— Буэнос диас, амига! — говорила моя испанская бабушка.
Она всегда называла меня амига, что по-испански означает друг. Мне это в детстве так нравилось. Всех по именам звали, Петька там, Колька, а я был Амига.
Нет, моя бабушка не была испанкой, и её не звали какая-нибудь Хуанита, хотя было бы здорово. Она просто была учителем испанского языка в университете и любила Испанию заочно, побывав там всего лишь раз в жизни. И в детстве у меня просто не было выбора, чтобы не знать испанский язык. Хотя я был и не против, я любил бабушку, и, как тогда думал, что любил её больше, чем маму, но это совсем другая история.
Лет с трёх, наверно, бабушка начала учить меня испанским словам. Нет, не навязчиво, а так, будто играя. И я приводил в умиление воспитателей в детском саду своими: Грасиас, Мучо густо, Пор фавор.
Они, захлёбываясь от восторга, говорили бабушке, когда та приходила меня забирать, что я очень способный мальчик и меня нужно отдать на отделение ин. яза.
Я тогда не понимал, что это за отделение такое. Оно казалось мне каким-то страшным чудовищем, которое питается способными мальчиками. И я, выходя за ворота детского сада, говорил бабушке:
— Ба, не надо меня инязу отдавать. Я боюсь.
А она в ответ смеялась и отвечала:
— Не слушай ты этих глупых баб. Только чур им не говори, что они глупые. Куда тебя отдать мы с мамой решим без их советов.
Я, конечно же, воспитателям не говорил, что они глупые бабы, это было нашим с бабушкой секретом. Но всегда громко смеялся, когда они в очередной раз начинали меня хвалить. Что привело к их обеспокоенности, и они, думая, что я не слышу, обсуждали:
— Странный мальчик, очень странный. Такие способности не проходят даром. Наверняка у него какие-то отклонения. Ну не может ребёнок ни с того ни с сего так смеяться.
Права была бабушка, эти бабы были глупыми, но про услышанный разговор я никому не говорил, даже ей. Обидно как-то было, да и слово отклонение пугало так же, как и иняз.
Но я вырос, пошёл в школу, естественно, я там учил испанский язык. Хотя мне было скучно учить то, что я знал ещё с детского сада, но я смирно получал пятёрки и был самым способным учеником по испанскому языку в школе.
А на лето мы с бабушкой уезжали на дачу и жили там до самого сентября. В то время она уже ушла на пенсию и занималась только репетиторством. Но лето для неё было святым временем года, когда она не брала никаких учеников.
— Лето, это время фиесты в Испании. Поэтому жить это время нужно весело и расслабленно, — говорила она, загружая папину машину под самую завязку всякими штуками, которые папа выбросил бы, если бы не боялся бабушкиного гнева.
Машина стонала, скрипела, папа вздыхал, а бабушка пела песни на испанском языке и помигивала мне. Я обожал бабушку, лето, и дачу, где у нас было три месяца праздника.
Что мы с бабушкой делали на даче?
Ну, в первые дни мы отмывали дом от пыли и паутины. Папа выгружал наши вещи и тут же уезжал, говоря, что у него дел под самую завязку.
А бабушка, глядя на зад отъезжающего автомобиля, смеялась и бросала в след:
— Трус и лентяй.
А папа не был трусом, он просто не любил суету, которую бабушка называла творческим беспорядком.
Ну, а нам и без папы было очень весело.
Родители, конечно же, приезжали по выходным, привозили нам продукты и всякие нужные вещи, которые бабушка заказывала. Мама любила лежать в гамаке с книжкой в руках, пока папа, чтобы угодить любимой тещеньке, как он называл её за глаза, выполнял мелкие ремонтные работы по дому. То доску в заборе прибить, то крыльцо починить, то камней с реки натаскать для бабушкиного сада камней, который она соорудила за домом, где был прекрасный вид на реку и на закат.
— Мама, может тебе что-то помочь в огороде? — спрашивала моя мама, когда ей надоедало лежать в гамаке.
— Ни в коем случае, дорогая. У нас там каждая травинка растёт на своём месте. Сходи лучше на речку. Вода, как парное молоко, — отвечала бабушка, не любившая, когда в её огород лезут люди ничего в нем не понимающие.
А вечером, когда папа с мамой уставшие, но довольные отдыхом на свежем воздухе, собирались домой, бабушка выносила им эспанадас с сыром и базиликом.
— Мамочка, твои эспанадас самые вкусные на земле, — говорила мама, целуя бабушку в щёку.
И мы с ней оставались одни. Бабушка зажигала на веранде лампу, выносила самовар, блюдо с эспанадас, которые я любил безумно, и мы с ней садились чаевничать. Она рассказывала мне про Испанию, страну солнца, апельсинов, и горячих мужчин. А я ел, слушал, и думал, как же я люблю свою испанскую абуела.
