-Петюнь! Петюня, я пришла! – Галя стояла в прихожей, стряхивая с шубки белый, ватно-кружевной снег. – Петь, сумки возьми!
Женщина поставила на пол пакеты с продуктами. Они постоянно заваливались набок, французский батон так и норовил выскочить наружу, потянув за собой все покупки. Галя очередной раз поправила падающие покупки, вздохнула, посмотрелась в зеркало и стала расстегивать сапоги.
-Петь! Молнию заело, помоги, пожалуйста! – она прислушалась, ожидая услышать шаги мужа. – Ох, как же я устала!
Петр Рябчиков, лежа на диване, крепко спал. В наушниках играла музыка, вплетая голос жены в грохочущий и дребезжащий ритм.
Только когда Галя уже стояла рядом и крепко трясла мужа за плечо, тот проснулся. Сначала он увидел сапоги, а из них вверх шли Галкины ноги в теплых, серого цвета колготках. Только почему-то один сапог был не расстегнут, а второй шлейфом голенища волочился за хозяйкой.
-Ты глухой? Я говорю, помоги мне, пожалуйста, снять сапоги. Молнию заело.
-А, да, сейчас.
Петя скатился с дивана на пол, обхватил щиколотку в кожаном сапожке левой рукой, а правой сильно дернул за язычок молнии. Та взвизгнула и, поддавшись, поползла вниз.
-У тебя ноги совершенно холодные! Галя, ну, как так можно! Ты заболеешь! Надень пока мои тапки, они теплые! – И вот Петя уже бежит на кухню заваривать чай с лимоном, разогревает блинчики с творогом, кое-как накрывает на стол, посматривая на жену.
Та, сев в кресло, греет руки под плюшевым покрывалом и топочет по ковру Петькиными тапочками.
-Петь, а ты завтра не занят? – спросила она, стараясь перекричать звук свистящего чайника. – Завтра вечером не занят?
-Ну, до шести я работаю, потом свободен. А, что?
-Мы с тобой пойдем на балет! В Большой театр! – победно ответила Галя и положила на стол два билета. – Вот, хорошие места, семь вечера.
-На балет? Откуда билеты, это же очень дорого! – удивленно смотрел Петя на длинные, с надписями, листы, лежащие на столе.
-Ну, я у девчонок заняла, ну, и что-то из наших сбережений взяла. Петька! Я так хочу сходить! Искусство, выражение слов в танце – это же прекрасно!
Галя еще что-то рассказывала, ворковала, раздумывая вслух, что бы такое надеть в театр. А Петя стоял в дверном проеме с чашкой чая для жены и, переминаясь с ноги на ногу, вздыхал.
-Галчонок, я не люблю балет.
Он виновато посмотрел на жену и отвел глаза.
-Почему это?! Балет – это красота тел, это грация, это разговор без слов! – Галя могла часами говорить об искусстве. – Романтика и изысканность!
-Ну, милая, я не хочу. Давай, ты с мамой сходишь, а? Или с сестрой.
-Мама уехала, сестра занята. А ты, Петя — мой муж и должен выводить меня в свет!
-Мы в ресторан ходили с тобой, на концерт, ну, куда там еще ходили…
Он в задумчивости потер лоб.
-А я хочу теперь в театр. Билеты уже куплены, так что поздно что-то переигрывать. И вообще! Я столько денег потратила, из кожи вон лезла, а ты!
Она со стуком поставила недопитую чашку на стол, встала и ушла в другую комнату.
Петя услышал, как жена кому-то жалуется по телефону.
Мужчина хмуро пожал плечами, сел на диван и щелкнул пультом. Экран телевизора загорелся зеленым футбольным полем, а перед глазами у Петра стояла совсем другая картинка.
Он, худенький, даже, костлявый, с оттопыренными ушами, которые сразу бросались в глаза, потому что мать постригла Петю слишком коротко, и волосы уже не прятали этот изъян, в колготках, от которых чесались ноги, которые вечно пузырились на коленках и мотались гармошкой, потому что бабушка решила купить одежду «на вырост», в беленькой футболке и чешках, стоит перед строгой Антониной Борисовной. Та, приподняв очки, смотрит на него сверху вниз, пробегая глазами по полупрозрачной коже, испуганно сжатым в кулаки ладошкам, по предательской гармошке из колготок на щиколотках.
-Почему вы думаете, что ваш мальчик сможет у нас заниматься? – наконец, спросила Антонина Борисовна, обернувшись на мать.
Та, выпрямившись и гордо задрав подбородок, ответила, что ее Петя очень гибкий мальчик, что он плавно двигается и любит музыку.
Антонина Борисовна опять посмотрела на Петьку.
-Знаете, он у вас недокормленный какой-то! Голодом ребенка морите! Он не выдержит нагрузок!
-Выдержит, он все выдержит! Правда, Петя? – мать поймала взгляд сына и приподняла брови. – Знаете, я воспитываю его вместе с моей мамой, отца-то у Пети нет. Вот, хотим дать ребенку все самое лучшее!
-Хорошо, — Антонина Борисовна усмехнулась. – Мальчик, выйди на середину зала и повторяй за мной.
Она стала показывать разные движения, что-то считала про себя, а Петя внимательно следил за этими тонкими ногами в черных балетках, за юбкой, что порхала вместе со своей хозяйкой, за грациозными движениями рук…
-Ну, что ты стоишь! – шикнула мама. – Повторяй, давай!
Петя, как мог, немного неуклюже, стесняясь того, что мать смотрит за каждым его движением, стал делать то, что показывала педагог.
Антонина Борисовна сначала хмурилась, подходила, что-то поправляла, заставляла повторить, а потом вдруг улыбнулась.
-Ну, чего ты боишься, вон, ладошки совсем вспотели! Молодец, ты же большой молодец! Да, вот так, вот, плавне… А теперь, поворот! А так сможешь? Молодчина!
Что-то в этом мальчонке заставило женщину улыбнуться, почувствовав, как теплеет сердце. То ли большие, грустные глаза с длинными, завитыми на кончиках ресницами, то ли упрямые, острые скулы, говорящие о том, что этот малыш еще покажет миру, кто он на самом деле, то ли просто восхищение, залившее Петькино лицо румянцем, то ли просто Петя ей кого-то напоминал…
-Хорошо, я возьму его. А вы подготовьте все документы, справку от врача принесите. А то уж больно худенький мальчонка!.
Мама кивала, радостно улыбаясь, гладила Петю по голове и постоянно поправляла сумку, что сползала с плеча прямо ему на голову.
-Ну, что вы стоите? Идите, занятие окончено! – Антонина Борисовна быстро развернулась и, выходя из зала через другую дверь, кивнула в знак прощания. – Петя, я жду тебя в среду, в это же время! – и вдруг подмигнула. Петька открыл рот, потом закрыл и, молча, подмигнул ей в ответ.
-Переодевайся! Я тут подожду. Вот бабушка обрадуется! – восхищенно смотрела по сторонам мама. – Наш мальчик будет танцевать в балете!
Конечно, все понимали, что кружок во Дворце пионеров никоим образом не служит началом успешной карьеры в танцевальном искусстве, не протолкнет Петю на сцену известных театров. Но так хотелось думать, что все у Петьки сложится хорошо! Его не брали никуда – на волейбол, футбол и гимнастику, потому что был слишком тщедушен и худ, на шахматы и столярное дело – мал еще, всего четыре года…
-А все-таки хорошо, что нам Антонина Борисовна попалась! – говорила по дороге домой мама Даша, ведя сына за руку. – Строгая, сразу видно, но с вами-то, с пацанятами, так и нужно!
Петя слушал ее вполуха, выворачивая голову, чтобы рассмотреть вылепленных на Дворце пионеров мальчиков. Кто-то из них бил в барабан, кто-то играл на горне, кто-то маршировал, неся флажок, кто-то нес модель самолета. И не было ни одного, кто бы, как Петя, надел бы колготки, потому что, по уверению бабушки, в зале будет непременно холодно, и чешки, прыгал бы по паркету в такт счету педагога… Ну, не было там таких, и все тут…
-Мам, а я кем тогда буду? – мальчик повернул голову и посмотрел снизу вверх на мать.- Балеруном? Мне не нравится, если буду балеруном!
Он резко остановился и замер, ожидая, что ответит мама.
-Ну, что ты! Артист балета, вот как это называется. Ты будешь артистом балета.
-Артист балета, — задумчиво повторил Петя, кивнул каким-то своим мыслям и пошел дальше…
…-Вот, Митенька, взяли нашего мальчика, никто не верил, а его взяли! – бабушка Тамара, вытирая щедрые, крупные слезы заодно с тушью, стояла перед фотографией Петькиного отца и крестилась. – Дай-то Бог! Дай-то Бог! Ты же, Митенька хотел, чтобы мальчик рос здоровым, вот мы его определили в балет! В балет, Митенька!
Отец Пети, Дмитрий, не имеющий никакого отношения к искусству, а уж тем более не ходивший на выступления балетной труппы, простой строитель, погиб полтора года назад, заваленный балками в тоннеле строящегося метро. Но для бабы Тамары он оставался как бы живым, сидел себе тихонько в сторонке, где-то на облачке, как она говорила внуку, слушал, да смотрел, как его Петя растет и радуется…
-Петенька, ты делаешь успехи! – то и дело говорила Антонина Борисовна, одобрительно кивая стараниям мальчика. – Еще немножко, и можно будет в балетное училище поступать!
Конечно, Петя был не единственным учеником, были и девочки, и другие мальчишки. И всех Антонина Борисовна одинаково хвалила и ругала, заставляла тянуться у станка, прыгать по несколько раз, до тех пор, пока ей, наконец, не понравится то, что она увидела…
…-Мама, — шестилетний Петя стоял перед дверью и исподлобья смотрел на мать. – Я не пойду больше туда!
-Как не пойдешь? Ты что?! Антонина Борисовна ждет! Ну-ка быстро собирайся!
-Не пойду, и все! – Петя убежал в комнату и хлопнул дверью.
-Петюня, да что такое? – причитая, спросила бабушка Тамара. – В чем дело-то? Ходил, ходил, а тут, раз, и не пойдешь!? Я колготочки твои постирала, высушила. Иди, родной!
-Нет! – закричал Петька и забился под кровать. – Нет, сами идите!
Они стояли и уговаривали его, ругаясь и упрекая, а Петя так и видел, как опять мальчишки, те, что строили деревянные корабли, а потом спускали их на воду маленького прудика у Дворца пионеров, смеются над ним, пока он идет по большому, с огромными арками-окнами, с портретами каких-то известных ученых, коридору.
-Колготки подтяни, слюня! – кричат они ему вслед. – Носок, носок тяни, палочник!
Отчего из всех мальчиков-танцоров эти задаваки выбрали именно его, Петя не знал, да и они сами, наверное, не могли ответить на этот вопрос, просто выбрали того, кто послабее, и тренировались в злословии.
-Замолчите! – кричал Петя. – А сами-то? Вон, ваши корабли тонут, не умеете ничего!
Его звонкий голосок разносился по пустому коридору, заставляя портреты удивленно смотреть вниз, на нарушителя спокойствия. Петя сжимал кулаки, тяжело дышал, но на самом деле он не верил, что сможет дать отпор этим выскочкам, если вдруг завяжется драка. Они были крупнее и старше него. А, как читала ему бабушка в какой-то книжке, мелкие животные не связываются с большими хищниками, им лучше убежать.
Так Петя и делал.
А потом случилось страшное.
Вот также Петр шел по коридору, ведь раздевалка для мальчиков была в другом конце этажа, а эти, «юные конструкторы», как значилось на табличке их кабинета, уже поджидали его. Петя нес тогда в руках букетик цветов. Мама и бабушка, наскребя денег, купили Антонине Борисовне цветы на праздник Восьмого марта и велели мальчику обязательно поздравить учителя с таким праздником.
Петя нес букетик тюльпанов, осторожно, стараясь, чтобы тот не качался, чтобы ни один бутон нежно-розовых цветов, таких сочно-весенних, таких свежих и праздничных, не сломался, не растрепался до вручения виновнице торжества.
-Смотрите, балерон идет! – услышал Петя еще издалека, вздохнул и замедлил шаг.
-Иди, иди сюда! Мы ждем! Батюшки, какие цветы! Никак премьера у нас сегодня!? – мальчишки хохотали и кривлялись, изображая танец.
А потом, когда Петя поравнялся с ними, ребята обступили паренька, не давая пройти.
-Все, малец, проход закрыт.
-Пусти! – процедил сквозь зубы Петя, сжимая от злости букет. Тот, хрустнув, надломился и повис в руке безобразным веником.
Петя охнул, он представил, как расстроится мама, как бабушка покачает печально головой и опять уйдет разговаривать с Петькиным отцом, которого забрала в свою комнату, чтобы он не слышал, как Петя ругается с матерью. Теперь фотография Дмитрия висела как раз напротив бабушкиной кровати. Петя, не очень, конечно, веря, что папа живет прямо на этой картинке, все же жалел отца. Вот ему бы, Петьке, ох, как не понравилось слушать, как похрапывает бабушка по ночам. Ох, как не понравилось бы…
Бабушка бы рассказала отцу, что Петя даже не смог подарить учителю цветы, что он никудышный мальчишка и совершенно не ценит то, что для него делает Антонина Борисовна…
А ведь Петя ценил! Он был благодарен учительнице за то, что она обращалась с ним, как со взрослым, что часто хвалила и стала мало ругать, что иногда угощала яблоком, что улыбалась, глядя на лопоухого мальчишечку, грациозно повторяющего за ней движения. Просто Петя не любил танцевать, но Антонине Борисовне этого никогда не говорил, боялся обидеть.
-Ох, невесте букетик нес, а сам и сломал. Ой, бабушка будет ругать! – запричитали обидчики.
Мальчишки, наверное, видели в окошко, как Петя шел с бабой Тамарой, как она поправляла его шапку и заставила надеть перчатки, хотя на улице уже потеплело. Они были свидетелями этого унизительного сюсюканья, этой опеки, они все видели…
Петя залился краской, даже кончики ушей стали красными, почти пурпурными.
-А, ну, пусти! – сделал он шаг вперед. Драки Петька боялся, ведь про него всегда говорили, что он слабенький, хилый, костлявенький, и еще Бог знает, какой. Поверив в свою немощь, Петя и вел себя как слабак. А тут вон оно как завертелось…
-А если нет, то что? – самый рослый, задиристый мальчишка, Игорек, преградил мальчишке путь. – Ну?
-В глаз дам!
-Давай! – рассмеялся Игорь и щелкнул по тюльпанам пальцами. Он скалил свои желтые зубы, все вокруг смеялись.
И тут Петя ударил обидчика. Со всей силы, наотмашь, во всего размаху, быстро вдохнул побольше воздуха и нанес удар.
Кулак угодил Игорьку в лицо, из разбитого носа накапала на пал красная лужица, Игорь охнул и схватился за лицо. Другие мальчишки отступили, притихли.
-Что стоите? Зовите Павла Романовича! Он мне нос сломал!
Петя, удивленный своей силой, крепостью руки, которая вдруг налилась такой мощью, испуганный тем, что из-за него теперь у Игорька капает кровь, развернулся и побежал обратно, к бабушке, сидящей на первом этаже. Он, как был в колготочках, шортах и футболке, нацепил пальтишко, нахлобучил шапку и потянул изумленную бабушку Тамару к выходу.
-Пойдем, пойдем, ба! – шептал он. – Ну, скорее, пожалуйста!
А сам все смотрел на лестницу, ожидая погони.
-Да что стряслось? На тебе лица нет! – причитала женщина, почти перейдя с шага на бег.
-Ничего, отменили занятие, сказали идти домой! Ну, пойдем же!
Они выскочили из больших, деревянных дверей на слепящее солнце, Петя, захлебываясь от слез, бежал впереди, бабушка за ним…
…Антонина Борисовна отошла от двери. Все это время она стояла и слушала, чем же закончится эта баталия. Она знала, что Петя выиграет. Даже не сомневалась. Он просто не ведал, насколько силен стал, насколько послушным стало его тело, не замечал, как мышцы постепенно наливались мощью, как на лице все чаще появлялось уверенное, даже строптивое, выражение. Теперь он больше не маменькин сынок, не бабушкин внук, он вкусил запретный плод своей мужской силы, и этого уже не забыть.
Нет, если бы дело пошло наперекосяк, то она вышла и разогнала эту ребятню, но Петя справился.
-Молодчина! – прошептала она. – Митька, а все-таки сделали мы из твоего ягненочка лихого казака! Видишь, Митька?…
Тоня подняла с пола букетик сломанных тюльпанов, расправила смятые лепестки и унесла, как больного зверька, к себе в каморку. — Цветы не должны страдать, они слишком хрупкие, чтобы страдать… — всплыли в голове Митины слова.
Тогда, много лет назад, еще до того, как Митя женился на Дарье, Тоня Пахомова, молоденькая, ветреная девица, крутила роман с простым рубаха-парнем Дмитрием. Познакомившись случайно, в электричке, они сцепились душами, проросли друг в друга, люди из двух разных миров…
А потом Тоня уехала в балетное училище, в другой город. А Митька остался. Разошлись пути, развела судьба, а когда столкнула вновь, Митя уже был женат на Даше, она ждала ребенка.
Тоня видела их издалека, слегка помахала бывшему возлюбленному, он кивнул в ответ. Ничего уже не могло у них быть, даже дружбы. Даша ведь очень ревнива…
-А у меня сын родился! – прошептал однажды Митя, подкравшись сзади к сидящей на скамейке Тоне. – Сын! Тоня, С-Ы-Н!
И не было, как будто, этих лет разлуки, не было любви, жаркой, глупой, безоглядной. Они просто смеялись, празднуя появление нового человека, частицы того самого Митьки, что когда-то учил Тоню делать свистульки из стручков акации…
-А ты что же, не на сцене? Отпуск? – опомнившись, поинтересовался Митя.
-Я? Да, не на сцене. Оттанцевалась.
-Это как?
-Так. Ногу сломала, не так все хорошо срослось, как хотелось бы. Врачи больше танцевать не разрешают…
Помолчали, деля грусть на двоих.
-Да ладно. Я тут во Дворец пионеров устроилась. Деток буду учить. Ты, когда сын подрастет, приводи!
-Ну, Тонь, ты извини, но мальчику в балет…
-Вот увидишь, ему это будет нужно! – заговорщицки прошептала Антонина и легонько щелкнула удивленного Дмитрия по носу…
…Но Митя не увидел. Вода в тоннеле хлынула так внезапно, что никто даже не успел отступить от сыплющихся на голову толстых, крепких балок…
Тоня пришла на кладбище уже потом, после того, как родственники ушли.
Она молча постояла над свежей могилой, провела рукой по кресту, криво вкопанному могильщиками, и ушла. Она не стала прощаться, веря, что сын, маленький Петя, придет однажды к ней, глядя на нее глазами отца…
Чудное предчувствие сбылось, но больше Петя не приходил.
-Ну, и ладно. Там сами разберутся, — Антонина Борисовна поправила макияж, еще раз посмотрелась в зеркало, и, выходя из раздевалки, захватила из сумочки ручку. Нужно вычеркнуть Петю их списков учеников…
…Петя, вздрогнув, сел на диване. Телевизор давно перестал показывать футбол, теперь шла передача о животных.
Петр, давно взрослый мужчина, сам муж, с хорошим достатком и уверенным будущим, все еще не мог забыть тот случай в коридоре Дворца пионеров, помнил, как изрезал ножницами ненавистные колготки, прямо на глазах у бабушки. Слышал, как она причитает и зовет мать. Им он так и не рассказал о случившемся, он и сам толком не понимал, что это пробудилось в нем, не узнавал бунтарский дух отца. Пусть не знают, пусть думают, что просто капризничает их маленький Петя, вдруг ставший таким большим. Но балет, все же, мужчина так и не полюбил, хотя об Антонине Борисовне вспоминал с любовью.
-Галь, давай, лучше, просто погуляем, а? Так красиво на улице, в центр поедем, на реку посмотрим! Кофе попьем на набережной? Ну, в том, нашем, местечке?
-А как же билеты?! Дорогущие билеты, вообще-то! Это ж Большой театр!… – Галя разочарованно вздохнула.
— Пожалуйста, Галчонок, я клянусь, билеты я пристрою, а в театр сходим на что-нибудь другое.
Галя долго молчала. Было обидно, он так старалась! Но что-то в Пете было такое, что заставляло уступить. Может быть, Галина вспомнила, как его мама, по секрету, рассказала о балете и колготках, которые так и не полюбил Петя в далеком детстве, о драке… Мамы, они такие! Знают даже то, что им знать совершенно не положено…
-Ладно, согласна. Билеты я отдам девочкам. Но с тебя не просто кофе, а красивый ужин при свечах на набережной. Пойдет?
-Пойдет, — довольно кивнул Петя и улыбнулся.
