— Ну баба Рита! Я же говорила, Славке нельзя сок! Ну посмотрите, как его опять обсыпало! Я сто раз повторяла утром, Мане и Кирюше можно, Славику нельзя! Неужели так трудно запомнить?! — рассерженная, опять глубоко беременная Ирина стояла на кухне и, уперев руки в бока, грозно смотрела на виновато сложившую ручки в молитвенном жесте сухенькую старушку, Маргариту Яковлевну, бабушку Иры и её брата, Дениса, в трёшке которой уже давно жила Ира с супругом, Виктором, и детьми.
— Прости, детка, перепутала… Или, может, он сам выпил, я вроде и чашечку его не ставила… — испуганно глядя на обсыпанного красными пятнышками правнука, оправдывалась Маргарита. — Слава, ведь сам взял пакетик с соком, ведь сам, признавайся! — улыбнувшись и потрепав мальчишку по белокурым вихрам, спросила она.
— Нет! Ты налила! — упрямо ответил мальчик, хотя знал, что бабушка права. Но пусть уж лучше мать отругает её, чем Славика. Если достанется ему, то обязательно оставят без мультиков, а это очень невыгодно.
— Да как же… — Маргарита по-стариковски хватается сухенькими пальцами за губы, качает головой. — Ну ладно, пройдет… Дай ему таблеточку…
— Закормить его этими вашими таблетками?! — злится Ирка. У неё ноет и тянет живот, ноги распухли, отекли, врачи говорят, что надо бы лечь на сохранение, но как тут ляжешь, если муж постоянно на работе, а дома творится неизвестно что!
В сад детей Ирина не отдавала принципиально – неизвестно, какую болячку принесут они оттуда, перезаражают всех домашних! А Ире болеть нельзя, Ира беременна. В который раз…
Она уже и не помнит себя просто женщиной, всегда то носит, то рожает, то вскармливает, то опять носит… Стала замечать, что выглядит намного хуже своих подруг—ровесниц, кожа как–то высушилась, ногти, раньше красивые, блестящие, теперь тусклые и какие–то синюшные, волосы поредели, нет больше красивой, с густыми локонами, причёски. Фигура чуть раздалась, особенно в бёдрах, обратно вряд ли вернётся…
Но это ничего, зато крепкая, ладная у Ирины семья, зато муж, приходя домой, радуется детским голосам.
— Трудно вам, наверное? — спрашивают сердобольные прохожие, глядя, как Ира ловит по площадкам своих чад. — Погодки, да и вы опять… — Тут обычно кивали на Ирин живот, выдающийся из узенького пальто.
— Ничего, справляемся. Просто, понимаете, дети — это такая радость! Вот берешь его, только что родившегося, на руки, дышишь, чувствуешь, как он пахнет, какой он беззащитный… И переполняет меня что–то…Это счастье женщины — иметь много детей!
Собеседник кивает. Ну а что! Дети опрятные, одеты хорошо, Ира сама ухоженная, значит, заботится о своей семье. Да и муж, судя по колечку, намертво врезавшемуся в палец, тоже имеется.
— Да и помощь у нас есть. Бабушка моя с нами живёт, ну, пожилой человек, конечно, уже почти восемьдесят, скоро юбилей будем отмечать, но за детьми проследить всегда может.
— Ой, ну надо же! Какая у вас большая семья! Столько поколений вместе! И родители ваши помогают, наверное, трое внуков сразу! Радость–то какая! — не отстаёт собеседник.
— Мои родители живут очень далеко, но звонят, подарки присылают, — сухо отвечает Ира.
Их с Денисом мать и отец семь лет назад переехали в Абхазию, там им очень понравился климат, у матери прошли многочисленные болезни, реальные и надуманные, отец тоже окреп. К детям в гости они не приезжали, говорили, что слишком далеко. Так только позвонят, поговорят, зададут дежурные вопросы, и всё. Ира обижалась, что, мол, мама не помогает с детьми, но та только качала головой.
— Я, Ирочка, тоже не железная. Мне вас с Дениской хватило. Теперь всё, теперь моя жизнь началась. Ты, раз родила, так и умей воспитывать сама. Мне вот с вами никто не помогал. Отец всегда на работе, мама вот только… Но и у тебя она сейчас в няньках, так что грех жаловаться!
Да, Маргарита Яковлевна растила и Ирочку с Денисом, своих внуков, теперь вот до правнуков дожила. Но силы уже не те…
— Жилплощади-то хватает? Сейчас, вам, поди, как многодетным, хорошие квартиры дают? — не утихает праздный интерес к Ириной жизни.
— У нас трёхкомнатная квартира, там ютимся мы с мужем, трое деток и бабушка. Не знаю, можно ли это считать хорошими условиями для детей! — поджимает губы Ира. Но и менять она ничего не собирается. У них с мужем отдельная комната, самая большая, детей Ира расселила в две оставшиеся — маленькую Машу — к бабушке, пусть та ей на ночь сказки рассказывает, поит, если девочка проснётся, все её глупые страхи успокаивает, мальчишки — Славка и Кирюша — в другой комнате, тоже хорошо. А помрёт баба Рита, не вечная же она, так и для девочек комната будет, ведь четвертый ребёнок, сказали, тоже девочка. Так хорошо, так правильно — у Иры большая, хорошая семья, она еще, вон, и о старухе заботится!
Хотя, в сущности, это было не так. Баба Рита заботилась о себе сама, а заодно и об остальных членах своей вдруг разросшейся семьи. Иру она не звала, не приглашала к себе жить, та просто позвонила однажды, сказала, что им с Виктором больше не на что снимать жильё, поэтому трёхкомнатная квартира Маргариты им вполне подойдёт.
— Или ты против, бабуль? Ну неужели не уживёшься с правнуками?! И тебе всё дело! А то совсем заскучала! — Ирина говорила быстро, не давая толком ответить, и напоследок сказала:
— Через два дня мы уже приедем, аренда заканчивается, Витя продлевать не будет. А ты освободи две комнаты от… — она хотела сказать, «хлама», но сдержалась. — От вещей ценных, а то дети могут испортить. Ну и шкафы нам, чтобы вещи сложить, тоже надо бы устроить!
В тот вечер Маргарита Яковлевна долго ворочалась с боку на бок, никак не могла понять, радоваться ей или нет…
А потом уже не было времени об этом думать. Машенька – совсем ещё грудничок, к ней в комнату определилась, теперь на теперь уже прабабушке лежала обязанность вставать ночью и кормить ребёнка из бутылки. Маша ела плохо, часто плакала, спала беспокойно. Баба Рита тогда укутывала её в одеяльце и сидела, раскачиваясь, напевая и смотря, как прыгают от её поклонов на небе звёзды…
— Баба Рита! Ну можно потише! — недовольно бурчала, заглядывая в приоткрытую дверь Ира, беременная Кириллом. — Спать невозможно, а Вите завтра на работу!
Старушка кивала, шикала и напевала теперь шёпотом, продолжая укачивать Марусю…
Потом, с рождением Кирилла, прабабушка стала кормить и укачивать его, потом Славика, гуляла с ними, согнувшись почти пополам и держась за спину, доходила до лавочки, осторожно опускалась, поправляла платочек и следила глазами за малышнёй, копошащейся рядом, в песочнице. Хорошо… Наверное, хорошо…
Постепенно большой холодильник на кухне перекочевал в полное владение Ириной семьи. Маргарите купили маленький и, не имея возможности приткнуть его в кухне, засунули в уголок старушкиной комнаты. Теперь та с кастрюлькой ходила туда-сюда, хлопала дверцей и мешала молодым спать.
Но скоро, когда Машенька подросла, этот холодильник стал тайным местом лакомств. Маша, да и Кирка потом, усвоили, что за белой дверцей хранится леденец или яблоко, или вкуснючее мороженое, или ещё что-то, чем можно полакомиться, если вести себя хорошо. Удивительно, но дети никогда не брали угощение без спроса, для них было особым таинством, когда бабушка, шаркая по полу валешами, шла к белому шкафчику, заглядывала туда, спрашивая, что Мороз Иванович сегодня послушным деткам приготовил, разговаривала с кем-то, будто рассказывая, как вели себя Маша, Кирилл и Славик, а потом брала с полочки угощение и раздавала ребятне.
Ирина смотрела на это сквозь пальцы, молчат дети, и хорошо…
Но Маргарита Яковлевна старела, бежали между пальцами отмеренные ей годы, всё становилось тяжело — выйти на улицу, зайти обратно, поиграть с детьми, покормить их, пока Ира лежит в спальне, потому что опять стреляет поясницу. Всё чаще случались промахи — то ребенок до горшка не добежит, потому что Маргарита замешкалась, то дети прыгают и шумят, а бабушка сидит, молча уставившись в окно, будто и нет их вовсе.
Тогда приходилось Ирине вставать, завязывая на раздавшемся теле огромный халат, и идти к семье…
— Витя, — дождавшись, наконец, пока муж вернётся с работы, села напротив него Ира. Виктор устало ел, что-то листал пальцем в телефоне, хмурился. — Витя, нам надо поговорить.
— Чего? — буркнул тот, скользнув взглядом по отёкшему лицу жены и снова погрузившись в созерцание чего-то на экране.
— Надо что–то делать с бабушкой! — зашептала Ирина. — Да послушай ты наконец!
Она вырвала из рук мужа телефон, бросила его на подоконник.
— Ну? — Виктор мог бы отобрать смартфон, вернуть себе, но Ира тогда начнёт кричать, плакать, опять будет скандал, прибегут дети. Сегодня этих сцен он не выдержит…
— Маргарита Яковлевна потихоньку того… Она сегодня не уследила, так Славка напился апельсинового сока, теперь опять в сыпи! Она стала плохо готовить, каша пересолена, суп – наоборот, пресный. Она отвлекается постоянно. Мне говорили, что на площадке не следит за детьми, они прыгают, где хотят. Это недопустимо!
— Согласен. Ну, все мы не вечны… — протянул Виктор, задумчиво рассматривая свои руки. — Ну а ты-то на что? Ты хозяйка, ты действуй!
Он пожал плечами, отвернулся, чтобы взять из шкафчика конфеты к чаю, а Ира, залившись румянцем, прослезилась.
— Что? Витя, как ты можешь?! Я в таком состоянии, что на грани больницы! Я из последних сил тяну всё это! Согласилась ещё о бабушке заботиться, а ты мне такие укоры в лицо!
— Ой, брось! Как будто тебя насильно заставляли беременеть! Я говорил, давай сделаем перерыв, но ты решила иначе. Ир, и потом, что значит «ты согласилась заботиться о Маргарите Яковлевне»? Вообще-то это её квартира. Скорее уж это она согласилась заботиться о твоих детях!
— Что? Моих? Они наши, Витя! Наши! Но это раньше она заботилась, а теперь она представляет угрозу! Вчера чуть Машке на ногу кипяток из чайника не плеснула, видите ли, голова у неё закружилась! Витя, надо что–то делать!
— Что? ‒ растерев лоб, равнодушно спросил мужчина.
— Ну, мои родители её точно к себе не возьмут. Денис… Не знаю, он на съёмной живёт с какой-то девчонкой… Давай её сдадим в хороший дом для престарелых? А нам найдём нормальную няню.
— Хороший дом будет стоить дорого. Да и няня тоже. Я не могу сейчас дать много денег, ты же знаешь, наш с ребятами бизнес только закрутился, надо пока поужаться. Давай попозже, через годик-два…
— Через год, я думаю, эта проблема решится сама собой. Но учти, я дома сидеть не буду, на работу выйду! — Ирина взглянула на мужа, но, не заметив в его глазах и тени страха, примирительно продолжила:
— Ладно… Вить, помассируй мне плечи, пожалуйста! Спина отваливается…
На кухню с пустой кружкой в руках заглянула Маргарита Яковлевна.
— Извините, я водички налью. Маша просит попить, — смущенно, будто слышала весь разговор, прошелестела она, взялась за ручку кувшина, но рука её ослабла, стеклянный кувшин упал на пол, расколовшись на большие куски.
— Ну что опять такое, баба Рита! Я только недавно убирала тут пол! — сбросила с плеч руки мужа Ира.
— Прости, детка! Я сама всё уберу, прости, совсем я неловкая… Посуду тоже оставьте, я помою! — залепетала Маргарита, боязливо поглядывая на Виктора. Но тот только махнул рукой, налил в кружечку воды из чайника, сунул её в руки старушки, велев идти к себе, а сам, принеся из кладовки швабру и тряпку, отдал их жене.
— Давай-ка, поработай, забыла, поди, уж и как это делается! — гаркнул он.
— Как ты так можешь?! Витя!
— Да я тебя уж нормальной и не помню, всё ты с животом. Женщиной тебя не помню! Всегда на сносях! — пожал плечами мужчина.
— Но это же для нашей семьи, для нас… — растерянно погладила живот Ирина.
— Я не просил, — бросил ей муж и ушёл.
Ира, всхлипывая и неловко нагибаясь, стала размазывать по полу воду. Снова пришла Маргарита Яковлевна, стала помогать, внучка отдала ей швабру и побежала в туалет. Её опять тошнило…
Маргарита Яковлевна, выжав тряпку и бросив её в ведро, опустилась на стул. Тяжело. Всё тяжело стало. Раньше как–то не замечала, дел столько было, что себя забывала, с Ирочкой возилась, с Денисом… Ира на балет, Дениска на хоккей, потом Ира на рисование, Денис на бокс пошёл. Маргарита всех разведёт по кружкам да секциям, благо рядом всё было, сядет на скамеечке в парке перед Дворцом пионеров и вяжет или читает. Она очень любила читать, после войны прямо дорвалась до того, о чём раньше только мечтала, читала тогда, а сейчас перечитывала книги, находила отмеченные ею же места, ноготком подчёркнутые… Раньше это была жизнь, нормальная, хорошая, с целями и значимостью. Её, Маргариты, значимостью. Дочка руки матери целовала, что та помогает с детьми. А внуки выросли равнодушными… Денис вообще забыл, не звонит, Ира служанкой сделала… В собственной же, Ритиной, квартире!.. Ирина видела, что Виктора раздражает, что и как ест бабушка, поэтому скоро её стали отправлять обедать в комнату, раздражало мужа и то, как старушка смотрит телевизор, поэтому смотреть его можно было только в своей комнате и с закрытой дверью, раздражало, как она баюкает детей, все эти присказки, поговорки… А ведь Ира когда-то под них засыпала сама, прижимала руку бабушки к своему лицу и шептала:
— Не уходи, пока не усну… Страшно…
И Маргарита Яковлевна сидела, дремала на стуле, пока Ириша не отпустит свою хватку, не отвернется к стенке. Тогда бабушка поправляла сползшее одеяло и тихо уходила… А теперь всё поменялось, всё встало с ног на голову, закружилось, поглотив Маргариту в какой-то черный куб, захватив и не давая возможности выкатиться наружу, вздохнуть…
… В больницу Маргарита Яковлевна поступила через два дня. Она неловко оступилась на лестнице, ведя за руку Кирилла и Славика. Мальчишки дернули её вперед, она скатилась со ступенек, сама уже встать не смогла.
Подбежали люди, вызвали скорую.
Ира, стоя рядом и держась за живот, недовольно кривилась. Дети тормошили её за подол юбки.
— Ириш, уведи ребятишек. Я сама разберусь, ‒ Маргарита уверенно кивнула, забрала у внучки сумку с документами.
— Ладно, позвони тогда, сообщи, куда увезут, — легко, как будто только и ждала разрешения уйти, ответила Ира, кликнула Машу и зашагала к подъезду.
— Змея, ‒ вдруг плюнула ей вслед соседка. — Как есть змея.
— Ты что, Анечка, это же Ириша, внучка моя! — протестующе замахала рукой Рита.
— Жучка она, а не внучка. Зря ты её к себе пустила! Ну вот, уже скорая едет, держись, соседка…
Ирине позвонили из Боткинской, сказали, что бабушка её с переломом доставлена к ним, что надо привезти вещи, поговорить с врачом.
Ирина позвонила мужу, дождалась, пока он заедет за ней на машине, оставила детей на попечение соседки и уже на подъезде к клинике тихо сказала:
— Ну и хорошо. Даже лучше. Одни с тобой побудем, как когда–то давно… Она мне надоела, а теперь можно всё хорошо сделать.
— Что? — не понял Виктор.
— Отсюда прямиком в интернат. Она ж лежачая теперь, а я за ней ухаживать не смогу, вот пусть и лечится на руках у государства. Вот прямо нет худа без добра.
Виктор, припарковав машину, не спешил выходить.
— Ир, я что-то не понял. Ты её сдать хочешь?
— Витя, я устала, понимаешь?! Я дико устала! Мне кажется, что я не выдержу, если надо будет её обслуживать, у меня токсикоз, у меня давление… Я…
— Но она твоя бабушка! Ты животное, Ира.
— Да что ты говоришь?! Да я из-за тебя всё это! Чтобы тебе хорошо было! А ты…
Ирина некрасиво расплакалась, стала икать, вылезла из машины и пошла к зданию больницы…
Ничего нового, хорошего и обнадёживающего ей врач не сказал. Постельный режим, долгое восстановление, уход, питание, лекарства.
— Скажите, а можно её отсюда прямо в интернат? — запахнув на животе халат, поинтересовалась вдруг женщина. — Понимаете, у меня трое деток, муж на работе, а если ещё мне и за старушкой ухаживать…
— Ну, она же не вечно недвижима будет, потихоньку поможете ей, расходится. Дома, как говорится, и стены помогают, — уверенно ответил врач.
— Вы не поняли, наверное. Я вам заплачу, вы проведёте все обследования, да хоть признавайте её невменяемой, и в интернат. Мне с ней тяжело жить!
— Извините, — доктор покачал головой, — не могу пока ничего сказать. Потом…
Они говорили тихо, но дверь, ведущая в палату, была открыта, голос Иры шепотком разносился по холлу, залетал и к Маргарите. Та, натянув одеяло к подбородку, вздохнула…
Ирина кивнула, слушая некрасивого, даже уродливого, с её точки зрения, врача, потом, прищурившись, разглядела быстро идущего по коридору мужчину, узнала его, кисло улыбнулась.
— А, Денчик, ты чего тут? Вспомнил? — сухо бросила она брату.
— Не о тебе, не беспокойся. Где бабушка?
— В палате. А ты тут какими судьбами? Она не собирается помирать, так что жилплощадь тебе не достанется! — бросила ему вслед Ирина, отошла к окну.
Вслед за Денисом шла веснушчатая девушка, немного растрёпанная, худая, как палка, но желающая казаться больше за счёт безразмерного свитера и широких джинс. Ира усмехнулась.
— А вы куда? Тут только родственников пускают! — строго процедила она сквозь зубы.
— Я с Денисом. А вы, видимо, Ирина, его сестра? Вот и познакомились.
Девушка оказалась на удивление бойкой, независимой. Она, уже отвлёкшись от Иры, о чём-то говорила с врачом, он улыбнулся, стал что–то объяснять, показывать, написал на бумажке какие–то то ли рецепты, то ли адрес.
— Хорошо, я поняла. Можно, я зайду? — наконец открыла она дверь палаты, оглянулась на врача. Тот кивнул, но показал пальцем на часы. — Посещения через двадцать минут заканчиваются.
Девушка кивнула, перешагнула порог, осторожно закрыла за собой дверь.
— Бабуль, познакомься, это Ксюша, она… Она… — Денис знал, что прабабушка старой закалки, сожительство не приемлет, и поэтому не знал, как назвать девушку.
— Твоя невеста, ‒ подсказала Маргарита. — Ксения, здравствуйте! Я очень рада с вами познакомиться. А я вот, видите… — тут она сокрушённо ударила кулачками по ногам, чуть не плача. — Так неудобно, так не вовремя! Ирочке скоро рожать, а я тут со своими костями…
— Ну, я думаю, Ирочка родит и без твоих костей. Пора ей как–то и совесть вспомнить! — зло буркнул Денис. — Если бы я раньше узнал, что ты вот так живёшь… Ирка же мне говорила, что всё хорошо!..
— А и так всё хорошо! Мальчик мой, ну давай не будем при людях! У нас дома всё хорошо. Но вот беда какая случилась со мной, всех подвела я…
Ксюша, стоя чуть в стороне, вдруг подошла, села на стул рядом с койкой Маргариты, вынула блокнот.
— Так, давайте–ка все расшаркивания оставим на потом. Что вам нужно? Что привезти? Я запишу, вечером тогда доставим – или я, или Денис. У меня институт…
Ксюша покраснела под изучающим взглядом старушки. Лицо девушки в обрамлении непокорных, огненно-рыжих волос, стало пунцовым.
— Что мне нужно? Мне? Нужно? — Маргарита стала комкать кончик одеяла, смущенно пожимать плечами. — Да ничего… Совсем ничего не надо, правда! У вас дела! Не приходите, я сама…
— Итак, я слушаю! — строго повторила Ксения. Денис ей поддакнул:
— Да, говори, что и как. Сгоняем, привезём!
— Ну… Очки мои… Дома, на тумбочке лежат… Ирочке скажи, пусть белья соберет, мне как-то себя в порядке же надо… Расчёску…
Ксюша записывала, потом, задумчиво погрызя кончик карандаша, спросила:
— Лермонтова или Бальмонта?
— Что, детка?
— Денис говорил, что вы читать любите. Так что принести? Классиков или, может быть, из современного что-то? Фантастику, романтическое, житейское?
— Ох, Ксюшенька, ну куда мне современное! Давай лучше Островского. Люблю его пьесы читать, как будто в театр сходила! Мы с Ирочкой и Дениской, когда они подросли, много по театрам ходили…
— Отметила. Будет и театр. Попозже.
Ксюша встала, кивнула Маргарите, потом, улыбнувшись, попрощалась с остальными женщинами в палате.
— Ой, девонька, извините ради Бога! ‒ окликнула её с койки у окна пациентка. — Я слышала, вы можете принести книги… Мне неловко, но просто меня никто не навещает… Не могли бы вы найти…
Она назвала какого-то мудрёного автора, Ксюша записала.
— Постараюсь! Ну, нам пора. Денис, я тебя в коридоре подожду, — сказала она, вышла и увидела топчущуюся у окна Ирину. Помолчали, дождались Ириного брата.
— И что? ‒ Ирина улыбалась, только уж очень невесело. — Объявились? Братик, не представишь нас официально?
— Ксюша, моя жена, — уверенно ответил Денис. — А это — моя сестра, крольчиха Ирина.
— Что? Да как ты смеешь?! Зато у меня есть семья, муж, дети, я счастливая, состоявшаяся женщина, а ты так и живёшь на съемной квартире с какой-то … — Она оглядела Ксюшу с головы до ног. — С какой-то хиппи. И квартира всё равно будет моя, понял?! У меня дети!
Денис усмехнулся, взял Ксюшу за руку, и они пошли по коридору к выходу, потом, оглянувшись, сказал:
— Виктор позвонил мне, сказал, что ты хочешь сдать бабушку. Это подло, сестрёнка.
— Ах, какие мы благородные! А где ты был всё это время, а? Я тащила всё на себе — дом, детей, эту старуху, а ты жил — не тужил, даже, вон, какую-то малолетку себе нашёл. Хоть бы раз позвонил мне, узнал, как мне живётся! — подскочила к нему Ирина, тяжело дыша.
— Я жил, думал, ты нормальная, заняла бабушкину квартиру, так хоть заботишься о ней. Да, виноват, не интересовался, какого по счёту ты рожать собралась. Но родить, сестрёнка, это легче, а вот потом воспитать… Ты зря всё это, Ира…
Денис ушёл, а Ира еще минуту стояла, рассерженно смотря ему вслед, потом тоже медленно пошла к выходу…
— Почему ты ненавидишь её? — спросила Ксюша, когда уже ехали в метро. — Ну, свою сестру.
— Потому что она бесчувственная. Она даже своих детей не любит. Она просто всех использует. В детстве использовала меня — творила, что хотела, а потом сваливала на меня, уговаривая не рассказывать правды, а то перестанет меня любить. А я, глупый, вёлся… Выросла, нашла себе Виктора, теперь тянет его к себе. Но она не умеет любить и всё ей кажется, что и её не любят… Не хочу больше о ней, всё!..
… Без Маргариты Яковлевны дома как-то медленно, потихоньку настал хаос. Дети раскидывали игрушки, кричали и бегали из комнаты в комнату, потому что ими просто никто не занимался. Вечером Маша лезла к Ирине, уговаривала почитать, но та только отмахивалась, просила подождать отца.
Утром тоже было не лучше — никто не варил детям кашу, они ели залитые молоком хлопья, от которых у Славика снова поползла сыпь. Ире приходилось ходить с детьми гулять, играть в их дурацкие игры, слушать пустую болтовню соседок, а так хотелось, как раньше, завернуться в плед, улечься с наушниками на кровать и мечтать, как родится девочка, как назовут они её с Витей Юлечкой, будет Маше подружка…
— Витя, нам бы няню найти. Скоро роды, как дети будут одни? — заныла вечером Ира, уложив, наконец, всех спать. — Я уже без сил, а как дальше?.. Найдём помощницу!
— Поедешь к моим, в деревню, — зевнув и выключив свет, ответил Виктор.
— Чего?! Прямо сейчас побежала! Ага! Ты что несёшь, Витя?! Какая деревня? Да там туалет — это просто дырка! Я не могу так! — села на кровати Ирина, толкнула мужа в спину.
— Ну тогда не ной. Сама родила, сама воспитывай. Как-то раньше женщины управлялись! Я помогаю, как могу, буду стараться раньше приезжать с работы. Потом, для таких, как ты, придуман садик. Определи их всех туда и живи себе спокойно!
— Ни в коем случае! Садик — это зараза, это инфекция! — тут же замотала головой Ира. — Младенец умрёт сразу же от всех этих болезней.
— На няньку денег нет. Всё! — Виктор снова отвернулся и замолчал.
Ира еще долго скулила рядом. И уже больше мысли о рождении Юленьки не внушали ей столько радости, сколько раньше…
Маргариту Яковлевну навещали. Денис, Ксюша, иногда Виктор приходили к ней вечером, приносили фрукты. Виктор уходил быстро, как будто чувствуя вину и от этого стесняясь, Ксюша засиживалась долго, рассказывала об институте, о своей жизни, о том, что окончила медучилище, теперь учится на биохимическом факультете.
Иногда старушка просила её почитать, и тогда Ксения находила нужную книгу на смартфоне, читала, вся палата замолкала, слушая и прося почитать ещё.
Денис чаще приезжал к самому концу посещений, спрашивал, как Маргарита себя чувствует, что говорят ей врачи, потом, как будто тоже виноват, с трудом подбирал слова, говорил что-то незначащее, пустое.
‒ Я знаю, Дениска, меня же дальше в интернат. Да я и не обижаюсь. Ну куда я, старая развалина теперь сгожусь! Ирочка родит, ей будет не до меня… — как–то прямо сказала ему бабушка. — Ничего, так положено, так надо.
— Брось! Никакого интерната! А Ирочке твоей всегда ни до кого! — зло выдернул из Ритиных рук свою ладонь Денис. — Плодится, как безумная, смотреть страшно! А ведь дети как трава сорная растут! Ни ей они не нужны, ни Виктору. Вот зачем тогда это всё?! Зачем она это делает?!
— Это трудно понять, мальчик мой, обещай, что ты никогда не бросишь ей это в упрёк, хорошо?
Денис нехотя кивнул.
Маргарита Яковлевна понизила голос, внук наклонился вперед.
— Она рожает деток, чтобы удержать мужа. Она знает, что он давно ей изменяет. Она никогда не спрашивала его об этом, но гуляет он. Женщина сразу это чувствует! И чтобы он был с ней, Ира рожает. На время, пока ребёнок совсем маленький, Витя сдерживает себя, чаще бывает дома, помогает с малышом. Ира тогда расцветает. Я помню, как принесли Кирюшу… Она так изменилась, всё Витьку целовала, обнимала, заботилась, а потом почувствовала, что опять он… Ну… И сникла. Он с ней, потому что детей много, как бросить… Это показное благородство, и я презираю его за это. Я бы такого прогнала сразу же! Подумаешь, дети! Да лучше самой их растить, одной, чем вот так мучиться! Но Ира очень боится быть нелюбимой. Придумала себе иллюзию, что, как мать его детей, она нравится Вите. Вот и постоянно матерью становится. Но это не может долго продолжаться, им надо решать что-то… Даже если меня не будет, она не успокоится. Ире очень не хватало маминой любви… Но ваша мать почему-то Иришу к себе не подпускала близко… Не знаю, почему. Я старалась заменить ей маму, дарила любовь, но теперь Ира за это меня ненавидит… Что я не мама…
— Ой, вот привидится тебе, баба Рита! Да просто Ирка эгоистка! Квартира ей твоя понравилась, вот и всё! — замотал головой Денис.
— Они переехали ко мне, потому что Витя сказал, что уйдёт, если не будет нормального жилья. Снимать он не хотел, потому что начал какой-то бизнес, деньги все туда ухнул, а прибыли не было. Месяца три, я помню, жили на мою пенсию…
— Почему Ира не попросила денег у меня? Не рассказала всё? — с обидой спросил Денис. — Ты почему не рассказывала ничего?
— Ира не велела. Не хочу, говорит, унижаться…
— Сама бы тогда она шла работать! Ишь, королева!
— А дети? В сад она их не отдаёт, потому что тогда станет им ненужной, как она считает, и Виктору не нужной… В общем, в ней столько всего намешано, спрятано, что этим вашим психотерапевтам хлеба будет на годы. А ты не обижайся на сестру. Не надо.
Маргарита притихла, поглаживая внука по руке, и подумала: «Боже, какая же я старая! Какая старая, как я устала, но как не хочется их оставлять! Все на моих глазах росли, все людьми становились… Ирочка несчастная только вот… Жалко…»
…На следующий вечер Ксюша влетела в комнату, где сидел Денис и что-то печатал на компьютере.
— Звонит твоя сестра! — крикнула она и сунула парню телефон в руки.
— Алло. Чего? — Денис вскочил, стал быстро ходить по комнате. — Как так бросил? Ты, наверное, не поняла просто… Куда? А остальные?..
Разговор оборвался внезапно, Денис ещё секунд десять смотрел на экран смартфона, потом опомнился, стал собираться.
— Что стряслось? Куда ты? — испуганно спросила Ксюша.
— От Ирины ушёл муж. Она на фоне этого перенервничала и теперь рожает. Она уже в роддоме, нам надо поехать к детям, они там с соседкой, но…
Ксения быстро натянула сапоги, схватила куртку и выскочила вслед за Денисом.
— Если хочешь, оставайся дома, я сам! ‒ прошептал он, но по глазам было видно, что он совсем не хочет ехать к племянникам один. Он редко их навещал, Ира особо не привечала его, поэтому знакомство с детьми было поверхностным, что с ними делать, он не представлял…
… Ирина рожала долго, намучалась, ребенка сразу забрали в реанимацию, а мать отправили в палату.
— Ну как ты? — позвонил ей Денис. — Как дочка?
— Они ничего не говорят… Забрали её…
— Не волнуйся, всё будет хорошо. Просто надо, чтобы прошло время. Мы тут с детьми завтракаем. Ир, вот неужели трудно было сказать, что тебе просто хочется на ручки, а? Ну не чужие же люди! Я–то тебя люблю любую, хоть злыдню, хоть нормальную, хоть беременную, хоть нет! Я с тобой никогда не разведусь, слышишь, сестрёнка?!
— Слышу… — всхлипывая, ответила Ира. — Но я наломала много дров, Денчик… И Витя от меня ушёл… Он сказал, что не хотел ни одного из этих детей, что они и я — это обуза, что я – сдвинутая, что мне лечиться надо… А я же только для него старалась, чтобы у него настоящая семья была…
— Так сдай их всех в интернат! Раз не нужны они теперь.
— Ты что такое говоришь, Денис! Я–то их люблю, как же сдать! Никогда больше таких слов не произноси!
— Тогда и ты ерунды не говори! Ты старалась, чтобы у тебя была семья, сестрёнка… Да и комар его забодай, этого Виктора! Помнишь, как дед говорил про комара? В общем так, вы там лежите, ждите, я приеду скоро. Ксюша с детьми побудет. А дальше будем по обстоятельствам решать. Всё, целую, Иришка!
Он положил трубку, выдохнул. Трудно далась ему эта позитивная речь, но так велела сказать Ксюша, мол, чтобы Ире было поспокойнее…
… Ирину и Маргариту Яковлевну выписывали в один день. Ребята решили, что старушку отвезёт на такси домой Ксюша, а Иру с младенцем, как настоящий, взрослый дядя, в костюме и при галстуке, встретит Денис.
Подойдя к выписной, парень заметил Виктора.
— Не смей к ней подходить, понял? — прошипел Денис. — Всё, ты теперь тут никто!
— Да иди ты! — огрызнулся Витя. — Ребёнок мой! И это наше с Ириной дело…
— Твоего дела тут нет. Из–за тебя ребенок родился раньше, мог погибнуть! Ты чем думал, когда… Ой, ладно, в общем, шёл бы ты лесом!
Виктор упрямо сжал губы и помотал головой…
Медсёстры вынесли кулёк с маленькой Юлей, следом вышла бледная Ирина. Увидев Дениса, улыбнулась. Она никогда не видела его таким нарядным! Потом, когда она заметила жавшегося к колонне мужа, её лицо окаменело, она выхватила дочку из рук акушерок, попрощалась и пошла к брату.
— Уходи, Витя. Позвони, я скажу, когда можно будет навестить дочь, — бросила она будто в пустоту и, позволив Денису взять себя под локоть, пошла к машине.
— Но Ира! Так нельзя! Это глупо! — крикнул Виктор им вслед.
Ирина отдала Юлю дяде, развернулась и утиной походкой подошла к бывшему мужу.
— Знаешь, рядом с тобой я стала зверем, настоящим зверем. Я так сильно охраняла наше логово, мне казалось, что так я тебя удержу… Я не видела никого и ничего вокруг, только тебя. Ты говорил когда–то, что хочешь большую семью. Она у тебя была, но оказывается, стала обузой. Я тянула этот воз, а ты кувыркался с другими, врал мне и делал вид, что всё хорошо. Вот это всё было, действительно, глупо. Но так больше не будет. Я ещё выкарабкаюсь, обязательно! Я очень постараюсь! У меня есть для этого стимул – дети. А вот ты теперь за бортом. Ищи себе спасательную шлюпку, просись туда, может, примут. Извини, мне пора!
Виктор провожал взглядом такси, потом ему позвонили, он чертыхнулся, зашагал прочь. Его спасательная шлюпка пришвартовалась к одному очень дорогому ресторанчику, шлюпка была весьма фигуристой и соблазнительной, но почему-то в первый раз Вите не хотелось идти к ней…
… ‒ Маргарита Яковлевна! Вы идёте не рекорд! Молодцом! А ну ещё пару шагов! ‒ бодро кричит Ксюша, держа в руках секундомер и наблюдая, как баба Рита медленно, приставными шажками, движется к скамейке. Старушка уже может ходить, и это главное! Это полезно и правильно, это движение вперед, возвращение к нормальной жизни.
Ксюша врёт, говоря, что с каждым днём скорость Маргариты Яковлевны увеличивается. Это не так, и обе это понимают. Но то, как смеется рыжая девчонка, как строго шагает вперед женщина, забавляет их.
— Ну а теперь садимся, и руками: вверх-вниз, вверх-вниз! — говорит Ксюша. Она окончила курсы ЛФК, теперь вспоминает то, чему учили.
— Всё, не могу больше, детка. Отдохнуть хочу, — шепчет Маргарита Яковлевна.
— Тогда, мадам, прыгайте в коляску! Домчим с ветерком! — девушка подкатывает к скамейке инвалидную коляску, помогает женщине усесться туда, забирает все приспособления для реабилитации, поправляет кепку и катит свой ценный груз вперед по аллее. Им кивают знакомые, здороваются. Баба Рита приветствует их в ответ. Она не помолодела, нет… Но ей просто хорошо. Хорошо от того, что светит сегодня солнце, что на дереве свистит скворец, что Ксюша такая весёлая, Ириша почти оклемалась после родов, теперь суетится по хозяйству. Всё стало как-то налаживаться, словно Ритину жизнь, взлохмаченную, какую-то всклокоченную, наконец причесали, привели в порядок. Дай-то Бог, чтобы у ребят всё наладилось! Ира-то своих сорванцов в сад всё же определила, пока не болеют, а там…
Виктор исправно платит алименты, навещает детей. Ирина их встречи не очень жалует, но Рита считает, что это хорошо, ведь даже пусть взрослые разбежались, а дети тут ни при чём!
Ира иногда грустит, сядет на кухне, затихнет, смотрит в черноту окошка, только плечики вздрагивают, потом кинется к бабе Рите, начинает просить прощения… Она очень похудела после последних родов, намучалась, видимо; много, говорят, крови потеряла… Ничего, и это пройдёт, жизнь большая, длинная она, жизнь… Просто сейчас ухабы пошли, надо пережить. И с детьми Ира теперь совершенно по–другому стала себя вести. И ласка в ней проскальзывает, и забота, и пошалить им разрешает. Неравнодушие – вот как про себя обозначила эту перемену Маргарита. Раньше все силы внучки уходили на то, чтобы убеждать себя, что Витя её, Иру, любит. А теперь пошла энергия в нужное русло, в правильное! Плохая Ириша или хорошая — уж теперь не надо думать, надо просто жить, помогать себе и ей становиться чище, теплее…
Денис теперь часто в гости заглядывает, играет с мальчишками, с Машей кукол наряжает. Два раза Ира разрешала ему погулять с коляской. Денис признался, то это было очень волнительно, потому что Юлька постоянно плакала…
Ира начала потихоньку работать. Что—то там через интернет… Сидит, стучит по клавишам, цифры считает, звонят ей какие–то люди, дают поручения. Ирина даже похорошела, словно бы воздуха глотнула свежего после душного подвала.
Денис и Ксюша вот только расписываться не хотят. Упёртые оба, мол, зачем этот штамп, зачем эти условности!.. Маргариту Яковлевну это немного расстраивает, но уж такая сейчас жизнь, надо привыкать…
Маргарита Яковлевна сидит в своей комнате, она только что отложила томик стихов и теперь просто смотрит внутрь себя, в свои мысли… Ей слышно, как за стеной бубнит слоги Кирюша, он учится читать, Машка ему подсказывает, брат кричит на неё, потом вступает Денис, всех успокаивает. В другой комнате работает Ира, укачивая на коленях дочку… Рите спокойно и легко, она дома, рядом её внуки, правнуки – это счастье! Простое человеческое счастье. Его не так просто получить, оно хрупкое, нежное, оно быстро разлетается на кусочки, если его не беречь… Но они смогут, её внуки, правнуки и их дети – смогут уберечь то, что называется семьёй, не пустят в него беду, вымолят у Бога защиту, чтобы быть вместе, чтобы было, кого любить…
