Горят дровишки в печке, потрескивают.
Сидят возле печи ребята, занимаются делами, кто книжку читает, кто рисует, кто в куклы играет.
Вечер уже, за окном вьюга воет.
Бабушка вяжет бесконечные носки, всех внуков следует обвязать, да не по разу.
Дедушка, переделав все свои дела, подсаживается к печи, приоткрывает поддувало…
-Нуу, опять старый соску свою достал, — шепчет сердито бабушка.
-Да я это, маненько подымлю, в печку мать не ругайся.
-Да ладно уж, дыми чего уж там.
-Деда,- поднимает голову от книги старший мальчик, а можешь нам сказку рассказать?
-Сказку? А отчего не рассказать, только дети расскажу я вам не сказку, а историю.
Такую историю, что приключилась со мной когда я был мальчиком, вот примерно твоего возраста, Витя, — сказал дедушка указывая на мальчика, который читал книгу и попросил рассказать сказку, может на пару годков поменьше, да, годов пяти я был.
Дело это было аккурат перед войной.
Ездили мы с братом моим старшим, Фёдором Игнатьевичем, к бабушке с дедушкой нашим, что жили недалече, в соседнем селе, Лесное называлось то село. Теперь давно уже нет той деревни.
А когда -то девятьсот душ было, более ста дворов.
Родитель наш, царствие небесное, рано нас к труду приучил, с лошадками, с живностью мы лет с шести уже управляться могли.
И вот как-то отправили нас значит погостить с Федею, поехали мы на лошадке, а как же, тут недалеко, потому нас одних спокойно отправляли, погостить, да по большей части, старикам помочь.
Два дня пробыли у деда с бабой, под вечер домой решили отправиться ехать недалеко.
Бабушка ни в какую не хотела одних отпускать, даже слышать не хотела, заразила своими сомнениями и деда.
-Может до утра подождёте? Не надо в ночь ехать, а утром, мы с бабкой рано встаём, только петухи пропоют я вас до околицы провожу.
-Деда, баба, ну что мы, дети малые?- говорит Федюшка, а ему в ту пору почитай годков тринадцать уже было, по тем меркам мужчина почти, поехали всё же.
Бабушка пирог в дорогу завернула, яиц, лука, сала копчёного, ох и сало деда делал, но это отдельная история.
Ехать нам час от силы, а она навертела целый куль еды, что сделаешь, бабушка.
Деда проводил нас до околицы, а дальше мы сами.
Едем, болтаем, Федюшка лошадкой управляет, а я значица на сене лежу в небо, смотрю и брата слушаю.
Федя знатный мастак был сказки сказывать, вот он несёт околесицы разную, про птиц железных, что будут по небу летать, про разное такое, а я значит слушаю и доходит до меня ребята, что слишком долго мы едем.
Я сел в телеге -то а кругом лес тёмный, да незнакомый, по времени конечно уже вечер, но такой темноты быть не должно, мы должны были засветло домой вернуться, а тут…тёмные и корявые деревья какие-то цветы алые, вьются во тем деревьям, словно кровь, а листвы не видно вот будто на нитях каких те цветы.
Я Федюню в бок толкаю, тот говорит не поворачивая головы, чтобы я лёг в сено и глаза закрыл.
-Где мы Федюшка?
-Не знаю Ванечка, где-то свернули не туда.
-Мне страшно, говорю.
-Ничего не бойся Воронок нас домой выведет, я сейчас вожжи опущу и к тебе сяду не бойся.
Так и сделал Федюшка, вожжи намотал на выступающую часть облучка и юркнул ко мне в телегу зарылись мы значит в сено и лежим.
Воронок идёт тихонько, Федя мне велит глаза не открывать, для надёжности прижал к себе и рукой мои глаза прикрыл.
Едем слышу будто кто-то сел тяжёлый на облучок к нам, Воронок фыркнул и вроде понёс быстрее, а кто-то вожжи взял и натянул их, и вроде чётко сказал слова, что обычно говорят лошадям, мол, но, пошла.
Но как -то зло сказал.
Федюнюшка мне рот зажал, я зубами ему в руку вцепился, он молчит терпит, только к себе меня прижимает.
Едем, едем, остановились.
Слышим кто-то тяжёлый сполз с телеги, по другому и не скажешь и пошёл тяжело дыша и переваливаясь в сторону.
-Молчи, шепчет в самое ухо Федя, молчи и не слушай, никого читай про себя молитвы, слышишь?
А какие молитвы, у меня со страха сердечко, словно воробей в клетке, бьётся так, что вот- вот выскочит, я и имя-то своё забыл.
Слышу голос, зовёт нас по именам, мы молчим.
-Я знаю что вы здесь, -зло так говорит, — выходите, выходите я накормлю и напою вас покажу такие чудеса, что вы и не видели, и даже не думали что такое бывает.
Выходите дети, я покажу вам дорогу к счастью, все мои дети счастливы рядом со мной.
Слышим голоса детские словно колокольчики, смеются, переливаются, зовут нас. И один прямо отчётливо так зовёт меня по имени
-Ваняяяя, Ванечка…
Это же сестричка наша Сонечка, — дошло до меня, моя сестричка любимая, двойни мы с ней были, три года назад ушла сердешная, круп у неё был…
Я уже было к Сонечке рванул, да Федюшка меня поймал, своим телом накрыл, да как в голос закричит, «Отче наш», значит, тут и я подхватил, стали вместе говорить слова молитвы, они будто сами с губ у меня слетали.
Ветер поднялся, слышим свистит, сучки ломаются, а мы лежим и повторяем, повторяем
— Отче наш, иже еси на небеси…
-Хватит замолчите — кричит кто-то нам истеричным женским голосом, — а мы только громче говорим с Федюшкой, будто сила у нас откуда взялась и страх проходить стал.
Вмиг всё стихло, лежим молчим, прижались друг к другу, не шевелимся.
-Ваша взяла, — говорит опять голос, — выходите, исполню три ваших желания.
Молчим.
-Каждому по три.
Молчим.
-Ну что же, видно Федюшка что ты и правда братика любишь своего, я тебе хотела птицу железную показать про которую ты так рассказываешь и ещё кое-какие чудеса, но для этого тебе просто с телеги надо сойти, а то как ты всё увидишь?
За Ванюшку не бойся, не бойся, иди сюда. Посмотришь только одним глазком и назад.
Федюня слышу руки отцепил, а голос -то уговаривает его, что-то обещает, я как вцеплюсь ему зубами в руку, как заору опять слова молитвы, он и очнулся братец -то, Федюшка.
Опять значит лежим.
-Ладно,- говорит голос, — утомили вы меня, садись Фёдор на своё место да поезжайте отсюда как приехали, тем же путём.
-Мы не по своей воли сюда заехали, — говорит братец, а сам за крестик нагрудный держится, — нас сюда что-то завело.
-Да? — смеётся голос уже вроде как не сердито, — смелые вы мальчишки, а ещё и добрые, и сердцем чистые, не каждый такое испытание и взрослый выдержит.
Слушай, Федюшка, перемены скоро будут в жизни твоей, да не только твоей, а всего народа, не успеешь подрасти, как воевать тебе придётся идти, с той войны живой придёшь и невредимый.
Вторая же война, которую братоубийственной потом назовут, захватит тебя, будешь мотаться по степям и лесам, Ванюшку только крылом заденет, а вот третья…тяжёлая самая.
Но вы живые будете, оба, а теперь ступайте мальчики, повеселили вы меня, да утомили…
-Кто ты, — спросил Федюшка, дрожа словно лист осиновый.
-А того тебе знать не надобно, уезжайте отсюда, да помните, всегда брат за брата стойте, тем вы мне и понравились, а теперь…но…но пошлааа…
Проснулись мы с братом от яркого солнышка, что светило нам прямо в глаза, Воронок мирно травку щипал, смотрим, а мы у двора своего стоим.
Вот- вот матушка с батюшкой проснутся делами заниматься начнут…
-Ну и сон мне приснился, Федюшка, ууух страшный какой…
Смотрит на меня Федюшка и ни слова не говорит.
-Что такое? А почему мы так долго ехали? И почему мы не дома спим?
-Это не сон был — тихо говорит братец, — это не сон…
-А что же? Федюшка?
-Не знаю морок какой-то, Ванечка, ты никому не говори, ладно? Нам не поверят брехунками, назовут…Молчи, скажем за темно приехали, не захотели родителей будить, в сене спали. Понял?
Я головёнкой мотнул.
Родители и не спросили где мы так долго были, будто так и надо было. Только пошли мы с братцем в баню, а у него спина, будто розгами били, вся в полосах красных.
-Что это? Федюшка?
-Это я когда тебя закрывал, там в лесу, что -то било меня по спине, будто прутья хлестали меня…
Заплакал я тогда и братика обнял.
-Не плачь ты что глупенький, мне не больно, правда. Оно пройдёт скоро.
-Федя, а нечто правда, что этот голос говорил?
-Не знаю Ванечка, поживём, посмотрим.
А в скором времени, напала на нас Германия, мы на покосе были, как прискакал мальчишка, Савка Миронов, мой годок и прокричал что война.
Тятьку тогда забрали, всех мужиков взрослых, потоми Федюшку с ребятами.
Тятя живой пришёл, израненный весь да газами надышался…А Федюшка…Федюшка однажды ночью в окно моё постучал, как тогда, когда с гулянки возвращался, что бы тятька не надрал уши, что поздно пришёл. Я ему вставал и двери открывал тихонько.
Вот и в тот раз, постучали будто Федюшка.
Федюшка и был, с товарищем.
-Ты дезертир?- спросил я у брата, когда накормил их тем что, мог стащить из кухни и тихонько принёс гражданскую одёжку.
-Ты Ванечка скоро всё узнаешь, — обнял меня братка, — узнаешь и гордиться мной будешь.
И прав был тот голос, мотался братка по степям и лесам, власть новую устанавливал, а меня крылом задело, я связным был у них, никто бы не подумал что в нашем захолустье, целый партизанским отряд, товарища ***окопался.
А как закончилась Гражданская война, так и стал я с братом восстанавливать страну молодую. И не чаяли мы что через столько лет, будет и та, третья война, про которую голос говорил.
И оттуда мы живые вернулись. Вот так ребята, а про историю ту, я первый раз кому -либо рассказываю.
Нет уже Федюшки, да я думаю, он не осердился бы на меня, что я рассказал вам, детки. Ну, не забоялись ли?
-Да ково не забоялись, старый, тут и я, сидела ни жива ни мёртва, — подаёт голос бабушка, — ууух, аж сердце замерло.
-Нет, мы не испугались, деда, — заверяют дети.
-Дедушка, — серьёзно спрашивает Витя, самый старший из внуков, — дедушка ты подробнее про те войны нам расскажешь?
— Расскажу, Витя, потом. А тепер,ь давайте спать, ребята.
Уложив детей, сидят старики тихонько у печи, склонив головы шепчутся.
-Ух, Ваня, какие ты сказки страшные умеешь сказать.
-А это и не сказка Поля — усмехается дедушка, помнишь ты с молодости удивлялась откуда у меня седина так рано появилась, я тебе наплёл что по роду так?
-Ну?
-Я в ту ночь поседел Поля, мне голос тот во сне приснился и сказал, что никто не заметит мой изъян, будет мол, на мне морок, и лишь любящее сердце увидит. Вот ты и увидела, и не надо было мне доказательств твоей любви, я и так понял всё.
-Ох, Ванечка…
-Идём, Поля спать завтра будет новый день.
Мавридика д.
