Этой ночью мне плохо спалось. Обычно плохо спится, когда поднимается давления, и тогда я верчусь до утра, с трудом поднимая от подушки тяжелую голову.
Но это был другой случай. Вчера я встретила его. Того, кто стал моим наваждением и кошмаром. Моим самым большим счастьем в жизни и… моей неудачей.
Впервые я увидела Лешу в… своем классе. Худой, длинный, вечно витающий в облаках и не желающий хоть как-то воспринимать конструкции математических формул, которые я старательно писала на доске. В общем, обыкновенный тихий троечник, каких в каждом классе хватает. И я – одинокая учительница двадцати семи лет от роду и «классная дама» 11 «б», попавшая по распределению в чужой город. Тогда я только что пережила самую большую и единственную, как тогда думала, любовь, и не менее бурное расставание.
Будущее казалось беспросветным, работа — нелюбимой. Вот и срывалась на учениках, за что заслужила обидную кличку «Вобла». Это потому что была я худая и высокая, с узким лицом и длинными прямыми волосами. Я уже молчу про мои почти ровные формы. Чего уж говорить, дети, они метко подмечают…
Особенно доставалось Леше. Уж не знаю, чем он так выводил меня из себя, но к доске его гоняла беспрестанно, постоянно отчитывая за отсутствие мозгов и элементарного интереса к математике. Он понуро молчал и как-то странно покорно на меня смотрел, вызывая еще большее раздражение.
И тут мне пришлось проводить с отстающими дополнительные занятия. Нельзя сказать, что все восприняли это с энтузиазмом. Сначала человек пять-шесть приходило, затем трое, двое. И, наконец, остался один Леша. Вот уж не думала, что его так влечет математика!
Мы решали задачки, разбирались в формулах, и я все больше понимала, как была к нему несправедлива — парень просто запутался, стеснялся своего незнания, и отчаянно пытался наверстать упущенное.
Однажды Леша принес на занятия большое яблоко и совершенно серьезно посоветовал:
— Вам надо побольше витаминов есть, Ирена Францевна. Вон, какая вы бледная. И еще прическа вам эта не идет… А в остальном все на уровне.
Я хотела вспылить, рассердиться на такую дерзость, но неожиданно для себя рассмеялась.
— Так вы еще красивее, когда улыбаетесь, — самоуверенно заявил он.
И мне почему-то стало очень хорошо…
Незаметно мы подружились. Для меня было открытием, что с восемнадцатилетним юнцом (он по болезни пропустил год) можно серьезно поговорить о книгах, фильмах, о жизни. И еще я стала замечать, что, когда у меня уроки в 11 «Б», хочется выглядеть безукоризненно. Я сходила в парикмахерскую, постриглась, купила новый костюм. Боясь признаться в этом даже самой себе, я начала ловить себя на том, что уже жду этих занятий, словно свиданий, хотя тогда я и помыслить не могла, что между нами может быть что-то еще, кроме дружбы…
Так мы занимались полгода, все больше узнавая друг друга. Конечно, в дневнике у Леши уже давно стояли одни хорошие оценки. Конечно, в классе шушукались, что его мамочка нашла подход к «училке», и теперь «Шпале» (так прозвали Лешу), можно не заниматься. Но я знала, что математику он вытянул, и совесть моя была чиста. Чиста хотя бы по этому поводу. А в остальном… К моему страшному стыду, остальное было не совсем безгрешно. Я не могла понять, почему меня так волнуют его прикосновения, почему так обдает жаром, когда он «по-особому» смотрит на меня. Меня смущало это, тревожило и… радовало. В общем, в душе моей царили сплошные противоречия.
А весной я очень сильно заболела и не ходила на работу. Валялась в одиночестве с огромной температурой: ни друзей, ни подруг, ни мало-мальски близкого человека — за лекарствами и то некому сходить. Опять не признаваясь себе, я ждала ЕГО. Своего ученика…
И он пришел: купил все необходимое, сидел целый вечер рядом, угадывал мои желания, менял компрессы. И на следующий день пришел, и через день.
А потом было что-то необъяснимое. Я еще не совсем оправилась от болезни, и мы, сидя с ногами на диване, болтали о какой-то ерунде. Не помню, кто к кому потянулся первым, но ту ночь я не забуду никогда в жизни.
Проснувшись утром и увидев школьный портфель на полу, я вдруг опомнилась. Стараясь не смотреть в глаза своему неожиданному «молодому человеку», открыла дверь и сказала: «Уходи».
Он смотрел на меня глазами собаки, которую только что ударил хозяин.
— Уходи, слышишь, уходи! — уже заорала я. — И не приходи сюда больше. Никогда!
Ужас, стыд, счастье — все перемешалось во мне. Но одно я знала твердо: это не должно больше никогда повториться.
После этого происшествия школа для меня стала настоящим адом. Видеть его рядом и не сметь коснуться. Делать строгое лицо, когда он смотрит на меня. Я поняла, что люблю его, но на этом, единственном на всем белом свете для меня мужчине, лежал строгий запрет, виной которому была его юность.
«Добил» меня приход Лешиной мамы. Немолодая уже женщина с волевым лицом и усталыми глазами растерянно пыталась выяснить, что происходит с сыном.
— Не ест, не пьет,— жаловалась она,— в школу ходить не хочет. Уж вы поговорите с ним, посодействуйте. Я его с собой привела.
— Да, мы поговорили тогда с Лешей, а точнее сказать просто целовались в пустом классе, пока его мама ждала за дверью.
Следующая наша встреча с ней, спустя год, была уже иной. Жесткая маска лица, тяжелые, как камень слова: «старуха», «окрутила», «никто не позарился»…
Самое ужасное, что сказать в ответ было нечего.
Через некоторое время Леша ушел в армию, а я, словно восемнадцатилетняя девчонка, ждала его. В той школе, естественно, уже не работала, да и в другую, на окраине, устроилась с трудом: нашумевшая история шлейфом самых изощренных домыслов тянулась за мной. Но… был Леша. И это стоило всех неприятностей.
Свадьбу, по понятным причинам, справили тихо. Так же тихо стали жить в однокомнатной квартире, которой к тому времени я уже обзавелась. Мне «стукнуло» тридцать, ему – двадцать один. Такая вот семейка: у зрелой женщины муж-мальчик.
Не буду утомлять рассказом об отношениях к нам моих и его близких. Замечу только, что сначала мы жили очень хорошо. Леша работал на заводе, я — в школе, ночи были невероятно романтичными и мы везде появлялись вместе.
Но постепенно такая жизнь стала надоедать и утомлять. Захотелось общения вне семейного очага. Вот тут-то и начались серьезные проблемы. Его друзья, поначалу бывая у нас, не знали, как со мной разговаривать, как ко мне обращаться. Да и на моих подруг он смотрел, как на тетенек. Я же наотрез отказалась ходить по дискотекам.
Дальше выяснилось, что Леша крайне легкомысленно относится к семейному бюджету. Он мог купить на последние деньги охапку роз и даже не подумать о том, что в холодильнике пусто. Я, конечно, учила его уму-разуму, но все чаще появлялось ощущение, что я не жена, а мама. Впрочем, по большому счету так оно и было.
Но самым страшным для меня оказалось то, что его неудержимо тянуло к ровесникам, а точнее к ровесницам. И здесь я ничего поделать не могла. Неладно у нас все пошло.
Несмотря ни на что, через два года родила я Леше прекрасного сына. А он… обиделся, что все внимание теперь не ему, а малышу. Его раздражали пеленки-распашонки, моя усталость в постели… К тому же, я видела, что он — словно зверь в клетке, который, если снять запоры, с радостью умчится на волю.
А потом еще та злополучная свадьба его друга. Я после родов немного располнела, исчезла некая девичья порывистость в движениях. Я все чаще ловила на себе Лешин недовольный взгляд. Когда шли на торжество, понимала: он стесняется меня. И неудивительно. На свадьбе было столько молоденьких девчонок… После первого «обязательного» танца со мной он уже вовсю заигрывал с этими милашками. А я, сидя со старшими гостями, слушала досужие разговоры.
С той свадьбы я ушла в слезах. Леша, раззадоренный успехом и спиртным, остался. У него и в мыслях не было успокоить меня, приласкать.
Утром, проспавшись, он сказал: «Если молодой у тебя муж, то следи за собой».
И я бросилась в погоню за молодостью: стала делать зарядку, нашла портниху и сшила несколько модных платьев и извела горы косметики. Но все уже было тщетно — как женщина я больше не интересовала мужа. А он, что называется, «пустился во все тяжкие», даже не давая себе труда скрывать свои похождения. Я страшно ревновала, устраивая грандиозные скандалы, и словно сошла с ума, став посмешищем для всех.
Но всему рано или поздно приходит конец. Каплей, переполнившей чашу, стала фраза, сказанная мужем во время очередного скандала: «И зачем я на тебе, такой старой, женился?».
Мы развелись под ехидные замечания его мамы, что, мол, «позарилась на молоденького». И я понимала, что сделала огромную ошибку. Но вот только в моей ли воле было ее не совершать? Лешу я не винила. Понимала, как наивно было рассчитывать на любовь. Мы из разных поколений и этим все было сказано. Хотя, живут люди и с большей разницей в возрасте. Получается, дело было не совсем в нем?
Зато у меня остался сын – мой Андрюшка, так похожий на Лешу.
Растила его практически одна. Какое-то время еще приходили алименты, а после бывший муж совсем растворился в тумане.
Андрей рос очень похожим на отца, но, главное, умным и добрым. И во всем мире была у него только я — единственная тетка, которая меня вырастила, давно умерла, а родная бабушка так ни разу на внука и не взглянула.
Но мы не пропали. Через пять лет после моей неудачной истории, я вышла замуж за хорошего человека. По странному стечению обстоятельств, он был старше меня на десять лет. Зато с ним я наконец-то избавилась от комплекса неполноценности и поняла, что на самом деле – женщина в самом соку. И почувствовала наконец-то себя молодой женой.
Я родила еще девочку, сделала карьеру и стала даже заместителем директора школы.
Оттуда и ушла на пенсию.
Сын мой вырос, имеет свое небольшое предприятие и даже государственные награды. А моего второго мужа почитает за своего отца. Естественно, мы ни в чем не нуждаемся.
Мне сейчас шестьдесят два года. Я хорошо одета, выгляжу намного моложе своего возраста. Хожу в бассейн, езжу на велосипеде.
И вот когда я вчера ехала из бассейна, то и увидела Лешу. Он был какой-то мрачный, потертый и, наверное, не очень трезвый. Я посигналила ему, но он меня не узнал. Да и не надо.
Эх, Леша, Леша…
Ирена.
