Галина с Николаем недавно въехали в большой девятиэтажный дом-муравейник, как они сами это называли. Множество подъездов, сотни квартир, тысячи окон. Дом будто жил своей жизнью, как живой организм. А люди в нем – своей. У каждой семьи заботы, работа, хлопоты. И между собой общались впопыхах: «здрасте-до свиданья». Некогда всем.
Недалеко от дома был большой магазин, супермаркет с огромной парковкой. Очень удобно. После работы заскочил быстренько, купил все, что надо, и скорее домой, к семейному очагу, как тот муравьишка.
Зачастую Галина заезжала в магазин вместе с мужем, но когда он задерживался, то и одна, правда, много не набирала, нести до дома хоть и не так далеко, а все же тяжеловато. Последнее время она стала часто встречать напротив входа пожилую женщину.
Она провожала взглядом выходящих людей, ничего не просила, а просто одиноко сидела на лавочке. Опрятная, явно, что не бездомная попрошайка.
И как-то Галина перехватила ее взгляд, а женщина поздоровалась с ней и улыбнулась. Так и повелось, теперь они здоровались всегда.
В этот вечер моросил дождик, Галина с Николаем вышли из магазина, а женщина опять здесь. Серенькое пальтишко, старомодные резиновые боты, на голове платок. Галина остановилась и спросила после обычного приветствия:
— Вас подвезти, может? Вы не промокли?
И женщина охотно согласилась, причем так поспешно, без всяких там: ну что вы, нет спасибо и прочих отговорок. Оказалось, что живет она в том же доме, через подъезд от них на первом этаже. Зовут ее Любовь Ильинична.
— Я получила эту квартиру, когда на промкомбинате работала. Мы тут с сыночком жили, а потом он в Ленинград уехал, — назвав город по старинке, сообщила она.
— Ну и как, приезжает сын? – спросила Галина для поддержания разговора.
Но оказалось, что нет. И к нему она никак не соберется. Далеко больно, да и семья у него, мешать не хочется. Это все показалось странным. Но расспрашивать Галина не стала, уже подъехали к дому и расстались.
А в выходной они снова встретились, Галина пошла за продуктами, а возвращаясь, увидел Любовь Ильиничну у своего подъезда. Женщина так радостно поприветствовала ее, что Галина не удержалась и пригласила ее к себе. Та снова радостно согласилась, и с тех пор стала у них частой гостьей.
Как-то их вместе заметила соседка по площадке и сказала Галине:
— Зря вы ее приваживаете, не отвяжетесь. От нее уже все шарахаются в нашем доме.
— Почему? – недоуменно спросила Галина.
— Да одинокая совсем, кота держит. А сын наверное уж и звать как забыл, глаз не кажет. А она, как дворняжка, всем в глаза заглядывает, кто приголубит, к тому и бежит.
Галине такое сравнение не понравилось. Не подходило оно этой женщине, которая была постарше их с Николаем. Но они и сами уже почти пенсионеры, и дети далеко, хотя их не забывают, часто звонят, скоро вот приехать собираются. Их новую квартиру еще не видели.
А если человек совсем один, то ему ведь тоскливо, наверное? Да и не против они с Николаем ее визитов по вечерам. Она всегда приходила с угощением: то оладий напечет, то тортик незатейливый. Сама опрятная, всегда в платочке и с неизменным ароматом давно забытой «Красной Москвы».
— Я по капельке расходую, — сказала она, — сыночек подарил, когда еще студентом был.
«Значит без малого лет двадцать назад», — подумала Галина и улыбнулась. Все в этой женщине вызывало улыбку, добрую улыбку. Они чаевничали, потом Николай отправлялся смотреть телевизор, а они разговаривали по душам. В основном о детях.
Галина уже знала, что Любовь Ильинична растила сыночка Витеньку одна. Муж умер рано, а замуж она больше не вышла. Всю себя посвятила сыну.
Зарабатывала хорошо, а потом после армии отправила его учиться в Ленинград. Директор комбината похлопотал, направление дали на учебу, думали, он вернется специалистом на их производство.
А он не вернулся, женился там на своей Миле, да так и остался. Двое деток у них.
— Я хотела поехать помочь, а Милочка сказала, что сама справляется. Вот теперь Витя зовет, а я не еду, — как-то грустно сказала она.
— Почему? – удивилась Галина.
— Да мешать не хочу. Мила мне письмо прислала, пишет, что места мало у них, район шумный, пятый этаж без лифта. Не приезжайте, мол. Витя в командировках все время, у детей друзья толпятся. Вот и не еду. Все Витеньку жду. Обещал приехать навестить.
— А внуков-то вы видели? – спросила удивленная Галина.
— Видела один раз. Они в Москву на экскурсию ездили, и я туда приехала. Ну, чтобы повидаться. Да так и не поговорили толком. Они все в бегах были, а вечерами спать без задних ног. Витя тоже замотался с ними. Вот с тех пор жду, когда сам приедет.
Галине стало грустно, а Любовь Ильинична с такой теплотой, с такой любовью рассказывала об этих незатейливых радостях, что и жалости места не оставалось. И все же это было неправильно, оставить мать одну, без внимания и заботы.
Наконец Виктор приехал, вальяжный, ухоженный. На людях показывался мало, в супермаркет через полквартала и то такси вызывал. Да и пробыл-то всего три дня.
И все же Галине удалось с ним поговорить: мама скучает, мол, ждала вас очень. На что мужчина ответил свысока:
— Разберемся, — разве что «без сопливых» не добавил. – Старые деревья не любят, когда их пересаживают.
Хотела ему Галина ответить, что даже за старыми деревьями нужно ухаживать, чтобы не погибли, но не успела. Мужчина повернулся и пошел от нее, не удостоив дальнейшим вниманием. А вскоре и уехал.
В этот же вечер Любовь Ильинична позвонила и попросилась на вечерок. Пришла с коробкой конфет «Рафаэлло», сыночек привез. И ну рассказывать, как у него все хорошо да ладно в жизни. Защитил кандидатскую, Милочка менеджер, дети преуспевают.
— Вас-то с собой не позвал? – спросил Николай, а Галина глянула на него неодобрительно, она рассказывала ему про разговор с Виктором.
Любовь Ильинична покачала головой, а потом сказала:
— Да я бы все равно не поехала. Мне и Барсика не на кого оставить.
После ее ухода Николай сказал раздраженно, что она сама, мол, ехать не хочет. Барсик дороже внуков, но Галина с ним не согласилась. Барсик – это отговорка. Не звал он ее, этот Виктор. И ему семья дороже матери. Десять лет назад последний раз виделись в Москве. Разве это дело?
Прошел еще год, и Любовь Ильинична слегла. Галина с Николаем присматривали за ней. Чем могли, помогали. По ее просьбе она позвонила Виктору, и через день в доме появилась сиделка. Она поставила условие, что будет ухаживать, но только без посторонних. Так они с Виктором Сергеевичем договорились по телефону.
Галина расстроилась, но все же вечерами навещала соседку к вящему неудовольствию этой сиделки-приживалки. И та настояла, чтобы забрали Барсика. Некогда ей с ним возиться.
— Забери, милая, — попросила Любовь Ильинична, и одинокая слезинка скатилась по щеке.
Но долго несчастная женщина не протянула. Умерла к зиме. Хоронили ее Галина с Николаем. Правда, комбинат выделил средства, как бывшей работнице, ну и Виктор прислал. А сам приехать не смог, ему как раз в это время нужно было уезжать в зарубежную командировку. Не отменить, мол.
Все это он сообщил Галине по телефону и сказал, что приедет потом, как освободится. Ну а про Милочку с внуками и говорить нечего. Чужая она им.
Виктор появился лишь через год. Поставил матери памятник, добротный, гранитный и высек на нем слова:
«Память – это все, что осталось от тебя, мама».
Затем Виктор спешно продал ее квартиру, ему завещанную, и укатил в свою жизнь, отдав Галине коробку с кое-какими книгами, небольшими картинками в рамках и флакончиком от духов «Красная Москва», там еще осталось чуть-чуть. Наверное, решил не выбрасывать. А Милочке они без надобности.
