Лика не разбивала семью, они с Вадиком встретились ровно через два дня после его развода. А еще через три он узнал, что станет папой. Кто знает, как бы Лика поступила на месте этой женщины, но та решила оставить ребенка. При этом никакого восстановления с Вадиком она не хотела – у нее была новая любовь, из-за которой, собственно, и произошел развод. Нет, ребенок точно был от Вадика – новая любовь его бывшей жены отбывала срок в местах не столь отдаленных, одноклассник, в которого она, наверное, всегда была влюблена, и который внезапно написал ей сообщение Вконтакте, а там… В общем, случилась неземная любовь, и Вадик благородно отпустил свою молодую жену. А она потом родила ему дочь и вышла замуж за другого. Такая вот история.
Девочку назвали Мариной. Отец забирал ее каждую вторую и четвертую субботу месяца начиная с годовалого возраста, когда девочку перевели на смеси. До этого он также четко навещал ее у бывшей жены, и Лика не ревновала – все же ребенок, родная кровь. Она вообще любила детей, мечтала о своих детях, и эта девочка стала чем-то вроде тренировки перед настоящим материнством. Лике нравилось ее милое личико, звонкий искренний смех, которым Марина встречала любую Ликину задумку. Смешно сказать, Марина больше времени проводила с ней, чем с Вадиком, который понятия не имел, как занимать таких маленьких детей.
К тому времени, когда девочка достаточно подросла, чтобы Вадик мог учить ее ездить на трехколесном велосипеде, Лика с Мариной были уже такой командой, что никто не мог встать между ними. Лика никому и никогда не призналась бы в том, что иногда она думает: как хорошо было бы, если бы Марина жила с ними. Конечно, никакая мать не согласится расстаться со своим ребенком, и смерти она ей не желала, не дай бог! Но что если бывшая жена Вадика родит новому мужу тройняшек? И не навсегда, а на время, попросит их взять Марину к себе? А потом как-нибудь так получится, что Марина останется у них навсегда.
Чтобы избавиться от этих странных мыслей, она сказала Вадику:
— Я хочу родить тебе сына.
И Вадик ничего не ответил, просто улыбнулся, взял ее за руку и повел в спальню.
Забеременела Марина только через полгода, а до этого было шесть томительных месяцев, которые вместили в себя всю гамму чувств от разочарования до глухого отчаянья. Когда же тест показал заветные две полосочки, Лика не смогла сдержать слез радости – теперь уж точно все будет хорошо.
Беременность протекала легко – никакого токсикоза, отеков, да она даже лишнего веса не набрала! На втором УЗИ им сказали, что будет мальчик, и Вадик чуть не лопался от гордости, а Марина придумывала имя братику – тогда ей было уже пять лет. Каждую вторую и четвертую субботу месяца они шли гулять – Лика, Вадик, а посередине Марина, крепко державшая за руки их обоих. Она прижимала свои крошечные ладошки к животу Лики и округляла свои голубые глаза, весело сообщая:
— Пинается!
Лике очень понравилось имя, которое беспрестанно повторяла Марина – Ренат, и она убедила Вадика так назвать их сына, хотя тот долго сопротивлялся, считая его каким-то «нерусским».
Этот день врезался ей в память до самых мелких деталей. Вот она жарит оладьи в виде мишек, Марина любит такие, и поливает их сгущенкой, специально вчера купила в супермаркете. Вот Вадик открывает дверь, и они входят – на Марине новые красные сандалики и платье в полоску, это Лика ей его купила. Они все вместе завтракают, и Лика впервые за все время беременности чувствует усталость – рожать ей через месяц, но живот уже огромный, и спина ноет с самого утра. На улице стоит жара, и пока солнце еще не так сильно печет, они идут гулять. Марина лезет на самую высокую горку, и Лика ругает ее – Вадик вернулся домой за панамкой, которую они забыли, а обычно он страховал дочь.
Дальше все было как в кино: новенькие красные сандалики заскользили по узким перекладинам, и Марина повисла на руках в двух метрах от земли. Она истошно закричала, а Лика бросилась к ней, чтобы успеть поймать, потому что она видела, что крошечные детские пальчики уже вот-вот соскользнут, и если она не успеет… Она успела. Поймала летящую Марину и вместе с ней рухнула на землю. Живот пронзила резкая боль, и последнее, что запомнила Лика, это искаженное от страха личико девочки, склонившееся над ней…
Обширная отслойка плаценты, ее еле успели спасти. Врач, пряча глаза, глухо сказал ей, что матку пришлось удалить, и она больше не сможет иметь детей. Если бы этого не сделали, она бы не выжила. Но Лика не знала, зачем ей жить, если ее мальчика, ее Рената, тоже не смогли спасти. За первые полгода жизни после она не помнила ничего, кроме безликого потолка больницы, а потом их хрустальной люстры, которая досталась ей от бабушки и которую она отвоевала у Вадика, когда они делали ремонт.
Вадик кормил ее с ложечки, прочитал ей всего Гарри Поттера и вообще был идеальным. Если бы не он, Лика бы не ожила. Возможно, она бы оправилась раньше, если бы каждую вторую и четвертую субботу месяца в их квартире не поселялся звонкий детский смех. Правда, этот смех постепенно угас – Марина каким-то детским чутьем быстро поняла, что ее здесь больше не любят.
Лика не выносила ее запах, эти ее голубые глаза, бантики на косичках. Умом она понимала, что девочка не виновата, но ничего не могла с собой поделать: она ненавидела этого ребенка, который навсегда лишил ее радости материнства.
Вадик тоже это чувствовал, хотя вслух ни разу ничего не сказал. Он старался уводить девочку из дома, с виноватым видом бродил по квартире в пятницу вечером накануне ее приезда. К счастью, скоро девочка пошла в школу, и теперь Вадик забирал ее только в субботу вечером, а в воскресенье после обеда спешил вернуть домой. У них больше не было совместных завтраков с оладьями – Вадик кормил дочь хлопьями с молоком, а сам ел бутерброды и пил остывший кофе.
— Папа, а как попасть на небо? – как-то спросила Марина, а Лика зло подумала – купить новые красные сандалии и полезть в них на самую высокую горку.
— Ну, небо очень высоко, — сказал он. – Чтобы туда попасть, нужны крылья, но они есть только у птиц. Можно еще на самолете – когда ты подрастешь, мы с тобой полетим на море и тогда побываем на небе.
Вадик предлагал этим летом слетать на море, взяв с собой Марину, и хотя тон у него был извиняющийся и безнадежный, Лика все равно разозлилась, потому что ее сын никогда не увидит моря. Она отказалась, сказала, что, если он хочет, они могут лететь без нее.
К счастью, девочка прекратила свои расспросы, скрылась в комнате и села рисовать. Чтобы она не мешала Лике, Вадик устроил дочери уголок, в который усаживал ее и велел не шуметь. Он купил ей карандаши и краски, кучу книжек и большой набор лего, и девочка часто сидела там тихо, как мышка.
Вадик вышел в магазин – решил купить мороженого, хотя на самом деле просто пытался хотя бы на десять минут вырваться из этой гнетущей обстановки. Лика сидела на кухне и цедила холодный чай. Когда она почувствовала сквозняк, рассердилась – опять Марина открывает окно, ей же запрещали!
Она решительно вошла в комнату, готовая обрушить всю свою ненависть на девочку, но в дверях замерла: тонкая фигурка Марины темнела в проеме открытого окна, казалось, вот-вот и она выпадет наружу. Оцепенение прошло, Лика кинулась к окну и рывком потянула к себе девочку.
— Ты что творишь! – зашипела она.
Марина смотрела на нее испуганными глазами. В руках она сжимала маленький самолетик.
— Я хотела отправить его на небо, — шепотом сказала она.
Лика взяла в руки самолетик и заметила, что на листочке что-то написано аккуратным детским почерком. Она бы не стала читать, если бы ей в глаза не бросилось имя – Ренат. Оно обожгло ее, стало нечем дышать. Медленно, словно во сне, она развернула листок и прочитала: «Здравствуй братик Ренат! Мама сказала ты живешь на небе. Я не знаю почему. Возвращайся сюда, мы без тебя грустные. Я не хочу, чтобы ты жил там. Без тебя Лика другая. Лика твоя мама. Я тоже хочу такую маму. Моя мама меня бьет и ругает, потому что я мешаю дяде Вове. Это я виновата. Давай ты вернешься сюда, а я буду жить на небе. Пришли мне ответ. Твоя сестра Марина».
Лика ни разу не плакала с того самого дня, слезы застряли где-то посередине пути и никак не могли выйти наружу. А сейчас она почувствовала их спасительную горячую влагу на своих щеках. Марина смотрела на нее испуганно и сама чуть не плакала. Лика потянула к ней руку, и Марина дернулась, словно Лика могла ее ударить. Жаркий стыд охватил Лику, стыд за себя, за других взрослых, которые сделали так, что эта маленькая девочка ждет удара, а не поддержки. Она крепко прижала к себе Марину, погладила ее по волосам.
— Все хорошо, — повторяла она. – Все хорошо.
Когда Вадик зашел в квартиру, он сразу бросился в комнату, почувствовав неладное. Свежий ветер врывался в комнату, раздувая легкие занавески. Лика с Мариной сидели на полу, вцепившись друг в друга.
— Что здесь происходит? – с испугом спросил Вадик.
Лика подняла на него глаза и сказала:
— Может, все же полетим на море этим летом? Все вместе?
И перекосившееся от тревоги лицо Вадика разгладилось, пустило осторожную улыбку.
— Ну конечно, — излишне бодро проговорил он. – Конечно, полетим…
