Нина, закрыв глаза, наугад протянула руку. Пальцы нащупали звездочку крана. Сверху полила горячая, почти кипяток, вода. Девочка сжалась, потом вздохнула и резко сняла резиновую шапочку. Волосы, длинные, темно-каштановые, как у мамы, упали на плечи, став продолжением струй стекающей по плечам воды.
Нину трясло. Синими губами она что-то шептала.
-Ты что, Нинка? — окликнула ее подруга, Аня, что стояла в кабинке напротив. — Молишься, что ли?
-Нет, — Нина открыла глаза и, отвернувшись, встала к Ане спиной. — Стих повторяю.
-Ааа…
Стройные, с крепкими, чуть квадратными плечами, мускулистыми ногами и подтянутым, как будто ловко вылепленным по законам красоты скульптуры, телом, девочки выпорхнули из душевой, кутаясь в полотенца.
Нина ходила в секцию плавания лет с шести. Тогда маме сказали, что Нинка- девочка болезненная, хилая, нуждается в закалке. И мать записала ее в бассейн.
-Мама, а ты со мной пойдешь? Рядом будешь стоять? — Нина очень боялась утонуть, боялась перепутать раздевалки, не найти выход на воду.
-Ну, как ты себе это представляешь? — Ирина Петровна, вынув из пакета Нинины вещи, сунула их девочке в руки. — Сама должна уже уметь. Я тут посижу, в холле.
Нина вздохнула и пошла на занятие.
То первое занятие она запомнила на всю жизнь. Холодная вода, заглатывала тело понемногу, как будто растягивая удовольствие. Тренер, полная, пожилая дама в розовой футболке, Жанна Васильевна, постоянно свистела, заставляя ребятишек опускать голову в воду, до макушки, до смыкания жидкого пласта холода над шапочкой и выдыхать, наблюдая, как пузыри, юркие, прозрачные, заполошные в своей беспорядочной гонке, взлетают наверх.
Нина крепко держалась за бортик, как будто от этого зависела сейчас ее жизнь. Она старалась делать все, что говорил тренер, ведь мама так хотела, чтобы дочь плавала.
Но тут мальчишка, дрыгавшийся в воде слева, года на два постарше самой девочки, вдруг толкнул Нину, ее руки соскользнули с бортика, и она упала назад. Сквозь толщу воды она слышала мальчишеский смех, видела, как Жанна Васильевна метнулась к белому шесту, что лежал на лавке, как сунула его в воду; руки, ноги, разноцветные купальники детей-все мелькнуло перед глазами, а потом Нинка раскрыла рот и закричала. Но звука не было, был большой пузырь воздуха, который, свободный, дерзкий, выскочил из легких, уступив место воде.
-Нина! Нина, девочка, открой глазки, все хорошо! — Жанна Васильевна хлопала Нину по щекам.
Девочка закашлялась и перевернулась на бок. Руки тряслись от страха.
-Мама! — зашептала она. — Я к маме пойду!
-Сейчас, сейчас пойдешь, милая! Посиди, приди в себя, потом пойдешь. А ты, Бортник, марш из бассейна, жди в раздевалке, я буду разговаривать с твоими родителями!
Именно этот мальчишка, Витька Бортник, толкнул новенькую, а потом, испугавшись, выскочил из воды и сел на лавку, наблюдая, как девочку вытаскивают, заставляя дышать.
Жанна Васильевна, с выбившейся из пучка прядью, о чем-то разговаривала с пришедшим врачом, а Нина, не отрываясь, смотрела на Виктора.
-Извини, — наконец, буркнул он. — Я не знал, что ты вообще не умеешь.
Нина почувствовала, как по лицу текут слезы. Она быстро отвернулась и вытерла их ладошкой.
-Тебя как зовут? — Витя подошел еще ближе и положил Нине руку на плечо.
-Бортник! Отойди ты от нее! — закричала тренер.
-Нина, — вздрогнув, ответила девочка.
-Нин, ты знаешь, у меня есть дед. Он на Волге меня плавать учил. Я тоже тонул, в самом начале, маленький еще был. Он меня вытащил, а потом сказал, что, если я тут же не зайду в воду, то не поплыву никогда. Понимаешь, надо страх переступить.
Витя виновато пожал плечами, а Нина внимательно посмотрела на него. Короткие волосы, почти «ежик», грубо вырубленное лицо, широкие скулы, нос с горбинкой, оспинки на лбу и глаза, такие добрые, такие наивно-раскрытые, с искорками смеха. Нина вдруг почувствовала, что она совершенно не злится на этого паренька, наоборот, в нем есть что-то такое, что так и притягивает к себе.
-Жанна Васильевна, — вдруг крикнула Нина. — Я попробую еще раз.
-Ты что! Глупая, остановись, отойди от бортика! — тренер ринулась к девочке, но Нина уже спустилась по лесенке, чувствуя, как вода облизывает тело под черным, с красной полосой, купальником.
-Давай, малек! — кивнул Витя. — Просто вдохни, опусти голову под воду и вытяни назад ноги. Вот так, я покажу!
Мальчишка тоже залез в бассейн.
Зубы стучали друг о друга, дыхание схватило, замкнуло где-то в горле, Нина старалась вдохнуть, как показывал парнишка, но ничего не получалось. И вдруг Нина увидела мать. Та шла к ней.
-Мама! Смотри, как я научилась, — закричала Нина. — Смотри! Смотри, я сейчас!
Крепко вцепившись в кромку, врезавшись в нее ногтями, Нина сделала так, как показывал Виктор. И вдруг тело само всплыло на поверхность, легкое, худенькое, с пробегающей по каждой мышце дрожи.
-Молодчина! — Витька смеялся, а Жанна Васильевна уже вытаскивала его из воды, угрожая исключить из группы. — Ты крутая, Нинка! Дед бы мой тобой гордился!
А Нина искала глазами глаза матери.
-Мама! Ты видела, мама! Я…
Но та смотрела куда-то в сторону. Проследив за ее взглядом, Нина увидела, как мускулистые, похожие на чемоданы, мужчины прыгают с трамплина в воду. Ирину Петровну больше интересовали они…
…И так было всегда. Нина прыгала с бортика, ее глаза горели страхом и каким-то бесшабашным азартом, она старалась проплыть дорожку быстрее всех, а потом бежала к матери, ожидавшей у раздевалок, взахлеб рассказывала о своих победах, но мама только рассеянно кивала. Ее саму так мало хвалили, что чужие достижения, видимо, только раздражали ее. Нина плавала, радовалась, боялась и упрямо сжимала зубы, когда становилось больно, когда ногти синели от холода. Ее душа тоже синела, покрывалась инеем, а, может быть, панцирем, крепким, со следами чужих посягательств и маминого безразличия…
Скоро Нина стала ходить на плавание сама, подружилась с другими девочками, научилась нырять за разноцветными колечками, что разбрасывала Жанна Васильевна на клетчатое дно, покрытое сеткой бликов. Только Витьки больше в их группе не было. Говорили, что он переехал, и теперь родители водят его заниматься в Лужники…
Иногда Нина вспоминала про Виктора. Он звал ее Мальком и показывал разные трюки в воде. Он был каким-то настоящим, он любил воду, жизнь, любил Нинку, потому что она Малек, а он учит её плавать. Когда Нина научилась прыгать «бомбочкой», он станцевал для нее какой-то дикий, смешной танец. Только для нее…
И уехал, оставив Малька копошиться в воде уже без него….
-Нина, мы тебя решили в команду включить, — Жанна Васильевна остановила Нину, идущую по коридору.
-Какую? — девочка, отвлекшись от своих мыслей, повернула голову и поправила челку.
-В сборную по плаванию от нашего района. Хочешь выступать на соревнованиях? Ты хорошо плаваешь, гребки сильные, уверенные, ты же сама чувствуешь, что получается. Так, давай, поборемся с другими, а?
Нина вдруг встрепенулась.
-И мама будет на трибунах, и папа?
-Да, конечно, родителей мы всегда приглашаем. Ну, согласна?
Девочка кивнула. А вдруг мама заметит ее и, наконец, похвалит?…
Ирина Петровна не была равнодушной или жестокой матерью. Просто заботы, постоянная нехватка денег, выматывающая работа — все сделало ее какой-то неживой, бледной, отстраненной от всех простых радостей, что так остро воспринимались дочерью. Ирина считала, что каждый просто делает свою работу. Дочь учится и должна делать это хорошо, плавает и должна стараться, по-другому и нельзя. Хорошие оценки, продвижение по спортивной карьере, успехи и победы — все как само собой, мимоходом замечаемое, как неожиданный хлопок на улице, о котором забываешь уже через несколько минут, потому что в голове крутится тысяча других важных мыслей…
Нина стала тренироваться серьезно, по нескольку раз в неделю ходила в бассейн. Ее мышцы стали еще более крепкими, тело выносливым и невосприимчивым к холоду, усталости и другим слабостям, что свойственны женскому организму. Сердце четко и равномерно выбрасывало кровь в сосуды, суставы работали слаженно, легкие играли с воздухом, подчиняясь правилам вдоха и выдоха. Вот только душа не крепла, постоянно ожидая, что кто-нибудь родной, близкий вдруг улыбнется, удивленно вскинув брови, и скажет, что гордится этой простой девчонкой из Железногорска, что приехала когда-то с матерью в Москву, потому что освободилась бабушкина квартира, потому что Ирине Петровне надоело жить с простаком-мужем, потому что его она оставила в родном городе, сказав, что им нужно пожить отдельно, а дочери необходимо хорошее образование.
Отец иногда звонил, чаще трубку брала Нина. Она рассказывала ему о себе, о городе, в котором теперь живет, о том, что ее позвали в команду пловчих. Он угукал, что-то бурчал, а потом быстро прощался. Только потом Нина поняла, что у отца уже совсем другая жизнь, и звонил он дочери в те моменты, когда, она, эта другая жизнь, уходила из дома в магазин…
…-Девочки! Вы все знаете, что скоро соревнования. Сегодня будем отбирать претендентов, — строго сказала Жанна Васильевна, глядя на вытянувшихся перед ней девушек, скользя глазами по стройным, жестким телам с едва наклевывающимися признаками женского очарования, на серьезные лица без косметики. — Вы все достойны, но в соревнованиях могут участвовать только три девочки.
Она взяла в руки секундомер, первая тройка девушек встала на тумбы, готовясь к прыжку.
Нина рванулась вперед, сильно оттолкнувшись ногами. Она, если ее выберут, конечно, выпросит для матери место в первом ряду, самое удобное. Она уговорит маму прийти на соревнования…
Рывок, вода скользит по телу, вдох-выдох, ноги вдруг сводит, тело ухает куда-то вниз. Но Нина, скривившись в гримасе, не отступает. Чуть впереди, всего на каких-то несколько миллисекунд ее соперница, рыжеволосая, курносая Тамара. Тамара плавает лучше, Нина знает это, но сегодня все должно измениться…
Тренер, построив девушек, подводит результаты. Нина запасная. К сожалению… Тамара, Рита и Маша отобраны для соревнований. Нина только на четвертом месте.
-Не расстраивайся! — Жанна Васильевна хлопает девушку по плечу. — Мы с тобой поработаем, и на следующих соревнованиях поплывешь ты!
Но Нина не слушает ее, она хватает полотенце с лавки и, нацепив на ноги шлепанцы, идет в душ.
-Нина! Нина, подожди! — Жанне Васильевне вдруг становится жалко эту девчонку. Ниночка нравится ей, потому что очень похожа на нее саму…
Но Нина ушла, сделав вид, что не слышит…
…И снова горячий, душ. Почти кипяток. Времени совсем нет, нужно бежать на дополнительные по алгебре. Мать записала девочку на подготовительные курсы в институт. Но Нина не торопится, она подставляет струям воды лицо, плечи, руки. По спине пробегает легкая дрожь.
-Почему свело ноги? Почему так вышло? — рассеянно думает девушка. — И спина болит. Вот здесь…
Нина массирует кожу, чувствуя под ней жесткие бугорки позвоночника. Тело устало. Просто устало добиваться любви той, что смотрит в сторону…
И вдруг пузырек с шампунем соскальзывает с полочки и разливается на полу. Вода тут же взбивает крутую пену.
-Нинка! Аккуратнее, вон, все ноги теперь мыльные! — кричит Тамара, проходя мимо. Она только что завернулась в полотенце и, встряхивая волосы, шла к шкафчикам.
-Извини, — коротко бросила Нина. — Помой ноги, это не трудно!
Тамара, поджав губы, развернулась, чтобы включить душ в ближайшей кабинке. Но шлепанцы поехали по скользкому полу. Девушка упала, охнула и схватилась за ногу.
-Что? Да что стряслось-то? — обступили ее подруги.
-Ногу сломала, наверное! Ах, ты, Нинка, язва! Хочешь на соревнования вместо меня!…
Тамара еще что-то шептала, то и дело постанывая. Девочки позвали тренера, врача. Тамара, прыгая на одной ноге, доковыляла до медпункта.
-Ты еще пожалеешь! — прошипела Тамара, когда Нина подала ей телефон, чтобы позвонить родителям.
-Это не я! Это случайность! Шампунь сам разлился! — возмущенно ответила она. Потом хотела подбодрить товарку, но, видя, как все смотрят на нее с осуждением, махнула рукой и ушла.
Вечером отец Тамары звонил Ирине Петровне. Та, испуганно комкая в руках телефонный провод, кивала и вздыхала.
-Мама! Я ничего не делала! Это произошло случайно! — как только мать положила трубку, Нина встала рядом с ней. — Мама! Ты должна мне верить! А не им!
-Там было много свидетелей. Все говорят, что ты сделала это специально.
-Мама, ну, почему так? — закричала Нина.
-Как?
-Почему ты не доверяешь мне? Почему я для тебя пустое место, ты никогда не хвалила меня, не слушала, не понимала?! За что, мама?
-Перестань нести чепуху. В-общем, так, — Ирина Петровна сложила руки на груди. — Ты больше не ходишь на плавание, ты больше не в команде. Иначе у нас будут проблемы. Папа этой девочки угрожал мне, а я не хочу потерять работу из-за какого-то дурацкого плавания.
-Что? Дурацкого? Ты сама привела меня туда! Я старалась ради тебя, мама! Я хотела, чтобы ты заметила, как я стараюсь… И да, я очень хотела попасть на соревнования, очень! Только потому, что ты можешь прийти и увидеть, какая я у тебя хорошая. Но я проиграла. Я умею проигрывать честно, мама. А ты даже этого не знаешь!
Нина, вытирая слезы, льющиеся по щекам, развернулась и ушла в комнату.
-Нина! Нина! -напрасно Ирина Петровна стучала в дверь. Нина ей не откроет, потому что, если мать поверила этому папаше, а не ей, то, значит, Нину предали…
Перелома не было, Тамара смогла выступить на соревнованиях, показала неплохие результаты. Она даже хотела, было, снова подружиться с Ниной, но та больше не ходила на тренировки. Жанна Васильевна однажды встретила ее на улице.
-Нина! Ну, ты что? Нашла, из-за чего бросать спорт! Мало ли, что еще в жизни будет!
-Знаете, Жанна Васильевна, мне больше не нужно плавать.
-Как это?
-Ну, я зачем к вам пришла когда-то? Вернее, мать привела? Чтобы научиться. Я научилась. Все довольны. А теперь я буду жить так, как хочу, Сама.
Жанна Васильевна только пожала плечами и, попрощавшись, ушла…
Нина жила. Сама. За спиной не было никого, кто бы мог служить опорой, кто бы научил махать рукой на трудности и неудачи. Не было той опоры, за которую хватаешься, когда очень тяжело. Были увлечения, романы, но все не то…
…В очереди к офтальмологу сидел мужчина. Напряженно глядя на выходящих пациентов, он мял в руках талончик, нервно тер губы и хмурился.
-Кто последний? — пожилая женщина, держась за стену, встала перед очередью и осмотрела лица сидящих.
-Я, садитесь! — мужчина встал, уступая место.
-Спасибо, сынок. Спасибо. Не вижу я, где место-то? А, вот. Все, села.
Женщина отдувалась и вытирала лицо платочком.
-А кто сегодня принимает? Фамилия врача какая? — женщина щурилась, но не могла разобрать букв.
-Какая-то Мальцева, — ответил мужчина. Он тоже видел надпись с трудом. Это пугало.
Когда подошла его очередь, мужчина глубоко вдохнул и шагнул к двери.
-Ну, не задерживайте! Идете, значит, идете. Нет, так уступите другим! — услышал он за спиной.
-Да иду я, иду!
Вдох-выдох, просто шаг, просто осмотр, ничего страшного…
Врач сидела за столом и заполняла бумаги.
-Можно?
-Да, садитесь.
Женщина в симпатичном голубом костюме, с широковатыми для ее комплекции плечами, уверенная, чуть резкая в своих движениях, махнула рукой на стул и, что-то шепча, заполнила еще одну строчку в каких-то документах.
Наконец, она подняла голову и, глядя на монитор компьютера, сказала:
-Ваша фамилия.
-Бортник.
Потом последовал небольшой смешок. Женщина подняла глаза.
-Малек?! — услышала она знакомое прозвище. — Малек, это ты? Красава!
Нина замерла, открыв рот. Что-то родное, детское, веющее теплом и беззаботным счастьем разлилось по телу.
Вдох-выдох…
-Витька!? Бортник Витя! — она вдруг подскочила и, взвизгнув, обняла пациента. Медсестра удивленно взглянула на эту парочку странных людей.
Виктор растерялся, потом сжал девушку в объятиях.
-Малек! Надо же…
Она осмотрела его с головы до ног, улыбнулась, потом, услышав ропот за дверью, все же начала прием.
-Что случилось, Вить?
Мужчина что-то рассказывал ей, она посадила его напротив аппарата, велев прижать подбородок к специальной выемке.
-Не моргай, пожалуйста. Так…
Кольнуло где-то в сердце, сжалось, испуганно затрепетало. Руки похолодели.
-Что с тобой случилось? Ударялся головой?
-Я прыгал, Нин. С вышки прыгал.
-Давно?
-Месяц назад. Все было нормально, ну, не очень удачно вошел в воду, ну, было больновато. Ничего, прошло. А потом стало все плыть перед глазами. Что это, а, Нин? И болят жутко. Прям до мозга пронзает…
Женщина еще раз осмотрела его красные, пронизанные набухшими кровеносными сосудами, глаза.
Ему вдруг так понравилось, как залилось краской ее лицо, как живописно сошлись брови, как ресницы прикрыли грустные глаза.
-Вить, надо обследоваться. Я тебя отведу к хорошему врачу.
-Что это, Нина? Только правду. Мне нельзя болеть, я на службе!
-Кем работаешь?
-Да в двенадцатой пожарной части. Знаешь, наверное, здесь недалеко.
Нина неопределенно пожала плечами.
-Вот ведь занесло тебя, — прошептала она. — Так, вот направление. Завтра пойдем вместе. Я с утра свободна. Понял?
-Малек, ну, ты чего?! Какая больница! Ты мне капельки выпиши, и дело с концом!
-Что, боишься больниц?
Виктор кивнул.
-Ха, считай, это месть за то, что ты тогда макнул меня в бассейне. Хулиган!
Медсестра продолжала таращиться на них, забросив все дела.
-Ну, на пользу же пошло! — Витя усмехнулся. — Малек вырос в рыбку. Золотую…
-Ладно. Вот мой телефон. Вечером позвоню, а пока никаких физических нагрузок, вот больничный. Сиди смирно, а то как бы чего не вышло. Большие проблемы у тебя.
-Что? Нин, что?
Но она уже открыла дверь и позвала следующего пациента.
-Вечером все объясню…
Нина еле-еле дождалась окончания рабочего дня и позвонила Виктору.
-Ты дома?
-Да. Ты же велела сидеть смирно. Я сижу…
Через полчаса они встретились в кафе. Сумрак небольшого зала скрывал ее горящие глаза, музыка, приглушенная, спокойная, прятала дрожь в его голосе.
-Как ты, Нинка? Как попала в поликлинику? — начал Витя, чтобы оттянуть момент разговора о своих проблемах. — Еще плаваешь?
-Нет, не плаваю. Свою норму я выполнила, а медали пусть другие завоевывают, — усмехнулась она.
-Жаль, — расстроенно ответил Витя. — Как мама?
-Мама? А что, мама… — протянула Нина. — Живет, страдает. Тяжело, говорит, жить ей.
-Болеет?
-Нет. Просто мир устроен не так, как она хочет. Вот и страдает. И я устроена не так, как она хотела.
-Ты нехорошо говоришь… — Поднял глаза Виктор. — Она же любит тебя. Мама же…
-Любит, наверное. Только очень умело это скрывает.
Потом Нину словно прорвало. Она рассказывала, как старалась, чтобы мать похвалила ее. Все детство старалась, а ничего не вышло; как Тамара упала в душе, и мать поверила, что Нина виновата, как было тяжело ей жить без человека, который скажет «Красава» и хлопнет по плечу…
-Ну, Нин, ну, ты чего расклеилась-то? — Виктор испуганно смотрел на сидящую напротив него женщину. Она плакала, это было так странно и страшно…
-Ничего, Витек, ничего. Я просто устала. А тут ты, так хорошо, что ты появился! — она сжала его руку.
Вдох-выдох. Сердце ухает где-то в горле, трудно дышать, потому что ее Витька попал в беду…
-Ну, а ты как жил? — Нина вытерла зареванное лицо салфеткой и, шмыгнув носом, посмотрела на мужчину.
-Да нормально жил. Пока головой не треснулся. А потом встретил Малька, который стал рыбкой…
Они смеялись, болтали о ерунде. Каждый боялся начать разговор о главном…
-Вить, а ведь все плохо, — вдруг сказала она. -Если бы ты пришел раньше, глядишь, проще лечить было бы…
-Я не мог. Был занят, — буркнул Витя, сделав вид, что рассматривает меню. — Будешь торт?
-Да Бог с ним, с тортом. Завтра, если скажут делать операцию, ты согласишься, понял?
Виктор замер, выпрямившись на стуле.
-Что?
-Что слышал. Завтра в девять у больницы.
Она резко встала и, попрощавшись, ушла…
…Операцию сделали через неделю, когда Витька обегал всех врачей, собрал нужные бумажки и явился на госпитализацию.
-Нин, тут твой пришел, — услышала Нина в телефоне голос бывшего преподавателя. — Сегодня кладем, завтра все сделаем…
…Это было так странно — лежать и чувствовать, как кто-то копается в твоем глазу, слышать, как врачи над тобой обсуждают последние новости, смеются, потом затихают, подсказывая друг другу, что нужно делать, потом снова переключаются на другие темы.
Виктор сжимал кулаки до синевато-красных следов от ногтей, боли не было, разум как будто парализовало, все было, как сквозь сон, расширитель надежно держал глаз. Врачи иногда просили посмотреть вверх или в сторону. Вите хотелось сбросить с себя все датчики, освободить лицо, но он был надежно зафиксирован на операционном столе.
-Потерпи, парень. Это еще цветочки! — приговаривал хирург. — Немножко осталось…
…Лежа с повязкой на лице, Виктор слушал, как шаркают рядом другие больные, как где-то играет музыка, как в столовой звенят вилки. Мир вдруг наполнился таким количеством разных звуков, о которых Виктор даже и не думал раньше.
Когда он плавал, мир тонул, заполняя уши гулом и треском воды. Оставались только глаза. Теперь же все было наоборот.
-Витя, Вить! — услышал он шепот над ухом. Кто-то взял мужчину за руку. Мама…
-Мамуль, привет! — он хотел сесть на кровати, но вспомнил, что велено лежать.
-Ну, как ты? Врач сказал, что все хорошо прошло. Как ты себя чувствуешь? — мама гладила парня по голове, расправляя спутанные волосы.
-Хорошо. Даже ничего не болит. Ой, чем это так вкусно пахнет?
-Я тут тебе суп приготовила. Врач разрешил тебе аккуратно сесть. Давай, вот так…
Нина, остановившись у двери, внимательно смотрела, как Виктор, улыбаясь и ловя мамину руку, что-то рассказывает ей, как она то и дело дотрагивается до его лица, гладит, как маленького. А он даже не смущается. Сейчас есть только он и она, его мама. Они черпают силы друг в друге… У Витьки всегда была опора, стена, к которой, в случае чего, можно прислониться и передохнуть.
Нина тихо развернулась и пошла по коридору к хирургу, что делал операцию Виктору.
-Ну, что, Роман Борисович, как он? Вам спасибо большое, что взяли его, я знаю, у вас и так много пациентов! — Нина мялась с ноги на ногу, как когда-то давно, на экзамене.
-Нина, я знаю, что просто так ты меня не побеспокоишь, — ответил Роман Борисович. — Все там нормально будет, я думаю. Ты сама-то как? Не решилась к нам перейти? Я местечко берегу…
Он выжидательно замолчал. Нина была хорошим врачом, а еще красивой женщиной, которая заняла сердце Романа когда-то давно, да так и осталась там, разбив свой лагерь, но не пуская на свою территорию никого.
-Я подумаю еще, — Нина отвела глаза.
-Ладно, иди к своему пациенту. А то скоро тихий час!
…Нина увидела, как Виктор, неуверенно шагая и держась за стену, движется куда-то по коридору. Повязка на глазах, ноги шагают широко, тело качается.
Женщина осторожно подошла ближе.
-Ну, иди на голос, иди сюда! — сказала она. — Прямо, вот так, давай руку! Куда ж ты собрался?
-А, Малек! — Виктор замер и расплылся в улыбке. — Как хорошо, что ты приплыла. А то я что-то тону.
-Ничего, все хорошо. Вдох-выдох, вдох-выдох…
Она взяла его за руку и повела обратно в палату…
…-Знаешь, ты, пожалуй, единственный в моей жизни, кому не безразлично, есть я или нет! — скажет она ему уже потом, когда они останутся наедине, когда свеча, трепеща на сквозняке, вдруг погаснет, накинув на влюбленных покрывало темноты, когда два кольца, словно вылитые из одного куска драгоценного металла, будут сверкать на пальцах молодоженов. — Даже тогда, в детстве, ты один замечал, что я подросла. Мама только ворчала, что надо покупать новую одежду, а ты радовался. И я так рада, что ты тогда толкнул меня, в день нашей первой встречи!
-Ох, Малек, да помолчи ты немножко!…
Вдох-выдох, два дыхания как одно, две жизни, ставшие единым целым,опора друг для друга…
