруге алгоритмы решения примеров и задач.
За неделю учёбы тряпичные кроссовки Веры никуда не делись, и Соня даже к ним привыкла, а то, как подруга, замерзая, прыгает с ноги на ногу в ожидании автобуса, даже оборачивалось всеми в шутку.
На выходных Соня с мамой поехали на рынок за вещами. Светлана купила дочери новых кофточек, штанишек, красивых тетрадок с ручками — всё-всё для того, чтобы её красавица была довольна. Потом пошли по обувным рядам выбирать сапоги для мамы, так как старые выглядели совсем истёрто и жалко. Для себя Светлана покупала вещи по остаточному принципу, на этот счёт у неё имелся психологический барьер.
— Мне ничего не надо! У меня всё есть! Сколько стоит? Ох, нет, дорого! Дочке я б за такие деньги купила, а для меня это дорого!
В тот день ситуация была один в один со всеми предыдущими: приличная сумма истратилась на любимую дочь и сапоги себе Светлана выбирала из простеньких, денег было жалко.
— Кожа натуральная! Всё фабричное! — врал продавец.
— Да какая там кожа, кому ты в уши льёшь? — пристыдила его Светлана. — Я что, по-твоему, слепая?
Пошли дальше. Светлана кисло перебирала подвешенную в палатках обувь.
— Женщина, обратите внимание на эти! Век не сносите, провалиться мне на этом месте, если вру.
Светлана внимательно осмотрела обувь, а потом и лицо продавца, которое ей понравилось не меньше сапог. Вот где кожа так кожа, и лицо, а не рожа!
— Сколько?
От цены покупательница поперхнулась. Соня принялась уламывать мать: ну купи ты и себе что-то хорошее, ведь нормально зарабатываешь! Мама сдалась и попросила 37 размер. Сапожок сидел красиво, но будто был чуток узковат на полной маминой ноге.
— Разносится! Это же кожа! — заверила продавец.
— У вас с Верой такая маленькая нога, у неё тоже 37 размер. Почему у меня уже 38? — капризно нахмурила брови Соня.
— А у тебя ласты будут, как у папы.
— Нет!
— Да шучу я. Больше она не вырастет, обещаю.
— Ладно. Ну как? Тёплые?
— Хорошие.
— А знаешь, мам, чему я поразилась на днях? Тому, что у Веры нет зимних сапог, она в кроссовках ходит.
— А где же они?
— Мамка ей не покупает, говорит, денег нет и не будет.
Светлана ошалело выпучила глаза на дочь, а потом уже, сидя в машине и обнимая коробку с новыми сапогами, чихвостила мать Веры самым отбоҏным матом, который, к сожалению, не выносит никакой цензуры.
В воскресенье к ним в гости пожаловала и сама Вера, чтобы помочь Соне с алгеброй. Намучались они с примерами и задачами так, что почувствовали за черепной коробкой шевеление извилин. Потом Светлана от души накормила девочек варениками и Вера стала собираться домой. Надев скромную чёрную куртку, она сняла с батареи свои вечно влажные кроссовки и присела на табурет, чтобы натянуть их.
— Стой, Вера. Подожди, — остановила её мама Сони. — Хочу тебе кое-что подарить.
И она достала с банкетки свои новые и ещё не ношеные сапоги.
— Нравятся? Померяй!
— Ой, ну что вы, тёть Свет, не надо! — смутилась Вера, а Соня стояла молча, в шоке.
— Давай, давай! — властно потребовала женщина.
— Как раз по размеру… Вы что, специально для меня купили? Это же дорого…
— Нет, для себя покупала, но у меня ещё и старые ничего. Забирай и носи на здоровье!
Вера, пряча увлажнившиеся глаза, обняла маму Сони. Кроссовки подруга уже сложила в пакет и тоже передала Вере.
— Спасибо вам большое!
Когда она выходила, Светлана открыла дверь и в одном домашнем платье выскочила на припорошенное снегом крыльцо:
— Вера, стой опять! Мамке своей передай… В общем, скажи ей, что… — потом вдруг махнула рукой, поняв бесполезность затеи, — Короче, ничего не передавай, таких горбатых и могила не в силах исправить.
